пытался отговорить их, но... У них уже все было решено. И Анни отправилась в Лас-Вегас...
– Продолжайте.
– Примерно через полгода ко мне обратился Тед. Сказал, что хочет взять Монику к себе.
– А вы ответили ему, что если суд отдал ребенка Анни, то сделать ничего нельзя, верно?
– Не совсем. Я сообщил ему кое-что другое.
– Что же?
– Что суд может отменить свое решение по поводу опеки только в том случае, если выяснится, что мать не заслуживает доверия.
– Что это значит?
– Например, если она воспитывает ребенка в публичном доме. Или если будет доказано, что она наркоманка или алкоголичка.
– Какое это имеет отношение к Анни?
– Видите ли... – замялся Добберли.
– Я вас слушаю.
– Мне всегда нравилась Анни, мистер Клинг. Мне не хотелось бы сообщать вам сведения, которые могут бросить на неё тень. Я рассказываю все это только по той причине, что мой клиент счел для себя возможным заявить о пересмотре дела.
– Вы подали апелляцию?
– Да. Мы надеялись, что суд изменит решение.
– Когда это было?
– Почти год назад. Но суды перегружены, мистер Клинг. Мы все ещё ждали ответа, когда Анни погибла. Я взял прошение назад. Теперь в нем нет необходимости. У Буна все права на ребенка.
– А на чем была основана апелляция? – спросил Клинг.
– Мы пытались доказать, что Анни как мать не заслуживает доверия. Вы, должно быть, понимаете, мистер Клинг, что, если бы она плохо одевала ребенка, или если бы они жили в нищем районе, или у неё было слишком много... как бы сказать... приятелей, все это далеко не достаточные поводы для апелляции.
– Понимаю, – сказал Клинг. – В чем же тогда был повод?
– Она была безнадежной алкоголичкой, – ответил Добберли и тяжело вздохнул.
– Но Бун и словом об этом не обмолвился, – заметил Клинг. – И миссис Травайл тоже. Клинг ненадолго задумался.
– Это как-то связано с её работой в винном магазине? – спросил он.
– Может быть. Я не видел Анни со дня развода. Тогда она не была алкоголичкой.
– Вы хотите сказать, что она стала пить уже после развода?
– Похоже, что так. Если, конечно, её склонность к алкоголю не держалась в глубокой тайне. Мне, во всяком случае, об этом ничего не было известно.
– Насколько я понимаю, вы хорошо знаете Буна?
– Неплохо.
– Он говорил мне, что полгода не предпринимал попыток увидеть Анни и Монику. И тем не менее утверждал, будто очень их любил. Как бы вы это объяснили?
– Он надеялся вернуть её, – сказал Добберли. – Я имею в виду – вернуть Анни. Если они не будут видеться, считал он, Анни начнет скучать по нему, почувствует, как он ей необходим. Он надеялся, что она придет в себя. Так он сам говорил. – Добберли пожал плечами. – Увы, из этого ничего не вышло. В конце концов Тед понял, что ничего не выйдет. Тогда-то он и решил заполучить Монику. Если нельзя вернуть Анни, то пусть у него будет хотя бы дочь. Вот как он рассуждал, мистер Клинг.
– Ясно. А вы встречались когда-нибудь с миссис Травайл?
– С тещей Теда? Никогда. Судя по тому, что он о ней рассказывает, это типичная теща из анекдота. Из плохого анекдота.
– А вот она о нем хорошо отзывается.
– Правда? – Добберли удивленно вскинул брови. – Это меня удивляет.
– Почему?
– Видите ли, я уже говорил, что Тед, похоже, терпеть её не может. – Адвокат помолчал и добавил: – Вы, надеюсь, не подозреваете его в убийстве Анни?
– Пока я вообще никого не подозреваю, – сказал Клинг.
– Поверьте мне, мистер Клинг, он её не убивал. Готов поклясться собственной жизнью. Тед никому не может причинить вреда. С уходом Анни его жизнь лишилась радости. Вернуть себе хотя бы немножечко счастья – вот чего он хотел, когда пытался забрать дочь. Он способен убить человека не больше, чем вы или я.
– Лично я способен убить человека, – сказал Клинг.
– По долгу службы, конечно. На законном основании. Когда диктует необходимость. Однако у Теда такой необходимости не было.
– Но как же иначе он мог получить дочь?
– Я уже рассказывал вам, мистер Клинг. Анни была алкоголичкой.
– Пока у меня нет никаких доказательств, только ваши слова. А вы говорите, что не видели Анни со дня развода. Вряд ли суд примет всерьез такие свидетельские показания.
– Тогда спросите Теда, – предложил Добберли.
– Если Тед – убийца, он может сказать все что угодно, лишь бы выкрутиться.
– Он не из тех, кто способен на преступление. Когда-то, давным-давно, в начале моей карьеры, я занимался уголовными делами. Тогда были золотые денечки для преступников. Я не знал ни дня передышки, и у меня была возможность изучить разные типы преступников. Да вы и сами, мистер Клинг, в них разбираетесь.
– В таком случае, мистер Добберли, вам должно быть известно, что большинство убийств совершают люди, ранее ни в чем таком не замеченные.
– Это так. И все же я уверен, что Тед Бун не способен на убийство.
– Надеюсь, вы не ошибаетесь. Что собой представляла Анни?
– Хорошенькая, жизнерадостная.
– Интеллект?
– Средний, я сказал бы.
– Способности?
– Тоже средние.
– Можно ли утверждать, что она переросла мистера Буна интеллектуально или как-то еще?
– Нет, не думаю. За годы женитьбы они оба заметно повзрослели, набрались жизненного опыта. Конечно, я не очень часто с ними общался, так, от случая к случаю. Когда Теду требовались услуги юриста. Развода хотела, собственно, Анни, а Тед был против. Я пытался помирить их. Я всегда отговариваю своих клиентов от развода. Но она настаивала. Это казалось не странным. Вроде бы они подходили друг другу.
– Однако вы видели их довольно редко?
– Да, нечасто.
– А точнее?
– За те два года, что знал их до развода? – Добберли задумался. – Наверное, раз десять. И знаете, они вполне подходили друг другу. Я ничего не мог понять. Я делал все, чтобы сохранить зрак. Но она хотела развода, и все тут. А в чем причина – не возьму в толк.
– Только один человек мог бы назвать нам причину, мистер Добберли, – сказал Клинг.
– Кто же?
– Анни Бун.
Глава 8
