Дженни Пэйдж, считайте, с вами покончено… И я имею в виду не перевод куда-нибудь в Бичтаун. Я добьюсь, что вас вышвырнут на улицу. И не возьмут никуда больше. И не думайте, что я этого не смогу!
– Лейтенант, но у меня и в мыслях не было…
– С комиссаром я на дружеской ноге. Он свою жену продаст, если я попрошу. Так что можешь не сомневаться, что комиссар, если я попрошу, вышвырнет к черту вшивого топтуна, который сует нос куда не надо. Пусть вам такое и в голову не приходит.
– Лейтенант, я…
– Пусть вам и в голову не придет, мистер Холмс, что я шучу, ибо я никогда не шучу, если речь идет об убийстве. Вы играете с убийством, понимаете? Шляетесь взад – вперед и задаете дурацкие вопросы, и один Бог знает, кого вы этим напугали и заставили затаиться и похерили тем самым всю нашу работу! Прекратите это, ясно? А если я ещё раз услышу, что вы снова…
– Простите, лейтенант…
– Что такое?
– Кто вам звонил, лейтенант?
– Это не ваше дело! – заорал Хейтхорн.
– Да, лейтенант.
– И убирайтесь из моего кабинета. Господи, меня от вас тошнит. Убирайтесь!
– Слушаюсь, лейтенант, – сказал Клинг и направился к дверям.
И не смейте впредь совать нос в это дело! – взревел вдогонку Хейтхорн.
Он позвонил Клер в одиннадцать десять. Подождал шесть звонков и хотел положить трубку, потому что решил, что Клер уже спит, когда вдруг раздался её голос.
– Алло?
– Клер?
– Да, а кто говорит?
– Я вас разбудил?
– Ага… – Снова тишина, потом её голос чуть ожил. – Берт? Это вы?
– Да, Клер, простите, я.
– Последний раз меня так кидали, когда мне было шестнадцать…
– Клер, честное слово, я не хотел вас так подвести. Тут двое из криминальной…
– Но мне показалось, что вы меня кинули. Я прождала в редакции до без четверти восемь, сама не знаю зачем. Почему вы мне не позвонили?
– Мне не позволили. – Клинг умолк. – Кроме того, я не знал, куда звонить.
Клер молчала.
– Клер?
– Я слушаю, – устало ответила она.
– Можно мне зайти к вам завтра? Мы можем провести вместе весь день. Завтра у меня выходной.
Снова тишина.
– Клер?
– Я слышу.
– И что?
– Берт, может быть, нам лучше покончить с этим? Давайте считать то, что случилось сегодня вечером, за дурной знак и оставим все как есть, ладно?
– Нет.
– Берт…
– Нет. Я приеду за вами к обеду, хорошо?
Тишина.
– Клер?
– Ну хорошо. Ладно, – сказала она. – В обед.
– Я потом вам все объясню… у меня кое-какие неприятности…
– Все в порядке.
– В обед?
– Да.
– Клер?
– Да?
– Доброй ночи, Клер.
– Доброй ночи, Берт.
– Простите, что я вас разбудил.
– Все в порядке. Я и так только вздремнула.
– Тогда доброй ночи, Клер.
Доброй ночи, Берт.
Он хотел сказать ещё что-то, но услышал щелчок положенной трубки. Вздохнул и вышел из телефонной будки. Зашел в ресторанчик, где заказал тушеное мясо с грибами, лук фри по-французски, печеную картошку, большую порцию салата с рокфором и стакан молока. Потом заказал ещё три стакана молока, десерт и шоколадный крем.
По дороге домой он купил конфет.
Глава 15
Один из любимых штампов популярной литературы – сцены, где романтически настроенные официанты обслуживают влюбленные парочки с жаждущими глазами. Официант склонился над столом, предлагает деликатесы (“Для дамы, конечно, фазана в винном желе?”), и при этом подмигивает или потирает руки, а в груди его учащенно бьется романтическое сердце.
Берт Клинг и юношей, и зрелым мужчиной был в этом городе во многих ресторанах, с многими молодыми дамами – это были девушки самых разных типов, от невзрачных до самых очаровательных. И он уже давно пришел к заключению, что для большинства официантов в большинстве ресторанов вершина романтики – предложить жареного лосося.
Ему и в голову не приходило, что он и Клер похожи на влюбленную парочку с жаждущими глазами, но они, несомненно, были прекрасной парой, сидели в элегантном ресторане на самом верхнем этаже одного из лучших отелей города, откуда открывался вид на реку Хэрб. Даже без жаждущих глаз (он был убежден, что они только выдумки Джона Уайткомба, хотя ни в чем нельзя быть уверенным), он считала, что каждый официант, у которого не камень вместо сердца, должен был понять, в чем дело, и помочь поддержать неуверенный процесс знакомства двух неуверенных людей.
День, к сожалению, сложился не так, чтобы Клинг мог назвать его удачным.
Вначале он планировал пикник в Бичтауне и поездку по реке на глиссере. Дождь не оставил от его плана камня на камне.
Промокший до нитки, он явился к Клер ровно в двенадцать. Из-за перемены погоды у неё началась “безумная головная боль”. Он не возражает, если они ещё немного побудут дома, пока не подействует аспирин?
Он не возражал.
Клер поставила несколько хороших пластинок, а сама погрузилась в тяжелое молчание, которое Берт приписал головной боли. Дождь струился по окнам, разрезая на ленточки вид на улицу. Из проигрывателя неслась музыка: “Бранденбургский концерт №5 До-мажор” Баха, “Дон-Кихот” Штрауса, “Психея” Цезаря Франка.
Клинг едва не уснул.
