От этого пьяная драка стала рассматриваться как покушение на жизнь, за которое полагалось уже не пять, а, согласно 240-й статье Уголовного кодекса, все десять лет тюремного заключения.
Впрочем, Соколин отделался довольно легко. Суд учел, что он ветеран войны и что это первая судимость. Но тем не менее это было покушение на жизнь, и судья не мог просто так отпустить его, взяв с него штраф и отечески погрозив пальцем. Его признали виновным и приговорили к двум годам заключения в тюрьме Каслвью на севере штата. В тюрьме он вел себя идеально и через год подал прошение об освобождении условно. Его освободили, как только комиссия получила от фирмы заявку, гарантирующую ему предоставление места. Он вышел из Каслвью два месяца назад – третьего апреля.
Мейер Мейер подтянул к себе телефон и набрал домашний номер Кареллы.
Карелла ответил с третьего звонка.
– Я получил тут кое-что на Соколина, – сказал Мейер. – Патрульный за запиской не приезжал?
– Был полчаса назад, – сказал Карелла.
– Ну сюда он еще не добрался. Так, значит, ты уходишь около двенадцати?
– Вообще-то, около часа.
– Как я смогу с тобой связаться, если у лаборатории будут какие-нибудь результаты?
– Свадьба в три в церкви Святого Сердца – на пересечении Гейдж и Эш в Риверхеде. Гости приглашены на пять в дом к моей матери. Все будет происходить на открытом воздухе.
– Какой там адрес?
– Чарлз-авеню, 831, – О'кей. Так тебе нужна информация о Соколине?
– Давай выкладывай.
Мейер доложил ему. Когда он кончил говорить, Карелла сказал:
– Гм, значит, теперь он на свободе. Уехал в Калифорнию, имея гарантированную заявку с предложением работы.
– Нет, Стив. Я этого не говорил.
– Тогда где же он?
– Здесь, в городе. Заявка на него подана из нашего города.
Глава 3
В то погожее воскресенье в половине второго Антонио Карелла был уже готов застрелить жену, придушить сына, отречься от дочери и отменить всю свадьбу к чертовой матери.
Прежде всего, свадьбу оплачивал он. Это был первый и, благодарение Богу, последний раз, когда Тони выдавал замуж дочь. Когда женился Стив, за торжество платили родители невесты. Но на этот раз все было по-другому. На этот раз раскошеливаться приходилось Тони и он с раздражением обнаруживал, что свадьба обойдется ему, по самым скромным подсчетам, в половину того, что он зарабатывал за целый год в своей пекарне.
Самые большие грабители работали в фирме «Свадьбы и торжества» (Антонио даже всерьез подумывал, не попросить ли Стива арестовать мошенников). В то утре они прибыли по указанному адресу на Чарлз-авеню в девять часов (это после того, как Тони провел всю ночь, не ложась спать, в пекарне, наблюдая за выпечкой утреннего хлеба) и устроили на его дворе и в саду форменный разгром. Дом Антонио Кареллы в Риверхеде был небольшой, зато участок, на котором он стоял, пожалуй, превосходил все остальные в округе, вытянувшись почти до параллельной улицы. Тони очень гордился своим участком. Его беседка, увитая виноградом, не уступала по красоте любой другой в его родном городе Марсале, в Сицилии. На участке росли даже фиговые деревья, за которыми он любовно ухаживал, подравнивая их кроны летом и укрывая зимой брезентом от холода. А теперь эти мошенники, эти brigandi [4] вытаптывали его газон со своими столами, нелепыми флажками и идиотскими навесами...
– Луиза! – завопил он, обращаясь к жене. – Почему, во имя всего святого, мы не сняли зал? Почему, во имя всего святого, мы должны справлять свадьбу на улице? Меня устраивал зал, тебя устраивал и сына моего устраивал, а Анджеле понадобилась свадьба на открытом воздухе! Чтобы эти мошенники изрыли мне весь газон и загубили мой виноград и мои фиги! Pazzo! E propio pazzo![5]
– Заткнись, – сказала Луиза Карелла ласково. – Ты поднимешь на ноги весь дом.
– Весь дом я без того на ногах, – сказал он. – Весь дом – это ты, я и Анджела, а она сегодня выходит замуж и поэтому все равно не спит!
– Тебя услышат рабочие, – сказала Луиза.
– За те деньги, что я им плачу, они просто обязаны это слышать, ответил Тони.
Продолжая ворчать, он слез с кровати и пошел вниз посмотреть, как устанавливают столы и сооружают беседки для жениха и невесты, помост для оркестра и танцплощадку. В конторе, как он убедился, работали люди с воображением. Они не только возводили на его дворе нечто вроде декораций к голливудскому фильму «Отец невесты» («В главной роли со мной, Антонио Кареллой», – подумал он раздраженно), но еще собирались уложить трехметровую русалку, высеченную из льда, в набитую льдом ванну, в которой будут охлаждаться бутылки с шампанским для всех, кому захочется выпить. Тони молил Бога, чтобы солнце не слишком припекало. Он уже представлял себе, как эта полурыба растает в ванной и шампанское превратится в тепловатое ситро.
В час приехали его сын с невесткой. Нужно сказать, что Стив был таким сыном, на которого Тони никогда не мог пожаловаться. Еще до того как его забрали в армию, он работал ночами в пекарне, хотя днем учился в школе.
Стив был таким сыном, которому можно было доверять. Он был сыном, на которого отец мог положиться. Но тут – San Giacinto di California![6] – даже Стив против него. Именно сегодня, когда эти грабители из «Свадеб и торжеств» перепахали ему весь газон, когда Анджела носится по дому, как курица senza capo[7], когда мир Антонио Кареллы медленно рушится вокруг него, его собственный сын Стив привез в дом троих незваных гостей! Не то чтобы Тонн переживал из-за дополнительных расходов. Нет, это не имело для него никакого значения. Ну что ж, он еще поработает в своей пекарне четыре месяца и заработает эти деньги. Но теперь надо было как-то объясняться с этими придурками из фирмы по поводу того, что на свадьбе будет еще три лишних человека и что их надо рассадить за разными столами. Стив настаивал на этом. Нет, он не хочет сидеть со своими друзьями. Он хочет одного сюда, другого туда, а сам сядет там! Pazzo! Собственный сын – такой же сумасшедший, как все остальные.
А чего стоит этот высокий, рыжий, с белой прядью над левым виском sangue della maruzza![8] Да он распугает всех подружек невесты в Риверхеде! Тони готов был поклясться, что видел у него под пиджаком револьвер, когда тот наклонился, чтобы завязать шнурок. Большой черный револьвер, торчащий из кобуры под мышкой. Ну ладно, то, что его сын полицейский, – это неплохо, но неужели его друзья должны приходить с оружием на мирную христианскую свадьбу?
А потом накатило на Анджелу. В час пятнадцать, ровно за час сорок пять минут до свадьбы, она начала рыдать так, словно весь белый свет собрался ее насиловать. Луиза выбежала от нее, ломая в отчаянии руки.
– Стив, – сказала она, – пойди к ней. Скажи ей, что все будет в порядке, прошу тебя. Иди же, иди к своей сестре.
Тони проводил сына взглядом. Тот поднялся к Анджеле, но стенания, доносившиеся из окна спальни в верхнем этаже дома, не прекратились. Тони сидел со своей невесткой Тедди (com'e grande, подумал он, povera Theodora!)[9] и тремя чужими людьми: мистером Хейзом, мистером Клингом и мисс Максуэлл – и пил с ними вино, готовый застрелить свою жену, придушить сына, отречься от дочери и послать всю свадьбу к чертовой матери!
Он пыхтел и злился, пока Тедди не погладила его по руке. И тогда он вдруг улыбнулся ей, кивнул головой и, сложив руки на животе, положился на волю Божью, надеясь, что все в конечном счете обойдется и он, Антонио Карелла, как-нибудь переживет этот день.
