— Подозреваю, что она посмотрит тебе в глаза и скажет, что ты — псих. Все это можно объяснить секретарской ошибкой, Флетч.
— Я так не думаю. И Чарлз Блейн так не думает.
— И потом, в утреннем номере «Ньюс-Трибюн» объявлено, что в пятницу утром пройдет церемония, связанная с присуждением тебе звания «Лучший гражданин недели».
— Позволь тебя поправить: «Лучший гражданин месяца».
— Ты не можешь лететь в Нью-Йорк. У тебя назначена встреча с мэром.
— Мэр назначил встречу с прессой. Меня там не ждут.
— Но почему, скажи на милость? Если мы сможем объявить к пятнице, что ты сыграешь главную роль в пьесе «В любви», которую в скором времени можно будет увидеть в театре «Кэлоуквиэл»…
— Каждый ищет свою выгоду.
— Естественно.
— В пятницу я буду в Нью-Йорке. Ты не ешь сэндвич.
Мокси отодвинула тарелку.
— С твоими кулинарными способностями, Флетч, тебе рано замахиваться на сэндвичи с колбасой. Пока твой предел — бутерброды с ореховым маслом.
Глава 29
Швейцар высокого, многоквартирного дома в престижной части нью-йоркского района Ист-Сайд зажал рукой микрофон телефона и в изумлении посмотрел на Флетча.
— Мисс Бредли говорит, что она вас не знает, мистер Флетчер.
Флетч протянул руку.
— Позвольте мне сказать ей пару слов.
— Разумеется, сэр.
Он отдал трубку Флетчу и отступил на полшага. Высокий, подтянутый, с цепким взглядом, скорее телохранитель, а не швейцар, и золотые галуны на его униформе смотрелись так же нелепо, как спинакер[22] на авианосце.
— Мисс Бредли?
— Да? — голос глубокий, чуть хрипловатый.
— Мисс Бредли, моя фамилия Флетчер. Мне необходимо поговорить с вами о компании вашего брата, «Уэгнолл-Фиппс». Я специально прилетел из Калифорнии.
Последовала долгая пауза.
— Кто вы, мистер Флетчер?
— Я — репортер, бывший репортер, который написал статью для финансовой полосы «Ньюс- Трибюн», чего мне делать не следовало. И хотел бы уточнить некоторые детали.
— И чем я могу вам помочь?
— Не знаю. Но я поговорил с вдовой вашего брата, Энид Бредли, с вашей племянницей Робертой, с вашим племянником Томом…
— Вам нужно поговорить с Алексом Коркораном. Он — президент…
— С ним я тоже говорил. Как и с Чарлзом Блейном… несколько дней тому назад.
Вновь долгая пауза.
— Вы говорили с Чарлзом Блейном несколько дней тому назад?
— Для этого пришлось слетать в Мексику.
— Вижу, вы не из тех, кого не оторвешь от стула. Коркоран и Блейн не смогли вам помочь?
— К сожалению, нет.
— Честно говоря, не понимаю, какой помощи вы ждете от меня. Но поднимайтесь. Не могу же я дать вам от ворот поворот после того, как вы потратили столько денег, чтобы приехать сюда.
— Спасибо, — кивнул Флетч. — Я передаю трубку швейцару.
— Действительно, мистер Флетчер… я правильно произношу фамилию?
— Да.
— Вы могли бы сэкономить время и деньги просто позвонив мне из Калифорнии. Я наверняка сказала бы вам, в моих ли силах…
Франсина Бредли открыла дверь квартиры 21М, обежала Флетча удивленным взглядом и продолжила разговор, начатый по телефону внутренней связи.
И Флетч не упустил возможности внимательно разглядеть свою собеседницу. Светлые, тщательно уложенные волосы. Кожа, не чуждая дорогой косметики и массажа. Золотое ожерелье. Сережки, составляющие с ним единый гарнитур. Отлично сшитое зеленое платье с глубоким вырезом на груди. Очень стройная для ее возраста (сорок пять плюс-минус год) фигура.
— …О компании Тома мне известно не так уж и много, — она провела Флетча в просторную гостиную, обставленную дорогой мебелью. Через большое окно ее заливал солнечный свет. — Из сотрудников я никого не знаю. Я, конечно, в курсе производственных и финансовых дел. После смерти Тома, Энид частенько обращается ко мне. Энид, как вам, должно быть, известно, не сведуща в бизнесе.
Франсина встала спиной к окну, лицом к Флетчу, помолчала, словно гадая, на все ли возможные вопросы Флетча она уже ответила. Молчал и Флетч, а потому, чтобы заполнить паузу, Франсина указала на диван.
— Присядьте, пожалуйста. Меня ждут к обеду, но несколько минут у меня есть, так что давайте посмотрим, вдруг я действительно смогу вам чем-то помочь.
Сев, Флетч расстегнул пиджак и подтянул брючины, чтобы не помять свой новый костюм.
На кофейном столике лежали перчатки и сумочка Франсины.
— Я рад, что вы согласились встретиться со мной. — Франсина села в кресло так, чтобы свет из окна падал на нее сзади. — Возможно, вам поначалу показалось, что я не в своем уме, но я надеюсь, вы поймете, чем вызвано мое, пусть и несколько странное, поведение.
— Ваше поведение не кажется мне странным, — Франсина улыбнулась. — Просто… когда вы сказали, что вы репортер, бывший репортер, я подумала, что, открыв дверь, увижу перед собой… более зрелого мужчину, старше возрастом… которому пришлось многое повидать.
Улыбнулся и Флетч.
— Все дело в моем румянце во всю щеку. А причина тому — ежедневный завтрак из овсянки с апельсиновым соком.
Франсина Бредли добродушно рассмеялась. Теперь, когда его глаза привыкли к яркому свету, Флетч разглядел фотографии на книжной полке. Роберта Бредли, Томас Бредли-младший, школьные фотографии разных лет, две фотографии Энид Бредли, молодой и постарше, большая семейная фотография. Флетч догадался, что черноволосый мужчина, обнимающий Энид Бредли за талию, ее муж, Томас. Стену перед Флетчем украшала черно-коричневая мозаика. На низком столике у окна лежала другая, незаконченная.
— Мозаику на стене сделал ваш брат? — спросил Флетч.
— Да, — Франсина с грустью посмотрела на мозаику. Затем вздохнула и указала на вторую, незаконченную. — А над этой он работал. Том всегда останавливался у меня, приезжая в Нью-Йорк к здешним врачам. Эту мозаику он начал перед отъездом в Швейцарию. Я не стала убирать ее. Глупо, конечно. Но иногда я прихожу домой вечером и буквально вижу его, в халате и шлепанцах, склонившегося над мозаикой.
— Боюсь, мои вопросы покажутся вам необычными.
— Это ничего, — она глянула на часы. — За мной должны приехать…
— Я помню. Мое появление у вас вызвано тем, что при подготовке статьи об «Уэгнолл-Фиппс» мне показали недавние служебные записки вашего брата, которые я и процитировал. В результате меня, естественно, уволили.
Сначала Франсина смотрела на Флетча так, будто тот неожиданно заговорил на языке, который она
