Шервудского леса.
— Меня всегда бьют.
— Только в кино, Джерри, — напомнил ему Коллер. — Ты высоко оплачиваемый профессиональный актер. Дома ты ездишь на «порше». И никто тебя не бьет.
— Черт побери!
На этот раз Коллер едва успел увернуться от ножа. Флетч услышал шаги Мокси по коридору второго этажа. Она появилась на площадке. В белых шортах и теннисных туфлях, синей спортивной рубашке. С красным платком на голове. В больших солнцезащитных очках. С неестественно яркой помадой на губах.
— Джерри, я больше не могу прыгать по ступенькам, — вырвалось у Коллера.
— О, Господи, — и Мокси двинулась вниз.
— Будь осторожна, — крикнул Флетч.
Мокси миновала Коллера и приблизилась к Джерри. Нож она словно не замечала. Обхватила пальцами стоящий пенис Джерри и потрясла его, словно руку при рукопожатии.
— Тебе надо думать совсем о другом, «бой».[26]
— Она назвала его «бой»! — воскликнул Коллер. — Она назвала его «бой»!
— А что, мне следовало назвать его девочкой? — осведомилась Мокси. — Держа в руке его член?
Миссис Лопес поднялась по лестнице, обошла Джерри, взяла из его руки нож.
— Мой лучший нож, — и прошествовала на кухню.
— Позовите, пожалуйста, миссис Литтлфорд, — крикнул ей вслед Флетч.
— Все они против меня, — пожаловался Джерри Мокси. — Видишь, что они со мной делают.
Мокси положила руки на его влажные, блестящие от пота плечи.
— Это кокаин, дорогой. Никто ничего тебе не делает. Все хорошо. Ты в полном порядке. И погода сегодня прекрасная.
— Это не кокаин. Они.
— Нет. все дело в белом порошке, который ты кладешь в нос, дорогой. Наркотики воздействуют на человеческий мозг. Ты слышал об этом?
Джерри пристально вглядывался в ноги Коллера. Белые, без единой царапины.
В холл вошла Стелла, с большим махровым полотенцем в руках.
— Джерри надо проветриться, — обратился к ней Флетч. — Почему бы вам не увести его на прогулку. А как дойдете до берега, благо мы на острове, толкните вашего мужа в воду. Купание только пойдет ему на пользу, — тут он заметил набухшие веки Стеллы. — Да и вам тоже.
— Проветриться надо мне, — Мокси спустилась с лестницы, посмотрела на Флетча. — Уведи меня отсюда.
— В таком виде? На тебя слетятся все мухи.
— Зато никто не будет таращиться на меня.
— Ты, похоже, шутишь.
На лестнице Стелла обтирала Джерри полотенцем.
— Может, им действительно поплавать? — задумчиво сказал Флетч, глядя на них.
— Кого это волнует? — Мокси взяла Флетча за руку.
— Не заплывайте далеко, — бросил Флетч через плечо супругам Литтлфорд.
По пути он заглянул в гостиную.
Эдит Хоуэлл и Фредерик Муни сидели бок о бок на кушетке. В руке она держала бокал с джином и тоником. Фредди, как обычно, отдавал предпочтение коньяку.
— Восстановление пьесы или фильма — шаг назад, — вещал Муни. — В последнее время часто приходилось этим заниматься, а зря. Мы должны уйти с дороги, чтобы молодые могли сотворить что-то новое.
— Но, Фредди, «Пора, господа, пора» был превосходным мюзиклом. И остается до сих пор.
— Пошли, — Флетч увлек Мокси к черному ходу. — Успеем полюбоваться закатом. Пройдем через двор Лопесов.
Глава 17
— Выходит, что подсознательно Джерри Литтлфорд желает резать людей ножом.
Они неторопливо шагали по Уайтхед-стрит.
— Ерунда, — отмахнулась Мокси. — Забудь об этом.
— Обычная домашняя склока? А мне показалось, что дело куда серьезнее.
— Никогда нельзя верить актеру. Он играет и в жизни, и на сцене.
— Ты ведь тоже актриса.
— Я лгу, сказал лжец, — усмехнулась Мокси. — Жаль, конечно, что он постоянно нюхает эту дрянь.
— То есть ты бы хотела, чтобы он нюхал ее в определенные периоды времени?
— Конечно. К примеру, перед съемкой эпизода, где он играет рассерженного человека. На кокаине он может напугать кого угодно.
— Это я уже видел. Но он не играл, не так ли? Это его организм реагировал на прием наркотика, так?
— Кино — это наркотик, Флетчер. Как и все искусство. Искажение перспективы. Обострение чувств. Но в обычных эпизодах кокаин только мешает. Заставляет переигрывать.
— А ты балуешься наркотиками, Мокси? Хотя бы для «сердитых» сцен?
— Разумеется, нет. У меня больше актерского таланта. — Она посмотрела на большой рекламный щит на противоположной стороне улицы. — Так хочется зайти туда. Посмотреть на спальню Хемингуэя. Комнату, где он писал. Второго такого писателя нет.
— Мокси, ты думаешь, что люди творческие живут по своим, особым нормам?
— Конечно. Талант — он всегда одинок, а потому и нормы для него особенные.
— Твой отец высказался сегодня в том же духе. Насчет того, что на первое место ставятся обязательства перед талантом. Мы говорили о его взаимоотношениях с тобой и, полагаю, с твоей матерью. Он сказал: «Многие могут поиметь женщину и зачать ребенка. Редко кому удается овладеть миром и творить для него чудеса».
— Милый О-би. Всегда умел блеснуть изящной фразой, — она помолчала. — По-моему, он прав.
— Разные правила для разных людей… Как такое возможно?
— А что тебя удивляет, Флетч? В доме ты сказал, что я не могу выйти погулять — это небезопасно. Я вот хочу, но не могу пойти в дом Хемингуэя. Хотела бы я совмещать в себе творца и бизнесмена. Тогда бы мне не пришлось перепоручать мои дела таким вот Стивам Питерманам, — она остановилась, повернулась к Флетчу. — Посмотри на меня.
— Не могу, — Флетч закрыл глаза свободной рукой, отгораживаясь от килограммов румян, пудры, помады, покрывающих лицо Мокси, от огромных солнцезащитных очков. — Ужасное зрелище.
— Я стою на улице Ки-Уэст, — продолжила Мокси. — Прекрасного города, который живет сам и дает жить другим. Но, как ты, наверное, уже заметил, я должна стоять здесь, соблюдая иные правила.
— Убили же человека.
И Флетч двинулся дальше.
— Разумеется. — Мокси вновь пристроилась рядом. На перекрестке заходящее солнце осветило их лица. — По существу все сводится к энергетическому балансу. Откуда берется творческая энергия? Если она есть, как распорядиться ею наилучшим образом? Если она истощается, как ее восстановить? Это проблема. К тому же наличие этой энергии накладывает новые обязательства. Как говорил Фредди, первостепенные обязательства. А за все отвечать невозможно. Шеф-повар не выносит очистки из кухни. Дня на это не хватит. Ни у кого нет такого запаса энергии.
