И она вряд ли прогонит его, хотя сердце будет разрываться на части, а слезы жечь веки и изъеденное морозом лицо…
Людмила зарывалась лицом в подушку, сжимала в зубах наволочку, чтобы не выдать себя ни стоном, ни всхлипом.
Каждый вечер, по уже устоявшейся привычке, она смотрела на часы и отмечала для себя: шесть вечера… У Барсукова закончился рабочий день, но он наверняка не ушел из кабинета. Его окна, три окна на втором этаже, будут светиться до ночи, если не случится ничего серьезного, а если случится, то и позже, до самого утра…
В десять вечера свет в палате выключали, и уже в темноте она представляла, как Денис приезжает домой. Костя давно спит, Максим Андреевич кормит сына ужином. Потом они сидят на кухне, курят в открытую форточку, обсуждают события за день… Людмила привычно вздыхала. Максим Андреевич вряд ли догадывается, во что переросли их отношения. А если догадывается, то осуждает ли Дениса? И как относится к тому, что она не желает видеть его?
Соседки, бойкие и разговорчивые деревенские бабенки, поначалу пытались откровенничать с ней на различные житейские темы. Но в ответ на ежедневный треп о мужьях, детях и свекровях, соседях и начальстве Людмила большей частью отмалчивалась, загораживалась газетой или журналом. И в результате прослыла в глазах теток гордячкой и задавакой, но это ее даже обрадовало: по крайней мере, на нее перестали обращать внимание и не лезли с выводившими из себя расспросами.
Иногда она подходила к окну, садилась на широкий подоконник и наблюдала за автомобилями, что сновали мимо больничного корпуса сутки напролет. Вскоре это превратилось в своеобразную игру. Она загадывала желание на определенный цвет или марку автомобиля и радовалась, когда из-за поворота выскакивала нужная машина. Все желания были так себе и исполнились бы и без дополнительных усилий. Но ни разу Людмила не загадала о Барсукове.
В последние перед выпиской выходные ее ожидали два сюрприза – два визита, совершенно неожиданные, но ознаменовавшие некоторые перемены в судьбе. Причем на второй ока не только не надеялась, но даже представить себе не могла, что подобное может случиться…
В субботу, как обычно, с утра ее навестили Славка и Антонина. Брат похудел и осунулся, пиджак висел на нем как на вешалке. Людмила подозревала, что это вовсе не следствие хронического недоедания: уже с первого класса он мог приготовить себе вполне съедобный обед, а к окончанию школы научился жарить не только яичницу, но и картошку с мясом и даже стряпать.
Так что не голод был причиной, а наверняка то самое письмо от Светланы. Но это были лишь догадки, подтвердить их даже Антонина не сумела, потому что Славку видела редко, а поговорить удавалось лишь в автобусе, во время неблизкого пути до города.
На этот раз и Антонина, и Славка странным образом спешили: быстро сообщили школьные и деревенские новости и уже через четверть часа стали прощаться. Как выяснилось, Барсуков совершенно случайно оказался в городе по делам и обещал довезти их до Вознесенского на своей машине. Антонина сказала об этом абсолютно спокойно, без обычных подковырок в ее адрес. Людмила в ответ, вероятно слишком весело, попрощалась с ними: она изо всех сил пыталась скрыть разочарование и... обиду. Она поняла, что Барсуков уже никогда не навестит ее…
Но следующие посетители, хотя и на короткое время, развеяли ее дурные мысли. Впервые за эти дни ее навестили Максим Андреевич и Костя. Когда дед и внук возникли на пороге, она от неожиданности чуть не потеряла дар речи, сердце вдруг забилось где-то в горле, и ей показалось, что вместе с голосом она потеряла и способность дышать. Неужели Барсуков решил наплевать на собственные принципы и все-таки приехал повидать ее?
Нет, не решился! Старший и младший из семейства Барсуковых хотя и приехали в город с Денисом, но проведать ее, как объяснил Максим Андреевич, надумали по собственной инициативе. Она ждала, что старик передаст ей хотя бы привет от своего несносного сына, но тот промолчал, а она не спросила. Видать, Максим Андреевич действительно не подозревает об их отношениях. Об их канувших в прошлое отношениях… И слава богу, что не догадывается, иначе она не смогла бы столь искренне радоваться их приходу.
Самое главное было то, что Костя нисколько не испугался ее необычного вида, с порога бросился к ней, радостно что-то бормоча и улыбаясь во весь рот. Без лишних церемоний обнял ее за шею, а потом и вовсе залез на колени, да так и просидел почти все время.
– Людмила Алексеевна! – Старик смущенно потер переносицу. – Простите, что не в свои дела лезу, но меня очень беспокоит Слава. В последнее время он, похоже, совсем перестал заниматься и, кажется, пропускает уроки в школе. Мне по-соседски видно, что он иногда в учебное время по двору бродит и вечерами перестал нас с Костей навещать.
– О господи! – Людмила с ужасом посмотрела на соседа. – Я чувствовала, что с ним нехорошее творится, но не до такой же степени!
– Успокойтесь, пожалуйста, – еще больше смутился Максим Андреевич, – я думаю, все его смятение от этой девочки, от Светы, которая живет сейчас у моих родственников в городе. Денис пытался поговорить со Славой, но все напрасно. Одно только и твердит: «Она меня предала! Красивой жизни захотела! А я предателей не прощаю!» Гордый он у вас парень, неуступчивый.
– В том-то и дело! – вздохнула Людмила. – И я вот некстати в больницу попала. Сейчас мне надо рядом быть, стараться, чтобы глупостей не наделал. А то приедет раз в неделю – как следует поговорить времени нет, не то что на путь истинный наставить. – Она удрученно вздохнула, прижала Костю к себе и заглянула мальчику в глаза:
– А ты, проказник, сильно дедушку огорчаешь?
Костя улыбнулся во весь рот, замычал и отрицательно покачал головой. Потом потянулся к сумке, которая стояла у деда на коленях, вытащил оттуда картонную папку и раскрыл ее. В папке лежало несколько листов чистой бумаги и ручка.
Высунув язык от напряжения, мальчик крупными печатными буквами написал ее имя и с торжеством посмотрел на нее, видимо ожидая похвалы.
– Умница, молодчина. – Людмила ласково погладила его по голове. – А ну-ка покажи, что ты еще умеешь писать?
Костя серьезно посмотрел на нее, слез с колен и, придвинув стул к тумбочке, принялся то ли писать, то ли рисовать все на том же листе бумаге. Когда дед попытался заглянуть за его ладонь, сердито сверкнул на него глазами и, что-то пробурчав, повернулся к нему спиной, загораживая написанное.
– Ишь ты! – почесал в затылке Максим Андреевич и сокрушенно покачал головой. – И у этого уже свои секреты. Вы знаете, Людмила Алексеевна…
– Зовите меня просто по имени, – перебила она старика, – мне этот официоз на работе надоел.
– Хорошо, Людочка, мне и самому давно хотелось так вас называть, но все как-то не решался! – Он слегка понизил голос. – Денис навещал вас?
– С какой стати? – Людмила пожала плечами. – У него своих забот хватает!
Максим Андреевич нахмурился:
– Не пойму, что с ним происходит! В последнее время стал таким раздражительным! Или по работе что-то не ладится? Слышал я, упустили они этого подонка Надымова?
– Упустили, – подтвердила Людмила, – да еще на пару с Дроботом нагоняй получили от начальства.
– Ну, нагоняи ему не впервой получать, тут что-то другое. – Старик окинул ее задумчивым взглядом. – Я уж думаю, не влюбился ли он в эту девочку. В городе чаще стал бывать, ночами не спит, все сидит около печки, курит без конца. После смерти Лидии он тоже ночами не спал, но, по крайней мере, не нервничал, как сейчас…
Максим Андреевич продолжал говорить, но Людмила перестала не просто понимать его, а даже слышать, словно что-то сломалось в ней и не осталось больше ни сил, ни желания воспринимать то, что происходит вокруг. Что еще страшнее он мог сообщить ей, кроме этой новости, ошеломившей и поразившей ее, казалось, в самое сердце. Никогда Барсуков не любил ее, и почему она не поняла это сразу? Он до сих пор не может прийти в себя после гибели жены, вот и попытался забыться в постели с очередной не очень
