мамаша.
Темуджин, напугавший с вечера оленей, всю ночь пролежал неподалеку от становища бывшей хозяйки.
Волк с удовольствием вдыхал запах вареного мяса, но дым костра ел ноздри, и зверь пару раз чихнул в своем укрытии, спугнув двух беспечных сеноставок и любопытного бурундука, тут же юркнувших в щели между камнями.
Под утро ему захотелось есть, и Темуджин решил поохотиться. Отходить далеко он не решился и отправился в скалы, заросшие можжевельником, в надежде словить зазевавшегося глухаря.
Вскоре ему повезло. Волк наткнулся на гнездо и пообедал глупой копалухой, которая считала, что стоит спрятать в валежнике свою пустую голову, и. враг ничего не заметит и пробежит мимо.
Темуджина донимали комары, и он забрался еще выше на скалы. Перепрыгнув через темную неширокую трещину, очутился на маленьком продолговатом пятачке рядом с совсем уж крошечным кедром, единственным его обитателем. На высоте не было комаров, здесь свободно тянуло прохладным воздухом, а в три стороны открывался отличный вид на узкую зеленую долину и небольшой, приподнятый над ней скалистый цирк, поросший хилым высокогорным лесом.
С самого края этой долины лениво поднималась жиденькая, едва заметная струйка дыма от прогоревшего костра. Темуджин насторожился. Сонливость, овладевшая им после охоты, исчезла моментально.
Вытянув чуткий нос, волк принялся тщательно исследовать запахи. Ничего нового они не принесли.
Слишком далеко был костер.
Он снова перескочил через трещину и, повинуясь безотчетному желанию известить об открытии свою бывшую хозяйку, направился к тропе, по которой она уходила в горы. Но не добежал всего десяток метров, потому что дикое восторжествовало и не позволило ему приблизиться. Тогда волк сделал вокруг Людмилы и звериной тропы обширный круг, чтобы узнать, кто же здесь ходит, кроме них двоих.
След, на который он вскоре наткнулся, заставил его глухо заворчать. Из прошлого вдруг выплыла картинка: полузасыпанный снегом балаган и чужие вооруженные люди, разделывающие только что добытого оленя.
Темуджин побежал по следу. Обогнул скалы, ступил на осыпь у самого их основания. Отличное место для укрытия: мелкий щебень, нависшие ветки кашкары, глубокие ниши в камнях – тут можно бесконечно долго жить, не опасаясь быть обнаруженным. Несколько дальше в едва намеченной расщелине из-под каменной стены бежал ручеек, а за ним стояла палатка, прикрытая сверху пихтовыми ветками.
Перед палаткой лениво дымил костер, тот самый, который Темуждин учуял сверху. Жар покрылся белым пеплом, дымилось только бревно, положенное на угли.
У костра и в палатке никого не оказалось.
Волк обежал стороной опасное для него место и отыскал склад, куда обитатели этой укромной долины уже протоптали заметную дорожку. В глубоком и мокром ущелье сохранился приличных размеров снежник, сверху его заботливо накрыли ветками, чтобы не так быстро таял. От снежника исходил сильный запах парного мяса.
Темуджин заметался: и мясо бросить жалко, и бывшую хозяйку как-то надо предупредить.
Неожиданно пахнуло сильным запахом чужих людей. Хотя нет, один из них был ему определенно знаком по той встрече у затерянного в горном ущелье балагана. По лесу пробирались двое. В распахнутых теплых куртках, без головных уборов, со слипшимися от пота волосами. За их спинами возвышались тяжелые рюкзаки. Люди тяжело дышали, то и дело поправляли на плечах короткую жердь, на которой несли что-то тяжелое и мохнатое, свернутое и перетянутое веревкой. На Темуджина нанесло резким и неприятным запахом медведя. Он громко чихнул в кустах и прижал нос к земле, но люди не услышали его. Едва передвигая ногами от усталости, они шли к палатке.
Волк пропустил их и пошел следом…
Людмила не пошла по торной тропе, что выводила напрямую к тракту. Зачем ей людская дорога, по сторонам которой мертвая зона для диких животных!
Она свернула влево, поднялась по чавкающему мху на гору и тронулась через лес поперек склона, как ходят охотники: пересекая все звериные тропы, ведущие с высот к воде. Так было интереснее.
Идешь, словно книгу читаешь…
Кедровый лес весело гудел от ветра. Этот напористый воздушный поток с северо-запада делал сейчас доброе дело: очищал кроны от сушняка, непрочных и поврежденных веток. Раскачивались кедры, сверху сыпалось все ненужное и отмершее за зиму.
Иной раз валился тяжелый ствол, отстояв свой срок.
Тогда по лесу разносился треск разлома и удар.
Ближе к полудню ветер начал стихать. Людмила поднялась еще выше по хребту, решив попутно проверить опасный участок туристской тропы, который всегда обрушивался за зиму, а уж потом спуститься к месту обитания молодой медведицы.
Через час, перепрыгивая с одного камня на другой, она миновала широкую полосу курумника, опоясывающего горный склон. До берлоги оставалось метров сто, не больше. Слева от нее погромыхивал камнями ручей, где-то впереди громко каркали растревоженные вороны.
Людмила пошла прямо на вороний гвалт. Дело верное: санитары леса нашли себе какую-то работенку. Предчувствие не обмануло ее. Над южным склоном, где росли редкие пихты, кружили и хищные птицы. То, что она увидела в следующий момент, могло бы привести в бешенство даже самое равнодушное, самое каменное сердце.
…Медведица, видно, не ожидала нападения. Пуля настигла ее почти рядом с берлогой. Судя по кровавому следу, она все-таки проползла с десяток метров, но так и не дотянулась до убийц. Следы крови и разбросанные вокруг внутренности говорили об одном: убийцы спешили и, вероятно, просто не заметили медвежонка, притаившегося в кустах.
Всю ночь малыш, едва живой от страха, просидел у входа в берлогу. Утром, когда слетелось воронье, он, пораженный странным отсутствием заботливой родительницы, злой от голода и встревоженный, все-таки продолжал сидеть возле берлоги и сердито клацал зубами, отгоняя наглеющих птиц.
Шорох веток и фигура человека, возникшая вдруг в десятке метров от берлоги, так напугали медвежонка, что он резко отскочил в сторону, смешно мелькая пятками, бросился наутек и моментально залез на дерево.
– Вот оно что! – пробормотала с огорчением Людмила и тронула носком сапога усыпанные мухами внутренности. Не обращая внимания на медвежонка, затаившегося на вершине жиденькой пихты, она стала изучать следы и вскоре отыскала место, где сидели охотники. Здесь на глинистом грунте отпечаталась четкая елочка от резиновых сапог. Сапоги было разными по размеру, значит, охотников было двое, иначе им не унести сразу такую прорву мяса и шкуру.
Медвежонок продолжал упорно цепляться за редкую верхушку дерева. Женщина вернулась, глянула на деревце раз, другой…
– Сколько же можно! – Она тяжело вздохнула и скомандовала:
– А ну-ка, орел, слезай вниз!
Но «орел» полез еще выше. Молодая пихточка была тоньше руки. Медвежонок покачивался на самой вершине, ежеминутно рискуя сорваться.
– Ах ты, дурачина… – грустно сказала Людмила. Сняв с себя куртку, расстелила ее под деревом;
Несколькими ударами топора она перерубила зеленоватый смолистый ствол, но не позволила ему упасть, а поставила рядом с пеньком, укоротив его чуть ли не на метр. Медвежонок заголосил наверху, но держался крепко. Еще два удара, и снова деревце стало короче на метр, потом на два. Малыш затравленно косился вниз, оглядывался по сторонам.
Наконец Людмила дотянулась до него. Разом сдернув с дерева, бросила орущее и царапающееся
