Глава 37
Последний автобус выстрелил Облаком выхлопных газов, мигнул желтым глазком поворотных огней и исчез за сплошной стеной дождя, истязавшего землю уже третий день подряд. Людмила зябко повела плечами, вскинула на плечо спортивную сумку, подхватила с земли тяжелый чемодан и направилась к магазину, работавшему круглосуточно. Уже в автобусе она вспомнила, что ничего не купила на ужин, и теперь собиралась исправить свой просчет, потому что знала: дома ее ждет пустой холодильник, который она вымыла и отключила перед отъездом.
Она намеренно купила билет на последний рейсовый автобус, чтобы добраться до дому незамеченной и не объяснять каждому встречному, по какой такой причине вдруг вернулась в село.
Но более всего на свете она боялась встречи с Барсуковым.
Недельной давности звонок Антонины вызвал душевное смятение, которое заставило ее принять непростое решение, на которое не отваживалась все лето, но тайно холила и лелеяла надежду вопреки всякому здравому смыслу.
Она понимала, что эмоции вновь взяли верх над рассудком. Но разве могла она не сойти с ума, когда узнала, что Денис встречается с Надькой Портновской и, как поговаривают в селе, дело пахнет близкой свадьбой? По слухам, они даже съездили в город, чтобы присмотреть Надьке свадебный наряд, и купили обручальные кольца. А мать будущей невесты уже полсела оповестила, что венчаться молодые будут непременно в Минусинском соборе, там, где когда-то крестили новорожденную Надьку.
Антонина говорила торопливо, вполголоса, хотя двухнедельный Мишка, только что накормленный и завернутый в чистые пеленки, не реагировал пока ни на какие шумы и спал без задних ног.
– Мила, я тебе одно скажу: проворонила ты мужика по собственной вредности и глупости, как пить дать проворонила! – Антонина перевела дыхание и замолчала на мгновение, видно прислушивалась, не заголосит ли ее драгоценное чадо. Потом продолжила:
– Бросай к чертовой матери свой Центр и приезжай сюда на несколько дней, отпуск возьми или в командировку соберись. Объяснись, наконец, с Барсуковым. Не может быть, чтобы он тебя так быстро забыл! – И, приглушив голос еще на полтона, почти прошептала:
– Мне Стас запретил тебе говорить, но в тот день, когда ты уехала, Денис умчался к Банзаю на пасеку и три дня в отделе не показывался, пока Стас его оттуда не выцарапал. Потом они всю ночь на кухне сидели, водку пили. Я, конечно, не стала выступать, думаю, пусть начальство душу отведет. – Она вздохнула. – Бесчувственная ты баба, Людка! Ты почему не поговорила с ним перед отъездом, почему не попрощалась?
– Но он ведь знал, что я уезжаю, и по какой причине. Думаешь, отец ему не сказал? Да и Косте я тоже все объяснила.
– Встречала я на свете всяких дураков, но вы с Барсуковым просто уникальное явление! Выходит, ты ждала, когда он заявится к тебе с прощальными поцелуями? А он тоже терпел, надеялся, бедный, что ты соизволишь прийти и объясниться. И самое идиотское то, что рядышком живете, через стенку друг от друга спите, но первым переступить через свои дурацкие амбиции – ни боже мой!
– Он те дни в городе пропадал по надымовскому делу, помнишь, сколько возни вокруг него было.
И потом, я думала, что на вашей свадьбе мы с ним встретимся и каким-то образом сумеем договориться. Но сама знаешь, меня Лайза срочно в Красноярск вызвала, потом все эти дела со Славкой… Разве могла я оставить его, когда он сдавал экзамены?
Конкурс был страшенный, я до самой мандатной комиссии боялась даже надеяться, что он поступит.
Сейчас он со своим курсом на учебной базе. Рад до безумия, что поступил…
– Это мы уже слышали, – прервала ее Антонина, – и надеюсь, еще обмоем его курсантские погоны. Но я тебе. Мила, определенно скажу:
Славка, как ни крути, уже отрезанный ломоть, у него теперь свои цели и задачи. А тебя за подругу перестану считать, если упустишь Барсукова. Такого мужика судьба один раз в жизни дарит, а ты этим подарком так безалаберно распорядилась.
Ведь он на эту Надьку раньше и в полглаза не смотрел, ас нашей свадьбы они вдвоем ушли. Отсюда все и пошло-поехало. Теперь Надька его держит руками, ногами и еще зубами впридачу. Дробот говорит, что раз пять на дню в кабинет звонит, а в обед то пирожков чуть ли не на весь отдел принесет, то еще чего-нибудь… Но ты не огорчайся, я на сто процентов уверена, что Барсуков до сих пор по тебе мается. Стас на днях газету купил красноярскую с твоим интервью, а Барсуков без лишних церемоний забрал ее и до сих пор не отдает… Так что есть еще у тебя шанс, хотя и последний… Приезжай, постарайся хотя бы дня на три, на четыре. А уж как вам встретиться, нечаянно, естественно, я уж придумаю в промежутках между Мишкиными кормежками и стирками пеленок. Стас-то у меня не слишком разбежится помочь – только и горазд, что слюни над дитем пускать. Всем уже уши прожужжал, что Миша на него похож. Я молчу, конечно, пусть думает до поры до времени, что в него, красавца, уродился.
Белая иномарка, заложив крутой вираж, затормозила у крыльца магазина, и Людмила едва увернулась от грязного фонтана, вылетевшего из-под колес.
Открылась передняя дверца, и молодая, судя по легкости, с которой перепрыгнула лужу, женщина вбежала на крыльцо и скрылась в магазине.
Людмила обогнула машину, дверца которой так и осталась отворенной. В салоне было темно, но по запаху сигаретного дымка она догадалась, что водитель остался в машине. И даже остановилась от пришедшей в голову внезапной и шальной мысли: как здорово было бы, если бы судьба расщедрилась на сюрприз и в машине оказался бы не кто иной, как подполковник Барсуков собственной персоной. Тут же с досадой тряхнула головой. Какой еще, простите, Барсуков, да еще в шикарной иномарке, на которую ему за всю свою жизнь не заработать, разве только взятки стал брать или наследство получил богатое?..
Она усмехнулась и поднялась по усыпанным облетевшими листьями ступенькам в магазин.
В магазине было тепло и малолюдно, только одинокая покупательница у прилавка с сигаретами да продавщица Лиза, которая при виде Людмилы расплылась в радостной улыбке:
– Людмила Алексеевна, здравствуйте! Вы что, совсем вернулись?
Людмила не успела ответить, потому что стоящая к ней спиной молодая женщина в длинном светлом пальто с капюшоном мгновенно обернулась и тоже вскрикнула от удивления;
– Людмила Алексеевна? Вы?
Блок сигарет, который она собиралась положить в сумку, выпал из рук, но она даже не заметила этого, потому что бросилась Людмиле на шею и расплакалась.
– Господи! Света! – Людмила отставила в сторону чемодан и обняла девушку одной рукой за плечи.
Другой достала из кармана носовой платок и принялась вытирать ее лицо, по которому, вставляя черные от размытой туши дорожки, ручьем бежали слезы. Ну, что ты, девочка? Успокойся! – уговаривала она ее полушепотом, но Света от этих уговоров еще сильнее заходилась в плаче, пока Людмила не отстранила ее решительно и не приказала:
– Сейчас же перестань реветь! Смотри, весь плащ мне промочила! – И упрекнула:
– Мы с тобой почти год не виделись, тебе что, рассказать мне нечего?
– Людмила Алексеевна! – Продолжая хлюпать носом, Светлана настороженно оглянулась на Елизавету, явно навострившую уши, и произнесла вполголоса: Простите, что разревелась! Я ведь от неожиданности!
Мне сказали, что вы навсегда из Вознесенского уехали. В Красноярск… Это правда, что навсегда?
– Честно сказать, я еще сама не решила, временно или насовсем. Это от многих обстоятельств зависит. – Людмила угрожающе посмотрела на Елизавету и примкнувшего к ней охранника, и те спешно ретировались.
– А я мамку приезжала хоронить, – всхлипнула Светлана. – Она какой-то дури неделю назад напилась, вот почки и отказали. – Она промокнула глаза носовым платком, еще больше размазав тушь по
