пересчитывая их, а может, проверяя себя на прыгучесть.
Анюта то и дело возвращалась взглядом к Галине Ивановне. Та продолжала лежать на крыльце все в той же позе, с неловко подвернутой рукой и задранной на коленях юбкой. В здравом уме она никогда себе такого не позволяла. Сердце Анюты сжалось.
А вдруг она и впрямь уже мертва? Они с Джузеппе сидели и беспокоились за свою шкуру, вместо того, чтобы прийти ей на помощь. И тут она вспомнила мать. Она была того же возраста, что и хохлушка, столь же грузная и неповоротливая, потому что страдала диабетом. И случись вдруг беда, как бы она, ее дочь, посмотрела на другую молодую женщину, которая кричала бы на ее мать, ругала за неуклюжесть и била… Ведь она сама, не задумываясь, несколько раз отвешивала хохлушке затрещины, всякий раз оправдывая себя, что так нужно в их положении, и ни разу не приняла во внимание, что Галина Ивановна прежде всего пожилая, больная женщина…
Прошло еще четверть часа, прежде чем Джузеппе сказал:
— Пошли посмотрим, что ее так напугало. Кажется, на турбазе действительно никого нет.
Они спустились по камням и вышли на тропу, которая огибала забор турбазы по периметру и ныряла в ворота. Но было невозможно рассмотреть, что творится за забором, изготовленным из сетки рабицы и густо заросшим барбарисом и диким хмелем.
Джузеппе двигался первым, Анюта — следом, в нескольких шагах от него. Тропа стала абсолютно сухой, словно и не было ночного ливня, но следы на ней были старые: или размытые, или засыпанные сухой хвоей и листвой.
Джузеппе первым достиг ворот и тут же сделал отмашку рукой: сигнал, чтобы Анюта остановилась и по возможности спряталась. Он быстро пробежал мимо закрытой створки ворот и присел за второй — открытой, сквозь которую вошла Галина Ивановна.
И тут же увидел алабаев. Пули застигли псов во время атаки. Их вытянутые в сторону ворот крупные головы и лапы подтверждали, что алабаи бросились на врага, который угрожал их жизни. Но это могло быть в том случае, если враг был с оружием и вел себя агрессивно. Любого чужака они бы просто вытеснили со двора…
Итальянец огляделся по сторонам, затем всмотрелся в окна домика. Вполне возможно, Галина Ивановна увидела там убитого сторожа. Но при любом раскладе Кузьмич был не из тех, кто дешево отдал свою жизнь. Значит, его застали врасплох и хотели убить. Будь это дезертиры или просто солдаты любой из воюющих сторон, сторож вряд ли им помешал. По крайней мере, он умел откупаться… Выходит, здесь был кто-то другой, кому нужно было, чтобы о его пребывании на турбазе не узнали…
Конечно, Джузеппе предполагал, что неизвестные злоумышленники могли оставить здесь часовых или Засаду. Но почему никак не проявили себя при появлении Галины Ивановны? Или все-таки ушли? И как получилось, что женщина не заметила убитых алабаев? Он же видел, она прошла прямо к крыльцу, не останавливаясь, что совершенно не свойственно человеку, заметившему что-то необычное. А что могло быть необычнее трех мертвых собак? Хотя, если судить по поведению Галины Ивановны, она шла из последних сил и в таком состоянии вряд ли могла разглядеть что-нибудь еще, кроме ближайшего к воротам домика сторожа.
Как жаль, что у них нет оружия. Взгляд Джузеппе скользнул по траве, в надежде найти более-менее увесистую палку, и наткнулся на ржавую косу с обломанным черенком и часть лезвия, валявшуюся под кустом барбариса. Он поднял его и повертел в руках. Все-таки лучше, чем ничего. Затем махнул рукой Анюте, чтобы оставалась на месте, и, вооружившись косой, словно сказочный ангел смерти, отправился дальше.
Джузеппе ожидал, что может встретиться с тем, кто тоже пойдет вдоль забора, только ему навстречу, и принимал меры предосторожности, чтобы первым не выскочить на него. Каждый раз, когда приходилось заворачивать за угол или огибать густые заросли, он останавливался, чтобы проверить, нет ли кого впереди и сзади. Пока неприятности обходили его стороной. Но все же вид свежих следов, оставленных уже после дождя (края их не были размыты и не оплыли) ребристыми подошвами солдатских ботинок, застиг его врасплох.
Он остановился внезапно, словно его ударили в лоб. Анюта из своего укрытия видела, как Джузеппе присел на корточки и что-то потрогал пальцами на земле. Затем оглянулся в ее сторону и покачал головой. Недоумение на его лице сменилось тревогой. И она догадалась: он увидел то ли кровь, то ли следы.
Анюта еще не видела мертвых алабаев, но Джузеппе передвигался с большой осторожностью, зачем-то подобрал обломок ржавой косы, и она поняла, что это вызвано какими-то нехорошими обстоятельствами, о которых Джузеппе только что узнал.
Но все же громкий окрик и лязганье затвора были для нее как гром среди ясного неба. Из кустов вынырнул человек с автоматом в руках. Он был одет в черный комбинезон, на голове — черный тюрбан, на лице — черная маска с прорезями для глаз. От Джузеппе его отделяло метров десять или чуть больше. И он, скорее всего, уже давно наблюдал за итальянцем.
Неизвестный дослал патрон в ствол и опять что-то прокричал, вероятно, велел подойти ближе. Анюта видела, как Джузеппе опустил в траву свое ржавое оружие и медленно поднялся. Человек в черном тюрбане опять что-то крикнул и дулом автомата показал, чтобы Джузеппе поднял руки вверх. Итальянец подчинился. Анюта не видела его лица, потому что он стоял к ней спиной. Но она вряд ли могла прийти к нему на помощь. Ведь черный тюрбан находился к ней лицом и, стоило ей неожиданно выскочить из кустов, успел бы расстрелять и ее, и Джузеппе.
Не спуская глаз с итальянца, тюрбан поманил его рукой, приказав подойти поближе. Джузеппе переступил через лезвие и, едва передвигая ногами, направился в сторону солдата. А о том, что перед ним солдат, догадалась даже Анюта. Действовал он четко и профессионально, но, видно, принял итальянца за беженца или дезертира-одиночку, потому что повел себя в конце концов беспечно, не проверив, нет ли кого за спиной задержанного незнакомца.
Все его внимание сосредоточилось на подходившем к нему грязном оборванце. Тюрбан держал его под прицелом, так как знал, что повстречал неизвестного там, где никаких неизвестных и чужаков быть не должно. И, как часовой, он должен был стать заслоном на пути подобных бродяг…
Словом, Анюта воспользовалась тем, что внимание часового сосредоточилось на Джузеппе, юркнула в траву и поползла, надеясь, что делает это достаточно незаметно. Она достигла уже обломка косы, когда задела локтем камень, и он покатился, стуча и задевая другие камни. Часовой вскинул автомат. Сейчас раздастся выстрел. Анюта вскочила на ноги и завопила:
— Беги, Джузеппе, беги! — и рванула что было сил в сторону елового леса.
Вслед ей раздался одиночный выстрел, затем другой… Пуля отколола от дерева щепку, срикошетила и просвистела рядом. Часовой что-то яростно выкрикнул, видно, велел остановиться. Но девушка уже достигла чащи и вдруг поняла, что слышит только топот собственных ног. Она оглянулась: Джузеппе лежал на земле, а часовой занес над ним приклад автомата.
Анюта развернулась и бросилась к ним. Только теперь она поняла, что сжимает в руках обломок косы. Часовой, заметив бегущую на него женщину, грязную, с развевающимися волосами и в рваной одежде, опешил, и это промедление стоило ему жизни. Анюта метнула в него лезвие косы. Девушка даже не думала, что попадет, просто хотела отвлечь его внимание. Но лезвие вонзилось в тело солдата острием точно под ребра.
Рот его раскрылся от удивления, и солдат с ужасом уставился на широкое лезвие, торчавшее у него из живота. Он сдавленно простонал, попытался навести дуло автомата на Анюту и уронил оружие. Затем колени его подогнулись, тюрбан свалился прямо на Джузеппе. Его пальцы скребли по земле, а руки широко раскинулись, словно он хотел обнять лежащего под ним итальянца.
Когда Анюта подбежала к ним, тюрбан был уже мертв. Но кровь, подгоняемая последними, затухающими ударами сердца, продолжала течь из раны тонким ручейком, окрашивая куртку Джузеппе в красный цвет.
Итальянец столкнул с себя мертвое тело и сел. Он был бледен, его трясло как в лихорадке. Анюта опустилась перед ним на колени, прижала его голову к своей груди. Она плакала, и сама не замечала этого.
— Успокойся, — с трудом выговорил Джузеппе и похлопал ее по плечу. — Надо убираться отсюда,
