– Нас, если ты помнишь, в ментовку таскали несколько раз. Видел тебя с родителями, а потом их одних, без тебя, но с большим пакетом. Я видел, как они с этим пакетом в дверь к нашему менту зашли, а потом без пакета вышли. Я, конечно, не знал, что в пакете, но предположил и, как видишь, попал в точку, хотя большого ума, чтобы догадаться, не надо… А про то, что вам вне клуба драться запрещают, ты и сам в школе не раз рассказывал.
– Да… В логике тебе не откажешь… Слушай, принц Датский, а Сухоруков – тоже твоя работа? Неужели даже суперправильный Олежек в чем-то провинился? Чем же надо было его прижать, чтобы он учиться перестал?
– Ничего не знаю про Сухорукова. У него свои заморочки. На моей совести еще только Макс Литвинов. Тоже гад еще тот…
– Макс? Гад? Не замечал! – сказал Леня и тут же вспомнил, как он полез к Оксане с поцелуями.
– Он трус! Хуже меня… Он в лагере особо угодливо прислуживал Доренко и с подобострастием выполнял самые гадкие поручения. Сам даже придумывал, как перед этими сволочами лучше выслужиться. А сейчас он меня так испугался, что аж расплакался. Хуже девчонок, честное слово! Я даже не успел с него ничего потребовать. Сам стал совать мне свой пейджер, чтобы я молчал.
– И ты взял?
– Взял. А чтобы ему жизнь после этого медом не казалась, я все-таки кое-что с него запросил за молчание.
– Так это ты его к Оксане подослал? – догадался вдруг Леня.
– Да.
– Зачем?
– А чтобы вам всем троим одновременно отомстить, – опустил голову в колени Семенов.
– И после этого ты будешь продолжать утверждать, что сволочью не являешься? – рассвирепел Леня, с трудом удерживаясь, чтобы не наброситься на Семенова с кулаками.
– Буду продолжать! Я скорее склонен согласиться, что действительно действую, как принц Датский. Ты сам только что изволил меня так назвать. Ведь твой Максик мог бы не исполнять моего приказания, не так ли? Но он побежал! Полетел!
– Ты что, специально потребовал, чтобы он лез к Оксане на моих глазах?
– Я сказал, что это желательно, но не обязательно, потому что Величко наверняка сама тебе пожалуется.
– Она не жаловалась…
– Вот Максику и пришлось – на твоих глазах, чтобы ты поскорее ему в челюсть заехал к полному моему удовольствию. Таким образом все и сложилось, как я задумал: Литвинову – больно и унизительно, вам с Ксанкой – неловко и противно, и у всех троих вместе – полный душевный разлад и дискомфорт!
– Ну ты, Семенов, и интриган! Куда там бедолаге Гамлету! Да он рядом с тобой просто отдыхает! А скажи, пожалуйста, на чем ты Литвинова подловил? Он ведь, вроде, абсолютно безобидный парняга. Неужели ты тоже в нужный момент рядом оказался, везунчик?
– Представь, его подловить оказалось гораздо проще, чем других. Мы с ним часто вечерами в интернетклубе «Файл» пропадаем. Я материалы по истории и юриспруденции собираю, а он порнушные сайты разыскивает. Мне сам признался, что деньги ему родители дают на репетитора по английскому языку, а он их на Интернет тратит. Ну… я ему и пригрозил, что матери расскажу.
– Неужели он тебе за это пейджер?
– Я же говорю, что он трус. Хотя… его мамашу любой испугался бы. Помнишь, как она приходила в класс, чтобы выяснить, кто у ее Максика какой-то там навороченный калькулятор спер? Чуть школу по камешкам не разнесла!
– Это тоже ты?
– Что?
– Калькулятор?
– Он его продал. Сам признался, хотя я и не расспрашивал. Мне и порносайтов для шантажа вполне хватало. Мне кажется, если бы я поднажал, то мог бы такое о Литвинове узнать, хоть роман пиши.
– Чего ж не поднажал?
Семенов резко выпрямился и с вызовом посмотрел в лицо Лене.
– За кого ты меня принимаешь? – спросил он.
– На кого тянешь, за того и принимаю. Ты, Сашка, страшный человек, – заключил Пивоваров, помолчал немного, будто раздумывая, стоит ли дальше разговаривать, а потом все же спросил: – А Доренко ты моими руками хотел проучить за лагерь?
Лицо Семенова передернула ненависть:
– Само собой, но… не только. Он оказался единственным, кто меня узнал.
– Узнал? – удивился Леня.
– Вот именно. Однажды на «физре» у меня линза выпала. Помнишь, все еще искали? Вторую я сам снял. Доренко подошел ко мне и сказал, что мой беспомощный взгляд ему что-то очень сильно напоминает, а потом… он узнал… Жабика…
– И что?
– Что от этого гада можно ждать? Он меня начал шантажировать…
– Ну, прямо «вор у вора дубинку украл» – шантаж шантажирующего! Умрешь со смеху! И чем же Доренко тебя взял?
– Представь, тем же самым, чем я пытался взять вас. Он обещал всем рассказать, кто я есть, и научить тех, кто не знает, как играть со мной в «гляделки».
– Класс! Ты даже на пару со своим приятелем Гамлетом Борьке и в подметки не годишься! И что ты ему обещал делать, чтобы он молчал?
– Я ему пишу сочинения.
– Не понял…
– Ну… обыкновенные сочинения по литературе. Недавно по «Мещанину во дворянстве» ему писал. Доренко нужно «пять» в аттестате, а тянуть на эту отметку он перестал. Не может. Не получается. Ума не хватает. Кстати, и то сочинение по русскому, про мемориальный комплекс, тоже я ему написал. Помнишь, его еще вслух читали? И ведь у него при этом, что называется, ни один мускул не дрогнул. Артист! Даже рассказывать пытался, как такой замечательный памятник отыскал…
– Та-а-ак! – Лене казалось, что он вот-вот нащупает в этой истории еще одну нить. – Погоди-погоди… Димас Феклистов у нас свихнутый на математике. Если наш отличник Доренко не тянет литературу, может быть, и с «матешей» у него напряг? Кстати! Борька вчера на физике никак не мог решить у доски задачу, ерундовую такую… Пал Игнатьич от удивления даже не стал ему «пару» ставить. Может быть, наш банкир и Димаса за какую-нибудь провинность запряг «контрошки» с «домашками» по математике писать?
– Все может быть. Феклиста не обязательно и ловить на чем-то. Разик лицо разбили – и достаточно. Чтобы не быть больше битым, он может и постоянно на него батрачить… как, впрочем, и я…
– Ладно, – встал со ступеньки Леня. – Это мы узнаем. А сейчас давай домой. Поздно уже, да и мокрые мы, по-моему, насквозь, не хуже, чем в то лето… И родители наверняка волнуются…
– Погоди, Леня, – Семенов смотрел на Пивоварова с растерянностью. – А как же со мной?
– Что с тобой? – не понял Леня.
– Ну… как мне теперь быть… после этого… разоблачения?
– За Юльку с Оксаной я тебе ничего не скажу. Не знаю. А с остальным… потом… Сначала надо разобраться с Доренко. Может быть, тебе придется помочь. Ты не против?
– Н-е знаю… смогу ли… но я постараюсь…
Глава XVII
«Я не хотел. Ты мне веришь?»
После похода на стройку нового универсама Юльке было так плохо, что ее чуть не забрали в больницу, в нервное отделение. Нина Алексеевна, ее мама, еле отбила дочку от людей в белых халатах. Сказала, что сама поставит ее на ноги. Под сильнейшим родительским прессингом Юльке пришлось кое-что им рассказать. Про Сашку она не могла, поэтому они узнали только про словари. Отец до того расстроился, что дочь так долго таила от них свою беду, что его самого впору было увозить в больницу. На следующий же день, несколько отойдя от полученного потрясения, он побежал на знаменитую на весь город книжную ярмарку в Доме культуры имени Крупской и купил не только словарь Ожегова и иностранных слов, но еще и Даля, и на всякий случай «Словарь синонимов русского языка».
Анжела Решетилова, которая была не в курсе происшедшего на стройке, продолжала находиться в мрачном и взвинченном состоянии. Оксане надоели ее резкие телодвижения, ничем не оправданная грубость, и она решила ей рассказать, что преступник наконец разоблачен и больше никому не опасен.
– Ты представляешь, Анжелка, этим шантажистом оказался Юлькин Сашка, – сказала она подруге.
– Да ладно, – засмеялась Анжела. – С ума сошла?
– Ничего не сошла. Я с него лично шапку содрала.
– Какую еще шапку?
– Да ты что, Анжелка?! Ту самую, черную, вязаную, с прорезями для глаз!
– Не может быть… – Анжела выглядела совершенно сбитой с толку. – Какая ерунда…
– Да… Вот такая мрачная история… Но ты наверняка сможешь получить назад свой кулон.
– Да? – промямлила Анжела.
– Представь, он сказал, что все отдаст.
– Кто отдаст?
– Да Сашка же!
– Каким образом у Сашки оказался мой кулон?
– Я же говорю, что золото, оказывается, с нас снимал не кто иной, как Юлькин Семенов, больше известный в нашем обществе под прозвищем Книжный
