– Еще бы! Она же на все для нас готова… вот даже с этими олимпиадными заданиями…
– А Борька?
– А Доренко сказал, что донесет на меня в Олимпиадную комиссию.
– И ты испугался?
– Нет…
– Потому и синяк?
– Да…
– Больше синяка не хотелось?
– Не в том дело. Когда он понял, что меня не слишком волнует олимпиада с синяком, тогда…
– Что тогда?
– Тогда он сказал, что донесет на Надежду Ивановну в РОНО или куда-то повыше. Я не очень понял.
– Ясно! Отморозок!
– Я? – Феклистов вздрогнул.
– Да не ты, – усмехнулся Леня, – Доренко, конечно!
– А-а-а… Да… Понимаешь, он ведь думал, что Надежда для себя это делала, чтобы ее хвалили за то, что она олимпиадного победителя подготовила. По себе мерил, понимаешь?
– Понимаю.
– А она – для меня… Думала, что это мне как-то в жизни пригодится. И теперь, Леня, я совершенно не знаю, как лучше себя повести, чтобы ей не навредить.
– Вот что, Димас, ты пока виду не подавай, что в чем-то там засомневался: решай ему задачки как ни в чем не бывало. Клянусь, я придумаю, как этого гада обезвредить. Недолго уж теперь осталось, потерпи.
Леня подмигнул Феклистову и повернул к дому Гии Сохадзе.
Глава XVIII
«Я мог бы и Швейцарский банк ограбить…»
– Колись, Гийка, – начал Пивоваров, когда Сохадзе провел его в свою комнату, – зачем ты спер у Эммы зарплату?
Смуглое, оливковое лицо Сохадзе стало бледно-фиолетовым.
– Он все-таки рассказал, гад! – сквозь зубы проговорил Гия. – И что Эмма?
– Она не знает.
– Да ну? Этого не может быть!
– Может. У нас завтра как раз первым уроком биология – увидишь, что она не в курсе.
– Я не собираюсь больше идти на биологию, – Сохадзе сел на диван, положил ногу на ногу и стал ритмично покачивать носком в мягкой домашней тапочке вверх-вниз, вверх-вниз.
– Я клянусь тебе, что Эмма ничего не знает!
– Не клянись зря! Если уж ты знаешь, то ей он должен был рассказать в первую очередь.
– Понимаешь, это ему не нужно. На самом деле Жабик просто хотел помучить нас за то свинство в лагере. Помнишь?
– Что еще за Жабик? – лицо Сохадзе стало из фиолетового голубоватым. – Погоди-погоди… что-то такое припоминаю… Жабик… Это маленький такой, ластоногий, в очках?
– Ну да! Вспомнил?
– Вспомнил. Но при чем тут тот Жабик? Мне и раньше-то до него не было никакого дела, а сейчас и подавно!
– Ты же сожрал его посылку тогда!
– Сожрал посылку?
– Ага, с коржиками, которые его мать прислала.
– Да? – пожал плечами Гия. – Вообще-то, очень даже может быть. Что-то такое припоминаю. Мы еще его компоты по очереди пили. Из сухофруктов. Дрянь такая, а мы за эти стаканы чуть ли не дрались, дураки. Но тогда, Леня, все над ним издевались. Я, наверно, исключением не был. Впрочем, как и ты, а?
– Разумеется, что я тоже не лучше всех, – кивнул Леня.
– Ну и при чем же в нашем деле Жабик?
– Представь, этот Жабик вырос, что в общем-то совершенно естественно, и перешел к нам в школу, в наш 9-й «А». Узнать его практически, невозможно. Гадкий утенок, вернее, лягушонок, превратился в настоящего лебедя, как в известной сказке.
– И кто же это? – настороженно спросил Гия.
– Сашка Семенов.
– Не может быть…
– И все-таки это он. Доказано. Под черной маской с прорезями для глаз скрывался бывший Жабик, ныне знаменитый Книжный Червь Сашка Семенов, любимый человек Юльки Акимушкиной.
Гия выглядел испуганным и вконец запутавшимся.
– Неужели это разные люди? – наконец произнес Сохадзе, достал из кармана измятую сигарету и нервно закурил.
– Ты про что? – удивился Леня.
– Я никак не мог понять, что этой сволочи все неймется: то в маске, то без маски. Карнавал разыгрывает. Я, признаться, думал: у него от злости совсем крыша поехала. А в маске, оказывается, был Семенов. И, главное, с одним и тем же. Свихнуться можно. Или он тоже его человек? – Сохадзе рассуждал как бы сам с собой, а Пивоваров ничего не понимал.
– Ты говоришь, то в маске, то без маски. Значит, ты давно знал, что это Семенов? – совсем растерялся Леня.
– Ничего я не знал… Я вообще думал, что это один человек… с большим сдвигом в мозгу.
– Теперь, Гийка, я ничего не понимаю, – признался Леня. – Ты не мог бы изъясняться понятнее?
– Сначала ты ответь мне, откуда Семенов знает, что Эммины деньги взял я? Кто ему сказал?
– Никто ему не говорил. Он сам тебя видел. Из лаборантской. Он там с фотоаппаратом сидел, хотел Эмму в естественных условиях заснять для стенгазеты ко Дню учителя.
– Ясно! – с перекошенным от злобы лицом констатировал Сохадзе. – Мало мы этого Жабика в детстве мучили. Так и продолжает в раба играть!
– Что ты говоришь, Гийка! Для Сашки хуже того лета ничего в жизни не было! Я видел, как он до сих пор это переживает.
– Может, и переживает. Кто спорит? Когда это рабы любили своих хозяев? Твой Жабик, Червь нынешний, по-прежнему под Тузом ходит!
– Под Тузом? Под Доренко? Ты так считаешь…
– Да я уверен, – перебил Леню Сохадзе, – что Семенов на Доренко работает! Небось, он ему «гляделками» до сих пор угрожает! Как пить дать!
– Знаешь, Гийка, – Пивоваров плюхнулся рядом с ним на диван, – с «гляделками» – ты, конечно, попал в точку, но в остальном сильно ошибаешься. Давай-ка рассказывай все по порядку, а то у меня уже мозги опухли.
– Да что тут рассказывать! Ты и так уже наверняка все правильно понял: этот отморозок Доренко заставил меня стянуть у Эммы деньги.
– Зачем?
– А я почем знаю, на что у него не хватало!
– Но почему ты на это согласился? Ты ему был должен?
– Нет. Это… из-за Нади…
Все знали, что жгучему брюнету Гие Сохадзе нравится Надя Тихомирова из 9-го «Б». Она была натуральной блондинкой с прозрачной розовой кожей и небесного цвета глазами. Кому-то Надя могла показаться блеклой и бесцветной, но Гия, сам очень яркий, просто млел от пастельных красок ее лица и длинных белокурых волос.
– И что с Надей? – Леня в нетерпении даже потеребил Сохадзе за рукав.
– Эта сволочь Доренко сказал, что у него есть знакомые, которые подловят Надю на темной улице и… сам понимаешь… что дальше.
– Брось, Гийка, это же подсудное дело.
– А кто что докажет? Я ведь не могу везде сопровождать Надю! Она и не позволит… Кто я ей? И потом… знаешь, что он, это, – Гию передернуло от отвращения, – чудовище придумал?
– Ну?
– Он сказал, что все обставят так, будто это сделал я, что все поверят, сказал, поскольку я как лицо кавказской национальности имею неуемный темперамент и давно на Надю, как он выразился, губу раскатал.
– И ты поверил, что он на такое способен?
– Он мне доказал.
– Как?
– Неужели не помнишь, какие мне фонари на оба глаза навесили?
– Это он?
– Станет он ручки марать, как же! Наверно, нанял…
– Да ну тебя, Гийка! Можно подумать, что Борька Доренко из 9-го «А» ни больше ни меньше – крестный отец русской мафии! Эдакий дон Борис!
– За всю мафию не скажу, но размах у него не маленький! Ты бы видел этих амбалов… Может быть, он им как раз Эммину зарплату пообещал. Он на многое способен. Поэтому я очень испугался за Надю. Я не мог ему позволить… Я бы не только Эмму, я бы… Швейцарский банк ограбил, если бы Надя… если бы он
