— Значит, память у вас еще не окончательно отшибло? — продолжал греметь Сэндерс. — И вы наверняка помните, куда исчез ваш дружок, Пьер Лебон!
Шарль Левьен вскочил. Лицо его сделалось бледным, правая щека подергивалась, руки тряслись.
— Откуда вы знаете? — глухо спросил он.
По предварительной договоренности с Гансом Миллером ни Левьену, ни Риччи решено было не сообщать о визите Клода Реналя в женевскую резиденцию Сэндерса, равно как и о сведениях, доставленных им из Франции и Италии. Таким образом, ни тот ни другой не знали, что полиция напала на их след. Последним вопросом Сэндерс пытался убить сразу двух зайцев: во-первых, нагнать побольше страху на Левьена и поставить его на место и, во-вторых, проверить благонадежность Миллера. Судя по реакции француза, обе цели были достигнуты. Левьена трясло от страха — значит, Миллер остался верен Сэндерсу и не проговорился сообщникам о визите Реналя в Женеву. Искоса взглянув на таксиста, Сэндерс заметил, что тот безучастно смотрит в окно.
— Вы что, следили за мной? — Голос француза дрожал от волнения.
— Это вас не касается, Левьен, — грубо отрезал Сэндерс. — И учтите, если вы еще раз позволите себе нарушить инструкцию, будете иметь дело лично с майором Гроссом. Надеюсь, вам ясно, Левьен? — Тот судорожно кивнул. Сэндерс резко повернулся к двум другим двойникам. — Еще есть у кого-нибудь вопросы?
Миллер продолжал смотреть в окно.
— Есть, — внезапно подал голос Риччи. — У меня вопрос, Сэндерс.
— Да? — Сэндерс насторожился.
Маленькие глазки миланца пристально смотрели ему в лицо. Он вдруг понял, что за эти два дня слышит голос Риччи впервые.
— Говорите, Риччи! — потребовал Сэндерс.
— Кто были те двое? — сощурившись, спросил итальянец.
— Двое? Какие двое? — Сэндерс не сразу понял, о ком идет речь.
— Те двое, с которыми вы больше часа разговаривали на улице.
Сэндерс уже сообразил, что этот пронырливый итальянец имеет в виду Кигана и Диверса. Неужели следил? Или это чистая случайность?.. Сэндерс почувствовал, как волна гнева вновь поднимается в его душе. Риччи вторгся в нечто запретное, и сейчас он за это поплатится.
— Эти парни из полиции, — тихо, но четко произнес Сэндерс. — Надеюсь, вас устроит такой ответ, Риччи?
— Не совсем, — в тон ему отозвался итальянец, не сводя с босса пристального взгляда.
— Какая досада! — воскликнул Сэндерс, всплеснув руками. Глаза его метали молнии. — Мне кажется, Риччи, у вас что-то с мозгами. На память не жалуетесь?
— Инструкцию я помню хорошо, — твердо ответил Риччи, — но поймите, Сэндерс, исход операции мне небезразличен. Вы же знаете, что нас ждет в случае провала.
— А, так вас беспокоит ваша собственная шкура! Что ж, это вполне естественно для такого типа, как вы. А я бы все-таки обратил ваше внимание на память. Представляете, Миллер, — Сэндерс повернулся к таксисту, — наш дражайший синьор Риччи совершенно не помнит, как зовут его собственную дочь! — Он снова уставился на итальянца. — Так как же, Риччи, — Ева или все-таки Джоанна?
Риччи издал гортанный звук, похожий на рычание. Рука его скользнула в карман.
— Стоять! — рявкнул Сэндерс. В руке он сжимал пистолет. — Еще одно движение, и я разнесу твою башку на куски! Мерзавец!..
Риччи затравленно взирал на босса. Его маленькие, как у хорька, глазки злобно сверкали на смуглом лице. Южный темперамент готов был выплеснуться наружу, но усилием воли он сдержал себя. Рука его вернулась в прежнее положение.
— Так-то оно лучше, Риччи, — сухо произнес Сэндерс, пряча пистолет. — И нечего таращить на меня глаза — я знаю о вас все. А теперь проваливайте — оба! — Приказ относился к Риччи и Левьену. — И чтоб носа не показывали из своего номера! Ясно? У меня еще много дел, и на вас тратить свое драгоценное время я не намерен.
Двойники вышли: один — полностью укрощенный, другой — затаившийся, но не смирившийся.
— Побудьте здесь, Миллер, — обратился Сэндерс к таксисту, когда они остались вдвоем, — мне еще нужно провернуть одно дельце. Я скоро вернусь. И приглядывайте за этими двумя — они сейчас способны на все.
Миллер кивнул, готовый исполнить любую волю босса. Урок, преподанный его коллегам, пошел на пользу и ему самому.
Сэндерс спустился в бар, заказал виски с содовой и уселся за свободный столик. Минут десять спустя к нему присоединился бельгийский коммерсант, месье Отон — полный мужчина с респектабельной внешностью и окладистой бородой, — и тут же уткнулся в газету.
— Привет, Джил, — прозвучал его приглушенный голос.
— Привет, Клод, — так же тихо отозвался Сэндерс.
«Месье Отон», или Клод Реналь, продолжал листать газету, а Сэндерс безучастно уставился в свой стакан. Едва заметно шевелились лишь губы.
— Как дела? — спросил Реналь.
— Пока похвастаться нечем. Устроил разнос этим болванам. Кажется, проняло.
— Не лезь на рожон, Джил. Есть что-нибудь новое?
— Очень немногое. Как мы и думали, операцией руководит некий майор Гросс, предположительно из службы безопасности.
— Какого государства?
— Это мне неизвестно.
— Тогда это мало что нам говорит.
— Ошибаешься, Клод, — возразил Сэндерс. — Это говорит о том, что операция явно имеет политический оттенок. Похоже, готовится убийство какого-то крупного политического деятеля.
— Это еще не факт, — заметил Реналь. — Служба безопасности любого государства занимается не только политикой, сфера их деятельности значительно шире.. Например…
— Например?..
— Секретные научные разработки, исследования космоса.
— Согласен.
— И тем не менее, Джил, твоя информация может нам помочь. Круг возможных жертв этой банды заметно сузился.
— Польщен похвалой великого детектива, — одними уголками рта улыбнулся Сэндерс, бросив мимолетный взгляд на мирно дремавшего «коммерсанта». Газета сползла, прикрывая рот и бороду, глаза были полузакрыты. Он лениво посапывал, развалившись в кресле. Ни дать ни взять беспечный отец семейства на отдыхе!
Еще в юности Клод Реналь мечтал об актерской карьере, судьба же распорядилась иначе — он стал полицейским. Но вскоре понял, что работа в сыскной полиции требует не меньшего актерского таланта, чем сцена. Разница заключалась лишь в том, как верно заметил в свое время Сэндерс, что на сцене зрители воспринимают его исключительно как актера, играющего роль, в жизни же подобная интерпретация его артистической деятельности могла закончиться для него трагически: здесь в качестве «зрителей» выступали отпетые негодяи и преступники, способные на любую подлость и быстрые на расправу. Со временем Клод Реналь стал признанным мастером перевоплощения, он прекрасно чувствовал себя в любом обличье. «Лишь одна роль мне не по зубам, — смеясь, говаривал он, — роль балерины!»
— Что намерен делать дальше? — донесся до Сэндерса голос Реналя.
— Есть у меня одна идея, — отозвался Сэндерс, — но без твоей помощи ее не осуществить.
— Выкладывай.
— Запоминай. Вот по этому адресу, — Сэндерс незаметно пододвинул к собеседнику небольшой клочок бумаги; тот чуть приоткрыл глаза, — найдешь Джека Шпрингера. Напомни ему обо мне. Этот тип многим обязан мне еще со времен моей работы в Скотланд-Ярде, я дважды спасал его от решетки.
