Левьен не подавал признаков жизни. «Ловко они его обработали, — восхитился Сэндерс. — Лихих головорезов держит при себе Джек!.. Да жив ли он, черт побери?» Он приложил ухо к груди Левьена, но ударов сердца не услышал. Сэндерс похолодел. Этого еще не хватало!.. Да нет же, он дышит, это видно даже слепому! Но сердце… Сэндерс снова склонился над телом Левьена. Да, сердце не прослушивалось. Впрочем… Далекие толчки вдруг отдались в ушах Джила Сэндерса. Что за чертовщина?! Он резко выпрямился.
Сердце Шарля Левьена билось с правой стороны. «В конце концов, — успокоил себя Сэндерс, — подобные случаи медицине известны. Нечего предаваться панике».
Сэндерс ловко подхватил молодого француза и без труда запихнул в машину. До гостиницы домчались в считанные минуты. Взвалив тело Левьена на плечо, он миновал удивленного портье и быстро поднялся в свой номер. Потом позвонил Миллеру и Риччи, приказав им тотчас же явиться к нему. Через пару минут двойники были в сборе.
— Что с ним? — побледнел Миллер, увидев окровавленного француза полулежащим в кресле. Тот все еще не приходил в сознание.
— Какие-то подонки проломили ему череп, — бросил Сэндерс, готовя все необходимое для обработки раны. — Да помогите же кто-нибудь, черт бы вас побрал!..
— Может, врача вызвать? — предложил Миллер, с сомнением наблюдая за манипуляциями босса. Тот резко выпрямился.
— Не надо врача, — сухо произнес он. — Огласка может повредить делу. Справимся своими силами. Держите таз!
Сэндерс сам промыл рану и перевязал Левьену голову. Впрочем, никакой раны не было, а была лишь ссадина, но обилие крови создавало впечатление, что голова пробита основательно. Сэндерс всячески старался поддержать это впечатление, хмуря брови, качая головой и размазывая кровь чуть ли не по всему лицу бесчувственного француза, ибо, по его замыслу, Риччи и Миллер должны были поверить в серьезность нанесенной травмы. И ему это удалось. В глазах двойников появились испуг и растерянность.
Левьен зашевелился, застонал и приоткрыл глаза. Сознание медленно возвращалось к нему.
— Что со мной? — чуть слышно произнес он. — Где я?
— В преисподней, — огрызнулся Сэндерс. — Вас на две минуты нельзя оставить одного. Как голова?
— Разламывается… — Левьен скорчил болезненную гримасу.
— Как вас угораздило нарваться на тех двоих?
— Вы их видели?
— Только спины. Вы что, первым в драку полезли?
— Я еще не совсем спятил, — ответил Левьен и снова застонал. — Кто это был?
— Это вы меня спрашиваете? — мрачно усмехнулся Сэндерс. — По-моему, на этот вопрос должны ответить вы, Левьен.
— Я их впервые видел.
— Неужели?
— Клянусь! Я вообще впервые в этом городе.
— И что же они от вас хотели?
— Не помню… — Левьен напряг память. — Чепуха какая-то! Один из них говорил, что узнал меня.
— Узнал? Вы что, встречались с ним раньше?
— Я же говорю, что видел их впервые!
— Но ведь он вас узнал. Не хотите же вы сказать, Левьен, что эти двое проломили вам череп просто так, ради собственной утехи.
— Нет… не знаю… Ничего не помню. Один из них что-то говорил про Ньюкасл.
— Ньюкасл? — насторожился Сэндерс. — Вы были в Ньюкасле?
— Да не был я ни в каком Ньюкасле! — выкрикнул Левьен. — И в Англии никогда прежде не был!
— Вы это точно помните?
— Да что ж я, совсем рехнулся?..
— Та-ак, — протянул Сэндерс, в упор глядя на француза. — А то, что произошло четверть часа назад, вы не помните. Так, Левьен?
Француз беспомощно развел руками.
— Бред какой-то! — произнес он, морщась от боли. — Я ни черта не понял…
— Не поняли? В каких пределах вы знаете английский?
— В совершенстве. Вы уже могли в этом убедиться, Сэндерс.
— Вот именно. И тем не менее вы не поняли их слов?
— Да нет, понял, но… — Левьен замялся, — не понял смысла…
— Ясно, — отрезал Сэндерс, бросив многозначительный взгляд на стоявших в стороне двойников. Риччи в ответ ухмыльнулся, а Миллер пожал плечами. Сэндерс несколько раз прошелся по комнате. На его лице отразилась усиленная работа мысли. Наконец он остановился напротив Левьена.
— Вот что я вам скажу, Шарль Левьен, — твердо произнес он, — вы врач и должны понять меня. Только что вы получили травму головы — травму, заметьте, серьезную. У меня есть все основания полагать, что нормальное функционирование вашего мозга нарушено, и, возможно, в значительной степени.
— Но позвольте!.. — подал голос Левьен.
— Минуту, — резко перебил его Сэндерс, — я еще не закончил. Наверняка утверждать не берусь, что подобное нарушение произошло, но такая вероятность все-таки имеется. И в первую очередь пострадала ваша память — в этом убедили меня ваши ответы. Как руководитель операции, ответственность за успех которой возложена исключительно на меня, я не могу допустить необоснованного риска в ходе ее осуществления и властью, данной мне, отстраняю вас, Шарль Левьен, от дальнейшего участия в ней.
— Как! — Левьен вскочил с кресла, но тут же рухнул обратно — сказалась, видимо, потеря крови. — Вы не имеете права, Сэндерс!
— Право-то я как раз имею, — спокойно возразил Сэндерс, — но не будем говорить о правах. Поймите, Левьен, я в ответе за успешное завершение операции, риск здесь совершенно неуместен. Где гарантии, что у вас нет сотрясения?
— Как врач я заявляю, что никакого сотрясения нет и в помине, — уверенно заявил Левьен.
— Хорошо, допустим, — кивнул Сэндерс. — А ваша память?
— Да что вы все время цепляетесь к моей памяти! — закричал француз, нервно хрустя суставами пальцев. — То тычете в нос вашими инструкциями…
— Инструкции исходят от майора Гросса, — сухо возразил Сэндерс.
— Я так же подвластен им, как и все вы.
Имя майора произвело на Левьена должный эффект. Он сжался в комок и замолчал.
— Это не придирки, Левьен, — продолжал Сэндерс, — это необходимая предосторожность. Посмотрите, у вас даже руки дрожат. Так вы с трех шагов и в слона не попадете.
Руки у того действительно дрожали — то ли от волнения, то ли от упадка сил, вызванного потерей крови.
— Сэндерс, вы не должны отстранять меня от участия в операции!
— взмолился Левьен. — Иначе майор Гросс откажет мне в реабилитации. Поймите же, мне грозит виселица!
«Виселица? Гм… Интересно». Глаза Сэндерса блеснули.
— Интересы дела важнее жизни каждого из нас, — твердо произнес он. — Ваши умственные способности, Левьен, вызывают у меня опасения, что в полиции, если, не дай Бог, вы туда угодите — а исключить такую возможность, к сожалению, нельзя, — вы сболтнете что-нибудь лишнее. Вы уверены в ясности вашего рассудка, Левьен?
— Клянусь, да! — выкрикнул француз.
Сэндерс в раздумье покачал головой.
