Развеев остановил машину возле закусочной и посмотрел на часы: без пятнадцати восемь. Тихо насвистывая, он поглядывал то на дорогу, то на Ложкина, который дремал на заднем сиденье. Он не сомневался, что интеллигент на иномарке приедет в срок. Не может не приехать. Сейчас время такое — успевай хапать, пока есть возможность, и этот на иномарке — того же поля ягода.
Подумав о том, что поставщик глюкозы работает на фармацевтической фабрике, Развеев не мог отделаться от этой мысли. Он только прикинул, что такой человек не может работать в бизнесе — перестраховщик, трус, в нем не чувствовалось напористости, азарта, агрессии, определенной доли безрассудства, коими должен быть наделен российский бизнесмен. Даже его роскошная иномарка не наводила на мысль об авантюризме. Скорее всего удачливый производственник. Такой мог работать, к примеру, в глазной «колонии» Святослава Федорова.
Пару часов назад Развеев с Ложкиным вкололи себе по последней ампуле глюкозы. Развеев щелчком выбил из склянки на ладонь остатки препарата и лизнул. Сладковатый привкус, не горький. Но не разочаровался. Препарат чистый, химией тут не пахнет, после нее гнетущий отходняк, во рту кислый металлический привкус, голова тяжелая, мыслей только две: или поскорее подохнуть, или еще быстрее догнаться. А после глюкозы думы стройные, ощущение, что препарат промывает извилины мозга, проникает в самые его недра, потаенные уголки, разумом начинаешь вникать в совершенно невозможное словосочетание «здравомыслящий инстинкт», словно воссоединяешься с чем-то давно забытым~
Абсолютное переполнение. Вершина «девятого вала». Суровая нитка под ногами канатоходца, — за кажущейся хлипкостью она крепче стального каната. И вот всеми четырьмя лапами канатоходец ловко удерживается на ней, помогая себе~
Спину Развева пробрало морозом. Ему на миг показалось, что это он сам так ловко балансирует на тонкой нитке, его ноги босые — четыре ноги. Или лапы. Рук нет.
Он тряхнул головой: глюки. Перебрали сегодня, три раза укололись.
Озноб быстро прошел, только уши отчего-то мерзли, словно занемели.
Снова взгляд на часы: ровно восемь.
Из-за кафе по дороге поднималась крытая тентом «Газель». Наркоман не обратил на нее внимание, его взгляд был прикован к дороге. Подъезжая к закусочной, он развернул свою машину так, чтобы видеть весь автотранспорт, следовавший из города. Сейчас дорога была пустынна.
Крытый грузовичок остановился рядом с машиной Развеева, из него вышли водитель и пассажир. Из дверей закусочной появились еще два человека. Водитель резко распахнул дверь «Жигулей» и рванул Развеева из машины за волосы. Выкручивая ему руку, он припечатал его к борту грузовика. Пассажир уже откидывал тент. Ноги Развеева взметнулись вверх, два человека придали его телу ускорение, и он влетел в кузов. В нос ударил тошнотворный запах кошачьих испражнений, руки заскользили в зловонной жиже. Он приподнял их, ища опору, и пальцы ощутили прохладный металл решетки.
Вслед за Развеем в кузов влетел Ложкин. Две мелкоячеистые двери замкнулись за ними. Они были в клетке.
Березин вышел из машины за квартал до офиса Алберта Ли. Отослав водителя и приказав ему вернуться на это же место через полчаса, полковник поспешил на сеанс. В переулке он натолкнулся на черную «Волгу» Аничкова. На Партизанской улице в ряд стояли машины судьи Сергея Третьякова, прокурора Безрукова и заместителя начальника отдела ФСБ Климова Валерия Амелькина.
Идиоты!!
Полковник почти бегом преодолел оставшийся путь.
В кабинете Алберта Ли находилось восемь человек, державших власть в городе в своих руках. Березин был девятым. Не хватало разве что представителей мафиозных группировок города. Все молча смотрели на полковника. Он тяжело опустился на свободный стул.
— Ты опоздал, — констатировал прокурор, посмотрев на часы.
Березин пропустил замечание прокурора мимо ушей и ненавидящим взором окинул контрразведчика.
— Валера, твою мать! — рявкнул он. — Я свою машину всегда отсылаю. А вы устроили парад!
Спохватившись, Безруков вытащил из кармана мобильный телефон и позвонил водителю в машину. То же самое сделал и Валерий Амелькин, но чуть помешкав. Наверное, как ему казалось, чтобы сохранить достоинство. Они с Березиным не были особо дружны.
Из-за стола поднялся Алберт Ли.
— Господа, я собрал вас всех вместе, чтобы сообщить следующее: я прекращаю оздоровительные сеансы, закрываю кабинет и переезжаю в Белоруссию.
Он сел, вслушиваясь в нависшую в кабинете тишину.
Первым опомнился судья.
— Уж не думаете ли вы, доктор, что мы последуем за вами?
— Нет, я этого не думаю, — ответил Ли.
— Мы хотим знать причину этого, мягко говоря, странного поступка, — настаивал Третьяков.
— Я объясню. Это моя, если хотите, обязанность врача перед всеми своими пациентами.
— Перед всеми?! — Глава города обшарил взглядом каждого. Еще два дня назад им было «несть числа», а сегодня~ — Вы сказали, перед всеми? Но, бог мой, Алберт Кимович, по нашим подсчетам нас должно быть по крайней мере раз в десять больше!
— Вы правы, Борис Иванович. Но остальным мой метод не помог. Чувствуя, что не в моих силах помочь всем, я остановил свой выбор на вас, а другим стал снижать дозы. Последнее время они получали от меня обыкновенный, «незаряженный» аспирин. Поэтому, не чувствуя результатов, они сами отказались от моих услуг.
— Гениально! — воскликнул прокурор.
— Действительно это здорово, — похвалил доктора Сергей Третьяков. — Но еще более непонятно. Вы сделали свой выбор, определились в своих силах и~ бросаете нас, не снижая дозы, по-варварски. Вы давали клятву Гиппократа?
— Я давал клятву, — подтвердил врач. — Но не в мою пользу сложившиеся обстоятельства вынуждают меня~
Алберт Ли некоторое время не сводил глаз с Третьякова. Судья в отличие от Березина и Аничкова был действительно болен, страдая эпидемическим зобом. Довольно продолжительное время он принимал гормональный препарат щитовидной железы, однако в последние месяцы на него свалилась еще одна беда — сахарный диабет, при котором лекарства типа тиреоидина противопоказаны. Принимая препарат от одной болезни, он усугублял другую. Плюс ожирение судьи. Все эти немочи развились в Третьякове от недопустимого образа жизни. Он был сравнительно молод — 46 лет — и больше остальных горел желанием быть здоровым. Он принимал не только аспирин, доктор Ли давал ему таблетки липокаина, пропитанного излучением от убитых животных. После их приема Третьяков чувствовал себя отлично.
— Да объясните вы в конце концов! — мэр вскочил на ноги. — Что это за причина — деньги?
Ли покачал головой.
— Мне не дают работать, — изрек он.
Девять голосов, перекрывая один другого, в полнейшем недоумении воскликнули: «Кто?! Кто не дает работать?»
В этом кабинете сейчас находился девятипалый кулак, который одним ударом мог сокрушить любую силу.
Кто не дает?
Первым засмеялся судья Третьяков. Он что-то бормотал сквозь смех и выступившие на глаза слезы. Они капали на полные щеки, судья вытирал их толстыми пальцами. Последним улыбнулся Виктор Березин.
— Мы не знали, доктор, что вы такой шутник, — с лукавыми интонациями сообщил мэр Аничков. — Давайте нам по аспирину — и мы разошлись.
Алберт Ли поверг всех в шок одним словом:
— Увы.
— Что значит «увы»? У вас нет аспирина?
— У меня есть аспирин, но мне не дали его «зарядить».
