согласиться с этим, так как точно знаю, что никогда в жизни не чувствовал себя так паршиво.
— У вас есть простой способ убедиться в обратном. Сходите на прием к своему лечащему врачу, — посоветовал Ли, — и он подтвердит вам, что планка вашего здоровья установлена на отметке -62. Минус, вы понимаете?
— Как это минус? — Березину стало по-настоящему жутко.
— Очень просто, — пояснил врач. — Пошел обратный отсчет времени, который неизбежно ведет вас от наступившей старости к смерти. Я дал вам возможность оторваться от этого предела, вы вкусили радость зрелости, на которую плевали, когда пережигали ее в свое положенное время. Повторяю: у вас все нормально. Вам не плохо, вам страшно. Страшно от того, что вы теряете дополнительный и отнюдь не самый худший отрезок своей жизни. Посмотрите мне в глаза.
Березин, вжавшись в кресло, медленно повернул к нему голову.
— Вам страшно? — спросил Алберт. А почему страшно его пациенту, он не рискнул бы сказать вслух. Хотя ему хотелось раздельно и жестко произнести: «В вас сейчас закипает энергия отчаяния, распад продукции моего препарата. Усиливается пароксизм исчезающей надежды. Потому что вся сознательная энергия основана на надежде».
— Да, — ответил Березин, едва шевеля жесткими губами. — Мне страшно. Но мне также и плохо. Нужно что-то делать~
— Вот с этим я спорить не могу.
— Нужно что-то делать, — повторил полковник.
— Возьмите себя в руки! — оборвал его Ли. — И слушайте. До этой встречи я не знал, что благодаря именно вам Мельник вышел на меня — или на нас, как угодно. Это серьезный промах с вашей стороны, но и мы также допустили ряд серьезных ошибок, пренебрегая самыми обычными правилами предосторожности. Как бы то ни было, но положение тяжелое. У меня есть два предложения к вам. Первое: вы забываете об Алберте Ли. Второе: вы помните обо мне и надеетесь на лучшее. Мы совместно исправляем допущенные промахи и поднимаем планку вашей жизни. Помните, что я говорил? Я достиг поразительных результатов и не собираюсь останавливаться на достигнутом. Все материальные ценности просто дешевка по сравнению с тем, что я вам предлагаю.
Глаза Березина ожили. Терпение, говорил он себе. И просил поддержки у бога: «Дай, господи, немного терпения, помоги преодолеть эти несколько дней, пока я не разберусь с Павлом Мельником!» Полковник скрипнул зубами, увидев перед собой призрачный узколицый образ журналиста. Вот кто виновен во всем! Продажная шкура, один из многих, за душой которого нет ничего святого. Своим поганым носом он, словно свинья, заранее роет мне могилу. Но я не отдам ему не то что дня, не отдам секунды своей жизни! Нет! Он еще не знает Виктора Березина с его мощной армией милиции. И не такие, как Мельник, обламывали себе шеи, напарываясь на непробиваемую стену силы и власти.
Полковник задышал тяжело и часто, он был готов к решительным действиям.
— О чем, собственно, знает журналист? — задал он вопрос довольно твердым голосом.
Ли едва заметно улыбнулся.
— Мне думается, о многом. Мельник следил за мной, он в курсе того, какие опыты мы проводим с животными. У него состоялась встреча с биологом в университете, он посетил питомник, откуда мы нередко брали собак и кошек. У нутрий тоже довольно высокий показатель излучения, но их количество и темпы, которыми мы ведем исследования, ограничивают нас. Да, над нами властно время, — с пафосом продолжил он, — но мы просто не имеем морального права идти с ним в ногу. Мы опередим его!
Березин уловил в глазах Ли сумасшедшие искры. Он на две-три минуты задумался, молчал и его собеседник. Наконец полковник подал голос:
— Мне думается, что ваши опасения насчет того, что журналист посветил в ход своих расследований руководство газеты, беспочвенны.
— Я думаю иначе, — заявил доктор.
— Погодите, дайте мне высказаться до конца, — недовольно проговорил Березин. — Я знаю, как ведут дела репортеры, они до поры до времени держат в тайне дела, которые пахнут сенсацией или грозят чьим-либо разоблачением. Соотношение независимых расследований и дел, которые поручает им руководство редакции, примерно равны. Лично я уверен, что Мельник ведет именно независимое расследование. Ведь это дело свалилось на него как снег на голову.
Ли вынужден был согласиться с рассуждениями своего пациента.
— Однако есть еще люди, которые так или иначе в курсе следствия журналиста, — напомнил он. — Например, биолог Ян Гудман и Ирина Голубева. Мельник пользовался машиной бывшей жены, а на первом этаже «Альфа-Графикс» легко устроить наблюдательный пункт. Я думаю, он так и делал. О его бывшей жене тоже не следует забывать.
— Да-да~ Я позабочусь о ней.
— Вот об этом я хотел бы поговорить особо. — Ли сделал ударение на последнем слове. — Мы сами исправим положение.
И — снова пауза.
Полковник кивнул. Это был смертный приговор Павлу Мельнику, Ирине Голубевой и Яну Гудману.
Глава шестнадцатая
В половине первого ночи в квартире Мельника раздался звонок. Павел не спал. Около одиннадцати часов вечера по телевизору прозвучало сообщение о самоубийстве Евгения Корнеева. Врач купил баллончик с нервно-паралитическим газом, отъехал от магазина и, закрывшись в машине, выпустил газ в салон.
Роли поменялись. Теперь они следили за ним. В девять часов вечера Мельник вошел в парадное своего дома и остался стоять за дверью. Она была массивной, собранной на металлическом каркасе, и вверху имела что-то наподобие смотрового окна, забранного ажурной решеткой. Через стекло Мельник увидел медленно проезжающую мимо «Ауди». За рулем сидел незнакомый мужчина, пассажира Павел тоже не знал, но они более чем внимательно смотрели на дверь подъезда. Павел поднялся на лифте, торопливо вошел в квартиру и набрал номер телефона Ирины. Он не терял надежды, что она послушает его и уедет. Но Ирина сняла трубку. Павел простонал.
— Почему ты еще дома? Ты почему не уехала? Я же просил тебя~
— Спокойно, Паша, спокойно~ Ситуация усложняется?
— Черт возьми, Ира! Я же говорил, чтобы ты перестала шутить. Кончились шутки, понимаешь?
— Пока нет. Меня еще это не коснулось. А вот ты возбужден, дорогой. Хочешь расслабиться? — Ее голос стал томным. — Тогда попробуй представить, что одето на мне. Ну, милый, вруби свое журналистское воображение, начни с пальчиков на моих ногах. Они, словно в лодочке, уютно устроились в туфлях на высоких каблуках. Поднимайся выше, Павлик, и представь шелк черных чулок, которые крепятся к кружевному поясу. Помнишь, он всегда возбуждал тебя. Короткая сорочка едва прикрывает бедра, грудь вываливается из бюстгальтера. Я провожу языком по трепещущим губам и шепчу твое имя: «Паша~» Тебе хорошо? Теперь приготовься, тебя ждет главный сюрприз. — Ира повысила голос: — Ты не увидишь всего этого потому, что поверх сорочки на мне одет клетчатый костюм от Милены Бергман.
Она бросила трубку.
— Сумасшедшая!
Павел еще раз набрал ее номер. Голосом Ирины заговорил автоответчик, предлагающий оставить свое сообщение. Мельник вновь обругал ее, бросил трубку, снова набрал ее номер, выслушал надоедливое вступление, записанное на пленку.
— Ира, я тебя очень прошу, никуда не выходи из дома и никому не открывай дверь. Утром я приеду к тебе. Сейчас я скажу одну вещь, о которой мне даже не хочется думать: я был бы рад узнать, что ты сейчас не одна. Я всегда любил тебя. Всегда.
