лет. В карих глазах сверкнули слезы, вздрогнули губы. Морин бросилась к сестре, и та молча спрятала лицо у нее на груди. Гладя Мэг по плечу, Морин обреченно вздохнула:
– Только не реви, Мэгги. А то я тоже зареву, и тогда только слепой сможет не заметить, что я – это не ты. Я поеду, поеду, слышишь? Поживу у тебя эту неделю, а ты отдохни здесь, отоспись, погуляй. Бен Кранц позвонит и просто скажет мне, взяли меня лаборантом или нет… Если что, с работой лаборанта ты справишься. Может, тебя это даже отвлечет от… Мэг, ну что ты, Мэг… Не реви, ладно? Из-за этого гада, преступника…
– Я люблю его, Мори, люблю-у-у!..
3
В понедельник, в десять часов утра, то есть в тот самый момент, когда Дик Манкузо ссорился с Натти Тимсон, выклянчивая у нее адрес и телефон Мэгги Стар, посмевшей обозвать Чико Пирелли его настоящим именем, Морин Элинор Рейли на негнущихся ногах поднималась по лестнице многоквартирного дома, в котором проживала ее сестрица-авантюристка. Путь до Чикаго Морин проделала на автобусе, и слава богу, что дорога заняла всего полтора часа. Иначе она бы потеряла остатки самообладания и выскочила бы на ходу.
Морин трусила ужасно, страшно, немыслимо, Морин ждала каких-то ужасов, и потому с наслаждением заорала, когда из-за шахты неработающего лифта выскочил котенок. Котенок испугался не меньше, однако прореагировал куда отважнее: выгнул спину, задрал шерсть и зашипел, а потом брызнул вверх по лестнице. Распахнулась дверь на другом конце лестничной клетки, и небритый тип в полосатых кальсонах пронес мимо замершей Морин небрежно завязанный мешок с мусором. На девушку он взглянул равнодушно и сонно, буркнул нечто вроде «Добрутр» и зашлепал вниз по лестнице.
Как ни странно, эта встреча придала ей уверенности. Раз сосед так привычно поздоровался, значит, она похожа на Мэг?
Разумеется, похожа. Этому было посвящено все воскресенье. Мэг трудилась в поте лица, и в результате Морин с неожиданным удовольствием увидела в зеркале весьма и весьма эффектную блондинку с подкрашенными губами и томным взором, за плечом которой маячило ее же бледное отражение – сама Мэг. Сходство было несомненным, если бы еще рот не открывать… впрочем, не все же в этом городе знают о просодии.
Мэг говорила резкими рублеными фразами – Морин растягивала гласные, немного неуверенно завершала предложения, могла подолгу молчать, тщательно подбирая слова… И совсем, совсем не употребляла… хм… жаргонных словечек. Им Мэг учила ее уже ночью.
– Ты пойми, мы же не специально ругаемся, да это и не ругань вовсе. Просто это такой профессиональный жаргон…
– Мэг, я не смогу…
– Просто запомни. Тебе не придется их употреблять, но на всякий пожарный…
Морин вздохнула и решительно отперла хлипкую дверь. Вошла, аккуратно притворила ее за собой, прислонилась спиной и принялась рассматривать жилище своей близняшки.
Через двадцать минут она очнулась и поняла, что щеки у нее мокрые от слез. Так бывает… Комната Мэг, крошечная, несуразная, была обставлена и украшена в точности так, как тысячу лет назад их общая детская в родительском доме. Мягкие игрушки сидели повсюду, даже на холодильнике. Разноцветные косынки и шарфы служили салфетками и накидками для мебели. На книжной полке рядом с Вудхаусом, Теккереем и Киплингом стояли смешные фарфоровые фигурки – зайцы и жирафы. Вместо гвоздей из стен торчали разноцветные кнопки, и на них висели бусы из нефрита, яшмы и авантюрина – любимых камней Мэг.
И на кровати царил такой же беспорядок, как и тысячу лет назад, когда усталая мама, Элинор Рейли, в сотый раз железным голосом клялась, что Мэг ни за что не пойдет в кино, пока не научится правильно развешивать свои вещи. Правда, вещей таких тогда у Мэг не было.
Сверкающие блестками и стразами лифчики и трусики. Прозрачные пеньюары и страусовые боа всех цветов радуги. Леопардовые лосины и изумрудные топы, мини-юбки и тонкие колготки, чулки на резинках, высоченные шпильки… Морин осторожно брала вещи, рассматривала их с веселым ужасом. Она никогда в жизни не решится надеть ТАКОЕ даже дома, в одиночестве, а ее сестра в ЭТОМ танцует перед зрителями!
Все будет отлично. Сейчас она приберется, потом сварит себе кофе, успокоится, примет душ, посидит, привыкнет к обстановке…
Звонок в дверь больше всего напоминал грохот обвала – во всяком случае, именно так Морин на него прореагировала: подпрыгнула, покрылась холодным потом и в ужасе заметалась по комнате. Через пару секунд звонок повторился, и из-за двери раздался веселый голос:
– Мисс Стар! Птичка спела мне, что вы дома, не прячьтесь! Я добрый гражданин и пришел к вам с миром, чтобы поговорить о вашей дальнейшей судьбе. Вы же не хотите, чтобы абсолютно все соседи были посвящены в ваши планы на жизнь?
О нет! Импресарио с Бродвея не стал тратить время на звонки и приперся лично! Или звонил, но не дозвонился, а ему пора уезжать, вот он и заскочил по дороге, и если Морин сейчас не откроет, то не бывать Мэг на Бродвее…
Ошалевшая, перепуганная Морин Рейли отперла дверь с храбростью отчаяния. И даже выдала светскую, как она надеялась, улыбку.
– О, простите, я совсем замоталась, не слышала звонок…
Импресарио был – нет, проще объяснить, кем он не был. Совершенно определенно – не красавец. Рост – высокий, плечи – широкие, сложение – худощавое, но мускулистое, волосы темные, вьющиеся, с рыжиной; глаза зеленые, нахальные, смеющиеся, нос прямой, губы… хорошие такие губы, и вообще лицо приятное… Но самое главное, чего в стоявшем на пороге парне было с избытком, – это обаяние. Оно прямо-таки било по нервным окончаниям, переливалось через край и было очевидным до такой степени, что почему-то дрожали колени. Морин чувствовала, как странный жар заливает ее тело, неумолимо поднимается волной к вырезу пуловера, и уже разгораются щеки, и при ее белой коже через пару секунд Морин Рейли превратится в перезрелый помидор и лопнет…
Дик Манкузо на некоторое время онемел. Единственной связной мыслью, оставшейся в голове, было: теперь понятно, почему Чико свихнулся. Перед Диком стояла насмерть перепуганная, застигнутая врасплох БОГИНЯ.
Нет, не Афродита-Венера-Астарта. Не царственная богиня красоты, сознающая свою власть и умеющая ею пользоваться. Скорее, богиня юности и нежной прелести, богиня невинности и чистоты, богиня утренней росы и рассветного румянца… Светлые локоны мягкой волной по плечам. Темные глаза лани… нет, испуганного и доверчивого олененка. Припухшие губы – с ума сойти, значит, так и выглядит коралл?! Как же она ухитрилась так сохраниться, работая в ночном клубе?
Нет, Дик вовсе не был строгим моралистом. К тому же в свое время он опубликовал целую серию репортажей именно о таких девчонках, подрабатывающих стриптизом на дорогую учебу, жилье, даже на собственную свадьбу! Отнюдь не все они становились развратными жрицами любви, как принято считать в «приличном обществе». Большинство воспринимало стриптиз просто как работу, либо даже искусство, и занималось этим с удовольствием. Однако в каждом деле есть свои издержки, и многие знания – многие скорби, так что девчонкам этим приходилось видеть на своем веку всякое, и наивность, в отличие от невинности, они теряли быстро.
А эта как-то сохранилась. Черт, да Чико должен был в ногах у нее валяться, и наверняка валялся, а она его взяла – и об стол личиком. Разоблачила, понимаете ли! О, женщины! Вам вероломство имя!..
Дик откашлялся и заставил себя отвести взгляд от бездонных шоколадных глаз, на дне которых явственно плескался страх. Незаметно и стремительно пробежался глазами по комнате. Надо же, как успел! Вот она, сумочка дорожная, и бардак на кровати – собиралась в спешке, уже почти уехала, приди он на полчаса позже, не застал бы ни за что.
– Мисс Стар, приношу свои искренние извинения, я должен был позвонить…
– Ничего страшного. Я все равно недавно пришла. Много работы.
– Понимаю. Надеюсь, у вас найдется немного времени? Хотелось бы обсудить некоторые проблемы.
– Разумеется. Ведь это в моих интересах, не так ли?
Ого! И умненькая. Хватает все на лету. Другая бы начала юлить, мол, знать ничего не знаю, сами мы не местные…
– Я бы сказал, в наших общих интересах. Дело в том, что публикация в газете появилась совершенно неожиданно…
– Вы проходите, мистер…
– О, пардон! Манкузо. Ричард Манкузо, точнее, Рикардо, но вообще-то мне привычнее Дик. Просто Дик. Я могу называть вас Мэгги?
Она улыбнулась – и Дик мысленно охнул. Если женщина умеет улыбаться так, что мужчина кончает при одном взгляде на ее улыбку… Это очень опасная женщина! Будь осторожен, Дик! Черт, о каких делах можно говорить, если единственное его желание – оказаться с этой девочкой в постели, причем немедленно! Бедный Чико Пирелли! Это вам не сферы влияния с другими кланами делить, тут пулеметы бессильны…
Морин едва удержалась от того, чтобы протянуть руку и потрогать его губы. Это неприлично… но так хочется, даже страшно. Он, наверное, целуется, как бог. И не закрывает при этом глаза, и в них танцуют золотые искры. Золото в изумрудах. Ирландские глаза. Господь Бог разрешил ирландцам немножко колдовать, потому что ирландцы его уговорили. Ирландцы кого хочешь уговорят… Правда, Манкузо – не ирландская фамилия, но акцент и самое главное – глаза…
– У вас нет родственников в Ирландии?
Дик немедленно превратился в идеальную машину для сбора информации. Очарование невинной красоты не исчезло, но отошло на второй план. Откуда этот ангел знает про ирландские корни Дика Манкузо? Успела навести справки?
– Моя мать ирландка. А как вы узнали?
– У вас типично ирландский говор. Журчащий… как ручей Рианнонн.
– Ого! У вас должен быть абсолютный слух. Вы меня действительно удивили, мисс Стар. Или все-таки Мэгги?
– Мэг. Так меня зовут близкие. Проходите. Кофе будете?
– Буду.
Кофе дал отсрочку и возможность собраться с мыслями. Морин разлила ароматный напиток по чашкам и вернулась в комнату. Дик с интересом рассматривал фарфоровых зайцев. Со спины он выглядел не менее потрясающе.
– Кофе готов.
– Спасибо. Смешные звери.
– Да. Мы с сестрой увлекались в детстве. Она любила собачек и поросят, а… я – зайцев и жирафов. Это только часть коллекции. Остальное дома, в Солитьюд-Вэлли…
Она прикусила язык. Мэг скрывается от своего бандита. Конечно, импресарио из Нью-Йорка вряд ли разболтает подобную информацию, но лучше помолчать.
