— Что же касается вашей просьбы… — Маканин выдержал длинную паузу, в течение которой извлек из стола сигару в золотистом футляре, вытащил ее, с помощью специальной машинки обрезал кончики. — Что касается вашей просьбы, то сейчас, немедленно, я вряд ли чем-нибудь смогу вам помочь.
— Мы и не ждем немедленного ответа, — вставил словечко вежливый Громов. — Но настаиваем на том, чтобы этот вопрос был решен в самое ближайшее время.
— Я это понял, — сказал Маканин; он повозился с зажигалкой, раскуривая свою чудовищную сигару. — И мы решим его в самое ближайшее время. Однако вы должны помнить, что сейчас не только вам тяжело. Обвал рубля, приостановка банковских операций, ажиотаж на биржах ударили не только по нашим финансовым воротилам, но и по малоимущим слоям. Ситуация крайне сложная, администрация завалена просьбами, воззваниями, обращениями. Ваша проблема — лишь еще одна в ряду многих. И не самая первоочередная.
— Да вы не должны забывать, что мы представляем боевую часть. Если у нас начнется голод, я как командир части не могу гарантировать соблюдения воинской дисциплины, — Громов не давал себя ни запутать, ни разжалобить.
Маканин пыхнул сигарой.
— Да, — сказал он, — голодная боевая часть — это не только ваша проблема. Это и наша проблема. Однако чтобы принять решение, администрация должна сначала убедиться в серьезности вашего положения.
— Инспекция? — вскинулся Громов.
— Если это возможно…
— Возможно. И мы будем рады принять комиссию. Единственное ограничение — это допуск. Наша часть — это режимный объект.
Маканин покивал:
— Разумеется, все те, кто войдет в комиссию, будут иметь соответствующий допуск.
— Тогда я не вижу никаких препятствий для проведения инспекции, — сказал Громов. — Когда вас ждать?
— Думаю, мы навестим вас…— советник полистал настольный календарь, — в пятницу. То есть через три дня. Устроит?
— Вполне.
Маканин вдруг улыбнулся:
— И не вздумайте газоны красить. Наводить «потемкинскую деревню» не в ваших интересах, — А у нас нет газонов, — с такой же широкой улыбкой отвечал ему Громов. —
Только камень и мох.
На этом они закончили беседу и распрощались с советником Маканиным. Выходя из здания администрации и спускаясь уже по парадной лестнице, Лукашевич наконец-то собрался спросить у Громова:
— Ну и как ты считаешь, Костя, поможет он нам?
— Мне кажется, он еще не решил…
— В каком смысле? — заволновался Стуколин, вполне уже удовлетворенный тем, чего в ходе переговоров с Маканиным удалось достигнуть.
— У меня сложилось впечатление, что этот Лев Максимович присматривался к нам, — пояснил свою мысль майор. — Может быть, у него есть какие-то идеи на наш счет. Может быть, никаких идей у него нет. Не знаю. Но он явно хотел убедиться, что мы — те люди, за которых себя выдаем…
— Во-во, — подтвердил Лукашевич, — совершенно точно. Мне тоже так показалось.
— Чего-то вы мудрите, ребята, — сказал Стуколин. — За кого же мы можем себя выдавать? Не бомжи ведь с улицы пришли?
Громов пожал плечами и ответил философически:
— Разве суть человека в том, откуда он пришел?
— Вот за что я тебя порой очень не люблю, Костя, — сказал Стуколин, — так это за твою манеру говорить загадками. Продукты он даст?
— Скорее всего, даст. Вопрос только, чего он потребует за это?
— А он может чего-то за это потребовать? — агрессивно осведомился Стуколин.
— Им мало, что мы рубежи охраняем?
— Теперь, видишь ли, мало, — съязвил Лукашевич.
— Спокойнее, ребята, — осадил их Громов. — Поддержку советник нам окажет. Это сейчас главное. Все остальное — потом.
— Что? Что «потом»? — продолжал волноваться Стуколин.
— Поживем — увидим, — сказал Громов. — Поживем — увидим…
Глава пятая. ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПРОТИВНИК.
«Адмирал Грир» по праву считался одним из лучших ресторанов в Лэнгли. Подчеркнуто скромный стиль (без «левых» плакатов и бронебойной музыки), традиционная и очень здоровая кухня, индивидуальные кабинки с хорошей звукоизоляцией, и сам хозяин — старина Макс — верный служака разведывательного управления, прошедший когда-то огонь и воду, помнивший самого Даллеса [10] и умеющий держать язык за зубами. В общем, заведение пользовалось у сотрудников ЦРУ заслуженной популярностью. Некоторые из них даже считали его своим. То есть так и говорили: «Это мое заведение». И вот что любопытно, в разное время «своим» ресторан Макса называли сотрудники совершенно разных подразделений, но всегда — тех, где на текущий момент было особенно «горячо». Скажем, лет шесть-семь назад у Макса было не протолкнуться от советологов, теперь же основу изголодавшегося контингента составляли специалисты по Ближнему Востоку и мусульманским странам. Таким образом, достаточно опытный аналитик чисто на основе статистики посещаемости ресторана «Адмирал Грир» мог бы сделать вывод о международном положении в целом и о приоритетных направлениях работы разведывательного управления в частности. Хотя кому это интересно? Ведь точно такой же вывод можно сделать, просмотрев утреннюю газету.
Двое, расположившиеся в отдельном кабинете «Адмирала» с видом на Потомакскую долину, также принадлежали к безликому племени аналитиков специального отдела ЦРУ, разрабатывавшего «мусульманскую проблему».
Джон Мур, седеющий мужчина средних лет, когда-то — выпускник Йельского университета [11] с дипломом специалиста по турецкому языку и литературе, занимался соответственно Турцией и ее ближневосточными политическими союзниками. Мур был многодетен, состоял членом десятка клубов и носил бороду.
Роберт Фоули, разделивший с ним сегодня обед и кабинет, в противоположность Муру был молод, холост и гладко выбрит. Клубы он не посещал, предпочитая им веселые вечеринки «для всех» и спортивные состязания. К тому же диплом он получал не в Нью-Хейвене, а в Бостоне и занимался не Турцией, а новыми мусульманскими странами, появившимися на карте мира после развала Советского Союза.
Однако, несмотря на столь вопиющую разницу в возрасте, общественном статусе и в интересах, Фоули и Мур уже года три ходили в закадычных друзьях, и взаимоотношения их строились не по схеме «отец-сын» или, скажем, «начальник-подчиненный», а на принципах полного равенства и обоюдостороннего уважения. Местом же их постоянных встреч и бесед стал именно «Адмирал Грир», куда оба наведывались по два раза в день: в обеденный перерыв и по окончании рабочей смены.
За обедом они беседовали прежде всего о политике, и вот тут-то и находилась точка соприкосновения этих столь непохожих друг на друга людей.
Оба они были «настоящими американскими патриотами», то есть поругивали японцев и европейцев, которые «забыли, кто выиграл Вторую мировую войну», высказывались в цинично- презрительном тоне о странах «третьего мира», открыто ненавидели славян и коллекционировали
