— Ты свирепо штурмовал Чёрную башню, не щадя ни себя, ни других. Я была там. Я всё видела. После того как мы ответим на твои вопросы, ты…
— О, я понял, всё понял, — закивал отец-экзекутор. — Нет, дочь моя, я не собираюсь с вами враждовать. Ещё совсем недавно я отдал бы всё, жизнь и блаженство души, отдал бы с лёгкостью, чтобы только уничтожить проклятого Разрушителя. Ведь Разрушитель, его воплощение — одно из трёх общеизвестных пророчеств, знаменующих Второе пришествие Спасителя. Воплощение Разрушителя, прорыв Тьмы и появление Отступника, хотя с последним до сих пор не согласны многие в Курии… Я всей душой стоял за исполнение Его замысла, но… — он развёл руками, — сейчас уже не знаю, чему верить. Удар Меганы — хотите верьте, хотите нет — открыл мне глаза. Я умирал, дочь моя, умирал и воскресал, и… — Этлау содрогнулся, — я заглянул в то место, что вы, некроманты, называете Серыми Пределами. Всю мою жизнь я верно служил Спасителю. Я верил, что после телесной гибели душа моя вознесётся к Его престолу. Что мои дела будут строго и беспристрастно рассмотрены, и мне будет определена посмертная судьба…
— Что же случилось? — голос Рыси казался полон самого искреннего сочувствия.
Этлау остановился, повернулся, взглянув прямо в глаза девочке-дракону.
— Я знаю, кто ты, дитя, — негромко сказал он. — Ты — тот дракон, с которым мы схватились у башни. Ты изменила облик, но сущность твоих пращуров от меня не спрячешь. И это ещё один проклятый дар, которого я страшусь. Я знаю, ваш род наделён способностью везде и всюду отличать правду от лжи, вы легко читаете в людских душах… я говорю тебе правду, дитя, когда кинжал Меганы дошёл мне до сердца… я умер. На краткий миг, но я умер. Я не чувствовал боли, ничего. Но я видел весь
Эвиал, от крайнего западного предела, залитого Тьмой, до последних укрывищ богомерзких дуоттов на востоке. И я видел… — голос упал до почти неразличимого шёпота, — я ощутил Её во мне. Куда яснее и чётче, чем стоя под истребительным заклинанием ордосских магов. Я ощутил Её во мне, понимаешь, некромант?! Так же, как, наверное, и ты ощущаешь Её в себе… После этого я был сам не свой. Плохо помню, что творилось со мной. Я убил наёмника, пленил Мегану, пытался убить Анэто… маги обратились против меня. Многие святые братья, вставшие на мою сторону, погибли… я скорблю обо всём и обо всех, но сейчас самое главное — чтобы ты смог помочь мне, Неясыть.
Не переставая говорить, Этлау повернулся и зашагал дальше по коридору.
— Вернувшись в Аркин, я был словно безумный. Я… стал другим. Совершенно иным, и даже не знаю, человеком ли. Я молился… день и ночь я просил Спасителя вразумить меня и защитить своего верного слугу от тенет Тьмы.
— Он не отозвался, — спокойно заметила Рыся. Она не спрашивала, она утверждала. — А ведь после Арвеста ты верил, что именно Он спас тебя…
У инквизитора сквозь зубы вырвался сдавленный стон.
— Да, я верил, и я думал именно так. Но… сейчас я вижу только Тьму. Чувствую только Тьму. Смотрю на себя подле Чёрной башни… и понимаю, что не был собой. Может, только в те краткие моменты, когда пытался говорить с тобой, некромант.
— Не могу сказать, что те твои речи могут служить образцом разумности, Этлау.
Инквизитор горько усмехнулся.
— Именно. Кому-то очень хотелось, чтобы мы вцепились друг другу в глотку, как два бешеных пса. Никогда не помню у себя такой ярости.
— А Большие Комары? — напомнил Фесс. — Когда ты с лёгкой душой принёс в жертву двоих, чтобы только упокоить погост и не дать мне сделать мою работу несравнимо меньшей ценой?
— Я блуждал во мраке, раньше почитая его светом, — помедлив, ответил инквизитор. — Я не ведал, что творю. Сейчас, конечно, я понимаю, что совершил немалый грех. Впрочем, здесь никто не может похвастаться незапятнанной белизной, кроме, конечно, её. — Он кивнул на Рысю. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, некромант. У твоей дочери чистая душа. Без единого пятнышка.
— Спасибо за комплимент, — отозвалась Рыся. — Но всё-таки, святой отец, как же быть с…
— О да, с птенцами Салладорца, ордосскими магами и всем прочим? Видишь ли, умеренная и побеждённая слугами Спасителя Тьма, бесспорно, полезна для оздоровления души народной, — в голосе инквизитора послышался давно знакомый некроманту пафос. — Угроза Тьмы сдерживает гибельные страсти. Я не знаю, что случится с Эвиалом, если по милости Спасителя в один прекрасный день мы каким- то образом избавимся от Неё. Мне не нужны катастрофы. По секрету и только между нами, я вполне смирюсь с существованием этого Зла. Да, будут оживать кладбища, умруны станут нападать на мирные деревни, но это зло понятное, и, как бороться с ним, известно…
— Например? — не сдержавшись, осведомился Фесс.
— Например, не чинить препятствий факультету малефицистики, — отозвался инквизитор. — Разумеется, «не чинить препятствий» следует понимать «не чинить оные сверх необходимого». Это понял даже Святой Престол, выпустив соответствующую энциклику, тебе должны были о ней говорить, бедняга Иероним, да… Профессия некроманта требует особых людей, это яснее ясного. Не новых Салладорцев, нет. Именно таких, каким ты был, Неясыть, когда сошёл на причал несчастного Арвеста. Простых и честных бойцов с реальным и конкретным злом, которое выбирается из могил и разрывает людей в клочья, неважно, взрослых, стариков или детей, вплоть до младенцев в колыбелях. Святой Престол раньше тоже мог ошибаться, говорю я сейчас, и это именно мои слова, а не вложенное в мои уста… неведомо кем.
Вот что я бы хотел видеть, с известными изменениями — то, как выглядел Эвиал до того, как ты появился в нём, Неясыть.
— Не слишком ли поздно, инквизитор? Западная Тьма нашла дорогу за очерченные ей пределы. Чёрная башня — ясное тому доказательство.
— Не поздно, — покачал головой Этлау. — Я верю, что не поздно. Пока Ей нужны человекоорудия — ещё ничего не поздно.
— План твой, конечно, хорош, святой отец, — заметил Фесс. — Но я решительно не вижу путей к его осуществлению.
— Если бы я видел их сам, не сомневайся, Неясыть, я бы уже посвятил тебя во все подробности. Пока же… мне нужен ответ на мой вопрос.
Коридоры ветвились, расходились, сплетались и вновь расплетались, несколько раз отец-экзекутор отпирал тяжёлые железные двери, со скрипом поворачивавшиеся на покрытых ржавчиной петлях.
— Для чего тут вырыли все эти лабиринты? — осведомился некромант. — Тут же ничего нет, совсем ничего!..
— Ты просто не видишь.
Этлау остановился прямо посреди коридора, протянул руку, нашаривая какой-то одному ему ведомый выступ на гладкой стене. Послышался глухой рокот, и плита опустилась. За ней открылась железная дверь, даже не дверь, а дверища, которой позавидовали бы многие цитадели.
— Здесь помещались заклинательные покои, когда Святой Престол не жалел сил на разработку наших собственных магических систем, — пояснил Этлау. — Со временем, к сожалению, многое пришло в запустение.
— Заклинательные покои… — пробормотал некромант.
— Разумеется. Посуди сам, Неясыть, как мог знать сюда дорогу простой мальчишка, совсем недолго прослуживший у нас подпалачиком? Ты оказался очень неосторожен, некромант. А вот сейчас начнутся куда более интересные места, так что я, пожалуй, даже приглушу свой негатор. И чтобы ты сам лучше почувствовал, куда попадаешь, и чтобы не привлекать излишнего внимания. Среди святых братьев есть такие, чьё внимание сейчас… было бы нежелательно, — дипломатично закончил преподобный.
Мгновение — и на Фесса словно обрушилась лавина. Такое чувство, наверное, бывает у человека, долго проходившего с плотными затычками в ушах и, наконец, вынувшего их, причём на самом краю рыночной площади, где идёт большое гулянье.
Магия пронзала каждую сажень аркинских подземелий. Невольно некромант вспомнил, как, распятый, лежал на решётке — там, под серым небом, на лобном месте, лишённый всех сил, не могущий обратиться к чарам. А здесь — здесь каждый камень был пропитан волшебством. Скала цепко хранила память прозвучавших некогда заклинаний.
— Прислушайся, прислушайся получше, некромант, — заметил Этлау.
