ногами на воротах их собственных замков.
Шептались, будто бы граф Тарвус, истинный местоблюстель престола, движется с востока, ведя с собой огромное войско, уже разбившее семандрийцев на Свилле.
Страшные известия с запада на время отошли в тень. Козлоногие по-прежнему надвигались, но теперь куда медленнее, по нескольку дней задерживаясь на одном месте.
Ходили слухи, что якобы мятежные бароны вкупе с чародеями сумели-таки отбить натиск чудовищ и те после этого сделались куда осторожнее.
Сами же бароны и их дружинники, однако, об этом говорили крайне неохотно и мало. Помалкивали и заметно присмиревшие маги Радуги; когда повстанческое войско заняло столицу, чародеи смирнёхонько принялись наводить порядок в своих уцелевших башнях, которые гномы Баламута не успели разобрать на блоки.
Легионы оставались в казармах. Не разоружённые, ^расформированные.
И пока что не приведённые к присяге. Присягать оказалось некому.
— Бароны-то — перегрызлись все, — шёпотом делился Клавдий с остальными командирами легионов. — Браггу далеко не все хотят, многие себя достойными считают.
— Как ты и говорил, проконсул, — заметил Сципион. — И откуда в тебе такое? Мы ж, почитай, вместе начинали. Из одного города вербовались, в одной когорте лямку тянули…
— Поневоле и не такое придумаешь, — отмахнулся Клавдий. — Главное, всё идёт, как и рассчитывали.
— Серые вот только меня волнуют, — признался Гай. — Лига пошла на службу к Радуге, верно, решили, что бароны — это всерьёз и надолго, вот и спешат урвать ещё каких ни есть охранных грамот.
— Не Лига к баронам пошла, — поправил товарища Скаррон. — Патриархи большей частью за морем, на юге, как Император говорил. Тут остались единицы, причём далеко не из лучших.
— Может, они и из худших, однако на Сертория и того хватило, — мрачно заметил Публий, командир Одиннадцатого легиона. — Думаешь, не прознаются, что мы здесь собирались?
— Да пусть бы и прознались, — махнул рукой Клавдий. — Если спросят, я и отрицать не стану. Да, собирались. Потому как за солдат своих отвечаем, чтобы им в это трудное время не потерпеть ни в чём ущербу. Сципион, что от твоих разведчиков?
— На Поясном тракте козлоногие в пяти переходах от Мельина, но уже вторые сутки стоят на месте. Продвинулись к северу и югу, на Хвалин и к устью Маэда, примерно на один переход. Не торопятся, гады…
— Силы копят, — сказал угрюмый Публий. — Не потому они встали, что бароны с магами их где-то побили. А просто фронт всё растягивается да растягивается, они ж наступают, как растопыренной пятернёй бьют. Тут никаких тварей не хватит, сколько бы из Разлома ни валило. Вот и медлят. Зато, когда соберут, сколько надо, — так помчатся, только пыль столбом.
Клавдий вздохнул, оглядел тесную каморку, служившую оружейной легатов Первого легиона. За толстыми стенами почти неслышимо перекликались часовые. Проконсул не поскупился на охрану, расставив легионеров, что называется, под каждой щелью и на крыше. Он предпочитал вызвать подозрительность баронов, чем допустить, чтобы хоть один Серый услыхал то, о чём сегодня тут говорилось.
— Не только, Публий, не только. Что силы копят — это верно, их строй совсем истончился, бить уже можно. А вот маги с баронами их и впрямь потрепали.
— Откуда известно? Как? Кто? Когда? — разом заговорили все командиры.
Проконсул дёрнул щекой.
— А на то я вам видока представлю. Молодого барона Аастера.
— Барона Аастера? — неприятно удивился Гай. — Сынка того мятежника, которого повелитель саморучно в поединке заколол?
Клавдий кивнул.
— Он самый. Но с тех пор служит верно, и даже сейчас — к баронам не переметнулся, не перебежал. При мне всё время.
— Может, разведывает? Прознатчик засланный? — хором усомнились Публий и Скаррон. — Недаром его повелитель с собой-то не взял…
— Повелитель и нас с вами не взял, так что, все теперь в предатели хором запишемся? — отрезал проконсул. — Я Марию верю. Да и потом, не собираюсь его в наш разговор посвящать. Пусть придёт, доложит — и до свидания. А про сбор Брагга и так узнает. Шила в мешке не утаишь.
Недовольно ворча, командиры легионов уступили.
Юный барон Аастер отсалютовал собравшимся легатам, новоиспечённому консулу и самому Клавдию так, словно перед ним оказался сам Император.
— Докладывай, барон. Повтори всё то, что мне успел рассказать.
— Слушаюсь, мой проконсул. Господа легаты, консул Скаррон. Я был послан в разведку на север неделю тому назад. И вот чему стал свидетелем…
Барон Марий Аастер действительно служил не за страх, а за совесть. Император был жесток, но справедлив. И верен слову. Семью казнённого барона Грациана никто не тронул. Мать и сестры остались в замке, совершенно свободные как жить там, так и уехать на все четыре стороны. Никто не притронулся к казне Аастеров — после того как были уплачены контрибуции за погибших при штурме замка воинов Империи.
И Аастер служил. Как и обещал отцу, честно. Нет, он не полюбил Императора. И не простил, как не может сын простить того, кто отнял жизнь у его отца, пусть даже в честном поединке. Ведь правду сказать, не слишком честен был тот бой — сколько лет отцу и сколько правителю Мельина? — он сам годился в сыновья старому Грациану Аастеру.
Но слово дано. И молодой барон Аастер не собирался его нарушать.
Конечно, он мог уйти к мятежникам. И, наверное, они бы его приняли. Даже объяснили бы, что слово, данное узурпатору в подобных обстоятельствах, ничего не стоит.
Но его отец, прежний барон Грациан Аастер, в свою очередь, нарушил слово и присягу своему сюзерену. Император не может быть не прав, веками твердила та же Радуга. Ну а класть легионы за морем — отец нынешнего Императора что, был вправе?
Нет, он, Марий Аастер, не изменит слову и не перебежит к Брагге, нацелившемуся на императорский трон. Нынешний правитель Мельина суров и жесток, как жестоки, скажем, ураган или зимняя буря. Барон же Брагга примется в первую очередь набивать свой карман, отписывать земли многочисленным родственникам и самым рьяным льстецам — Марий не обольщался насчёт предводителя Конгрегации. Редкое качество для его юных лет, но в разведке имперского войска взрослеешь куда быстрее, чем на дворе родового замка.
Получив под начало десяток всадников Одиннадцатого легиона, Марий повёл их на северо-запад, аккуратно и осторожно огибая прогнувшийся дугою фронт козлоногих, искусно избегая встреч с рыщущими по окрестностям их шайками.
Путь лежал сквозь самое сердце Империи. Увы, земли до сих пор не оправились: сперва вторжение гномов и Дану, саранча и ожидание конца света, нашествие волков и бесконечные вереницы легионных вербовщиков. Здесь крепче всего поддерживали Императора, и отсюда встало в строй имперских когорт большинство молодых мужчин. Иные уже сложили головы далеко на востоке, под семандрийскими стрелами.
Сейчас с севера надвигалось войско мятежных баронов, и поселяне, владевшие своей землёй, не знавшие слова «серв», заранее приготовились к худшему. Скот угнан в лесные укрывища, запасы вывезены. Деревни вдоль трактов опустели, словно во времена чумных поветрий.
Отправившиеся с Марием всадники — зрелые, видавшие виды воины — слушались его охотно. Мол, он хоть и голубая кровь, а наш, сразу видно. И дело своё знает, распоряжается толково, гонор не показывает, совета спросить не стесняется.
После четырёх дней конного пути продвинулись уже далеко на север, пробираясь самым краем лесов, чтобы ненароком не нарваться на баронские авангарды. Опять же, Марию-то, наверное, и ничего, он
