до ног.
Над гаванью пронёсся жуткий вопль, предсмертный стон какого-то чудовищного, исполинского существа. Именно единого существа, не множества. Зомби валились на палубы — но не просто мёртвыми телами (какими они были и так), а грудами гниющего мяса и костей. Над портом прокатилась волна ужасающего зловония, несколько бреннерцев, несмотря на всю выучку, позеленели и, схватившись за рты, согнулись в приступах жестокой рвоты.
— Этлау… — прошептал поражённый некромант.
Да, на такое он сам способен не был. Сколько кораблей охватило это гибельное сияние, но все ли?..
…Нет, не все, со внезапной чёткостью понял он.
Ровные, как на параде, ряды галер нарушились. Тяжелее всего заклятье Этлау ударило по передовым шеренгам; они превратились в подобия чудовищных боен, все заваленные грудами осклизлой плоти, из которой торчали коричневые от гнили, острые обломки рёбер. Черепа выскальзывали из коконов кожи и мышц, с мокрым стуком катились по палубам, иные падали в воду, и тогда поверхность взрывалась столбами кипящего пара.
Однако такого успеха заклятье Этлау достигло не везде. Чем дальше от фронта, тем больше зомби уцелело, подобно псам стряхивавших с себя превратившиеся в мелкую светящуюся пыль огоньки. Подали признаки жизни маги Клешней, Фесс ощутил болезненную дрожь под корнями зубов — откуда-то из глубины атакующего флота распространялось ответное заклинание, запоздавшее, далеко не столь же сильное, однако оно тоже действовало, и тыловые галеры решительно вспенили вёслами водную гладь. Передовые шеренги, лишившись управления, беспомощно дрейфовали, и их задние собратья, ничуть не колеблясь, открыли огонь на уничтожение, чтобы только проложить себе дорогу.
Истошно взвыли прикованные гребцы, когда первое ядро лопнуло у основания мачты одной из галер первого ряда; вспышка, клубы рванувшегося во все стороны пламени, и чёрно-зелёный корпус переламывается, вздыбившиеся нос и корма стремительно уходят на дно.
Иные галеры пытались выгрести, люди на них, словно в один миг освободившись от чужих чар, поняли, что хозяева эскадры не остановятся ни перед чем.
Никак не меньше трети штурмующей армады выбыло из строя; остальные, несмотря на решительность, с которой они принялись было расчищать себе дорогу, внезапно приостановились, словно повинуясь неслышимой для остальных команде.
— Сегодня больше не полезут, — последнее, что услыхал некромант от разжалованного инквизитора, прежде чем глаза у него закатились и он окончательно лишился чувств.
Этлау оказался прав. Частично потопив мешавшие им, потерявшие управление галеры, частично взяв их на буксир, флот Клешней медленно вытягивался прочь из аркинской гавани в открытое море. Бездыханного Этлау положили на носилки — не забыв перед этим тщательно связать по рукам и ногам. Похоже, демонстрация его способностей произвела на Его святейшество поистине неизгладимое впечатление. Немногочисленные баллисты защитников Аркина послали прощальный салют вслед отгребающим прочь чёрно-зелёным галерам; в озаряемой светом пожаров гавани из непроглядной воды торчали верхушки мачт — там, где нашли покой затонувшие боевые монстры западной Империи.
Понтифик тяжело вздохнул, покачал головой.
— Разве мы не были правы, Ваше святейшество? — в упор спросил Фесс.
— Были, были, — нехотя выдавил архипрелат. — Но я не удивлюсь, если, следующий раз этот… трюк уже не сработает.
— Кто знает? Может, они и не найдут противодействия?
— Не стоит недооценивать врага. — Понтифик наставительно поднял сухой палец. — Маги Клешней не раз и не два ставили в тупик даже Ордос. Совершенно необычные заклинания, неведомые принципы сложения… — Аркинский предстоятель явно вообразил себя на университетской кафедре.
— То есть вы готовы сдаться, Ваше святейшество? — резко перебил Фесс. — Только потому, что «в следующий раз этот трюк не сработает»?
— Я не увидел боевого некроманта в действии, — огрызнулся архипрелат. — Всё сделал отступник Этлау.
Фесс пожал плечами.
— Отец Этлау смог сделать это самое «всё» только потому, что моё собственное заклинание послужило якорем. Я, так сказать, подставил ему плечо.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, пока аркинский предстоятель не отвернулся, скорчив брюзгливую гримасу.
— Кто-нибудь собирается заняться пожарами? — вслух поинтересовался он. — Или, пока я не скажу, так с места и не сдвинемся?..
«Птенцы Салладорца не воспользовались отличной возможностью для штурма, — думал Фесс, вернувшись вместе со свитой понтифика обратно в Аркинскую Курию, в тот самый епископский покой, откуда его выдернуло известие о начавшемся приступе. — Вместо атаки они чего-то ждали. Вот только чего?.. Почему мешкали? Эвенгар же дал прямой приказ — взять Святой город и сровнять его с землёй. Одновременный удар с двух сторон — азбука тактики и стратегии. Но птенцы даже не шелохнулись. Отчего?»
Некромант рывком поднялся. Ночь миновала, над Аркином встал новый день; тёплый весенний ветер дул с запада, нёс ароматы цветущих окраин неприступного Нарна; горький дым пожарищ уносило прочь, в открытое море.
Однако там, совсем невдалеке, в виду дозорных башен Святого города, молча и сосредоточенно застыли в недобром ожидании сотни чёрно-зелёных галер. Вчера они потерпели поражение. Сущность, подумал некромант, перехитрила-таки саму себя. Мельком он пожалел,
что вчера, когда его гостья оказалась на удивление разговорчива, он так и не спросил о том, как же так вышло, что силу преподобному отцу Этлау даровали сразу три надмировых создания: Западная Тьма, Спаситель и ещё нечто третье, новое, неведомое, о чём Фесс ещё никогда не слышал. Или слышал, но до сих пор не опознал.
Армада Империи Клешней понесла потери, однако сумела отступить в идеальном, нечеловеческом порядке — управлявшие ею маги вновь овладели волей несчастных людей-гребцов. Уменьшившись в числе, вражий флот по-прежнему мог стереть Святой город в мелкую пыль; если в последний момент он, некромант, что-то не измыслит.
Вот только что? Этлау вчера щедро почерпнул сил у Спасителя. И, следовательно, это отвечало его, Спасителя, целям.
…Пара тихих, перепуганных монахов притащила «утреннюю трапезу». За остаток ночи и утро пожары удалось погасить, воспрянувшие духом полки защитников Аркина возводили баррикады, разбирали завалы, готовясь к скорому штурму. Отчего-то никто не сомневался, что он вот-вот последует.
…Покончив с едой (её он проглотил, совершенно не заметив вкуса), Фесс подошёл к окну, прижался лбом к холодному стеклу — в епископских покоях Курия расщедрилась на причудливые многоцветные витражи. Прямо в глаза некроманту уставился какой-то святой с отрешённо-возвышенным взором; Фесс не выдержал, распахнул створки.
Тщательно замощённый двор Курии. Розоватые плиты чередуются с белыми и чёрными — невольно Фесс подумал, как же должны были стараться юные послушники, ежевечерне отдраивая эту красоту. Двор заключён в четырёхугольник стен — здесь сердце Курии, канцелярии, архивы, залы суда и собраний, храмы, соборы, молельни, а под ними — катакомбы, уходящие глубоко под землю.
Куда так слепо сунулся он, некромант, ни с того ни с сего поверив, что мальчишка Фейруз действительно может знать все тайные ходы и отнорки этой сооружавшейся веками системы. Сунулся — и угодил в западню.
Нет, сейчас он даже не мог сказать, что потерпел поражение. Полученные от Этлау сведения невозможно переоценить. Курия готовится к бегству — вот что было сейчас главным. Верхушка Святой Инквизиции готова бросить мир на произвол судьбы, отдать в руки Сущности, Спасителя, Империи
