Типа, в сказку попал

21

— Ларт, ты куда идешь?

— Ага. Счас я.

— Ларт!…

— Я только гляну, и вернемся на дорогу. Хорошо?

— Ларт, туда нельзя.

— Еще пару метров и…

— Ларт!!!

— Ну, ладно, ладно. Мне и отсюда хорошо видно.

Остановился.

Машка стояла сзади и дышала так, будто перегон за поездом бежала. С чемоданом в зубах. А всего-то и делов — сошли с дороги и шагов десять вправо протопали. Там, среди обгорелых стволов, камень забавный виднелся. Очень уж знакомой формы.

Четыре стенки, крыша, круглая дырка в одной стенке… Скворечник это здорово напоминает. Цельнокаменный. И «скворец» двухметровый должен быть, чтоб этому сооружению соответствовать.

— Ларт…

— Машка, как это у вас называют?

— Ларт, уходить надо.

— Ответь, и пойдем.

— Ларт…

— Отвечай, Машка. Быстрее получится. И легче. А то ведь меня уносить придется. А я сопротивляться стану. И орать, что меня насилуют.

Девка аж в лице изменилась, пока я хохмил. И глаза у нее забегали, то на меня, то на каменный домик.

— Ну, и кто такой страшный в теремочке живет?

Не знаю, чего ее могло напугать. Мне вот наоборот, весело и легко стало. Будто домой вернулся. И все теперь будет тип-топ.

— Нельзя говорить. И смотреть нельзя. Непосвященным.

Шепчет Машка. И глаза в сторону отводит.

— Непосвященным, может, и нельзя. А мне можно.

— Только чарутти разрешено. А ты не…

— Откуда ты знаешь?

— Вижу.

Я хмыкаю под нос. Ладно, видящая ты моя, не хочешь по-хорошему, сделаем по-другому.

— Хорошая, кстати, идея, насчет «вижу». Пойду посмотрю, как там внутри.

— Ларт! Нельзя!…

— Машка, не надо за меня хвататься. Горячими руками.

Это я уже сквозь зубы говорю. Чтоб не заорать. Руки у Машки, в натуре, горячие. И кожаный прикид мало защищает.

— Ларт…

— Спокойно, Машка. Все путем. Видел я уже такие избушки. Даже спал в одной. Блин, ты опять за меня хватаешься!…

— Ты истину говорил?

А в голосе недоверие с надеждой перемешались. И глаза у девки едва на морде умещаются.

— Да на кой мне тебе врать?!

— Тогда я скажу тебе. Возле дороги.

— Ладно, идем к дороге.

Не очень-то мне и нужен ее рассказ. Все, чего надо, я еще от Пал Нилыча узнал. Лет семь назад. Но сначала он мне адресок дал. Типа, будешь на каникулах, заедь, отдохни. Места там чудные, море рядом и хозяйка добрая… А какой дед у этой «хозяйки», про то ни-ни. И про все остальное —молчок. Знал, Нилыч мой сволочной характер. Знал, что обязательно открою ту дверь, где «Посторонним вход запрещен» написано.

«Я че, типа, читать уметь должен? Так на это у меня адвокат имеется. И я совсем даже не посторонний. Я, в натуре, член народного контроля!…»

Любил я тогда такие приколы.

Но в тот раз прикалываться не пришлось. Очень уж сильно. Так, по мелочи.

«…что, заброшенная дорога? Ладно. Запретная долина? Схожу, посмотрю по случаю. Что, не для всех она? А я осторожно. Все равно нельзя? Тогда, еще осторожнее…»

Так и добрался до каменной избушки. И, если б ни гроза с грязевыми потоками, обратно б повернул. Снаружи-то ничего особенного. Грубые, толстенные плиты, круглая, метр в поперечнике, дыра, а рядом пробка-дверка для дыры валяется. Тоже каменная. Было б из чего тайну делать. Вот когда внутрь забрался, тогда да… Все стены в орнаментах. И потолок. И пол. Странные такие рисунки. Как резьба по кости. Чем больше на них смотришь, тем страннее себя чувствуешь. Будто проваливаешься в рисунок. Или стены отодвигаются — места больше становится. И звуки другие. И воздух вкуснее.

Ни «добрая хозяйка», ни ее дед ничего мне потом не сказали. Словно не знали, откуда я вернулся. Или им все равно было. Типа, хозяин-барин: хочет — живет, не хочет — удавится. А вот Пал Нилыч в молчанку играть не стал. Только глянул на меня, и фыркнул в усы: 'Нашел-таки дольмен , беспокойная душа. Теперь прислушивайся и присматривайся: много странного в тебе и вокруг тебя станет происходить'.

Ну, тут он загнул. Ничего особенно странного со мной не случилось. Женился, развелся, в армию сходил. Картины, как Пал Нилыч, я малевать не стал. И экстрасенсом не заделался. Правда, стишата мне хотелось писать одно время. Но как захотелось, так и расхотелось. Врач я — не стихоплет.

И телепатом я не стал. Только раз и получилось всего. Года четыре назад. Когда Нилыча сердце прихватило. Я это и с Кипра услышал. Так все бросил и прилетел. Рано старикан на тот свет собрался. На нем ведь полбольницы держалось. А вторая половина — на мне. Одному мне все не вытянуть. «Молодой, зеленый, краска на дипломе еще не обсохла…»

А больного изнутри видеть я и раньше мог. До крымского дольмена еще. Кажется. Да и не так часто это получается. Видеть, а не только смотреть. «Тренироваться больше надо, уважаемый…» Старику легко говорить. С его опытом ни рентген, ни анализы не нужны. Только глянул — и готовый диагноз. А мне руками щупать надо. И настроение соответствующее требуется. «Тренироваться…» Типа, завалил в спортзал: «Мне тут пресс подкачать надо и ясновидение. Какой аппарат порекомендуешь?…»

— Долм-И.

— Чего?…

Я так резко остановился, что чуть не упал. Меня толкнули в спину.

Лежа тоже оказалось очень даже неплохо.

Машка осталась стоять.

— Ты спрашивал, как называется дом чарутти. Долм-И.

— Ага. Понятно. У нас эти домики по-другому обзывают. Но очень похоже. Совпадение, наверно. Хоть мой наставник говорил, что совпадений не бывает.

С земли подниматься не хотелось. Теплой она была. И молодой травой пахла.

— Так ты истинно их видел?

— Чарутти?

— Нет. Долм-И.

— Видел. Раза три. Или четыре.