устремились за Коэном. – В определенном виде латерального мышления Чингиз весьма преуспел.
– А что такое «латеральное»?
– Э-э. По моему, есть еще такая мышца.
– Думать мышцами… Ага. Понятно, – кивнул Шесть Благожелательных Ветров.
Ринсвинд протиснулся в узкое пространство между стеной и статуей довольно жизнерадостной псины со свисающим из пасти языком.
– Ну, что будем делать? – подала голос Бабочка.
– Какова численность Красной Армии?
– Мы насчитываем много тысяч, – в голосе Бабочки звучал явный вызов.
– В одном Гункунге?
– О нет. В каждом городе существует своя ячейка.
– Ты это точно знаешь? Я к тому, ты с какими-нибудь другими ячейками встречалась?
– Это было бы опасно. Только Две Огненные Травы знает, как с ними связаться…
– С ума сойти. Хочешь узнать, что я обо всем этом думаю? Я думаю, что кто-то здесь очень хочет устроить революцию. А вы ведете себя так уважительно, так вежливо, что ему приходится из кожи вон лезть, чтобы ее организовать! Мятежники – очень удобная штука. Руки у тебя развязаны – делай что хочешь…
– Это не может быть правдой…
– А эти ваши собратья в других городах, они что, тоже совершают великие революционные дела?
– Сообщения об их деятельности приходят постоянно!
– И передает их наш общий друг Две Огненные Травы?
Бабочка нахмурилась.
– Да…
– Ну что, начинаешь понимать? – ухмыльнулся Ринсвинд. – Старые добрые мозговые клетки наконец-то зашевелились? Хорошо. Я тебя наконец убедил или как?
– Я… не знаю.
– Все, идем обратно.
– Нет. Теперь я должна выяснить, правду ли ты говоришь.
– Умереть, но выяснить? Если бы ты только знала, как вы меня злите. Вот, смотри…
Ринсвинд прошагал в конец коридора, к широкой двери, охраняемой парой нефритовых драконов.
Он распахнул двери.
Открывшаяся комната была с низким потолком, но просторная. В центре, под балдахином, располагалась кровать. Очертания лежащей фигуры были трудноопределимы, однако была в ней какая-то неподвижность, наводящая на мысль о сне, от которого спящий вряд ли пробудится.
– Видишь? – спросил он. – Его… уже… убили…
Двенадцать солдат в изумлении уставились на Ринсвинда.
Он услышал, как за спиной у него пронзительно заскрипел пол. Вслед за тем что-то влажно зашумело, а потом захлопало, как будто кто-то выбивал о камни мокрую кожу.
Ринсвинд посмотрел на ближайшего солдата. Тот сжимал в руке меч.
Капля крови скользнула по лезвию и после эффектной драматической паузы упала на пол. Ринсвинд приподнял шляпу.
– Прошу прощения, – радостно сказал он. Это случайно не аудитория 3Б?
И пустился наутек.
Полы под ногами пронзительно завизжали, а за спиной его кто-то беспрерывно выкрикивал одну из кличек Ринсвинда, которая звучала «Не Дайте Ему Уйти!».
«Дайте, – молил про себя Ринсвинд, – о, пожалуйста, дайте мне уйти».
На очередном повороте он поскользнулся, забуксовал, пролетая сквозь бумажную дверь и приземлился в декоративный пруд. Однако в Рисвинде, когда он летел на полной скорости, пробуждались свойства кота, даже, можно сказать, мессианские свойства. Вода лишь слегка касалась его пяток, он, словно мячик, отскочил от поверхности пруда и помчался дальше.
Еще одна стена взорвалась. Он очутился в коридоре, не исключено, что в том же, из которого бежал.
Он услышал, как сзади кто-то тяжело приземлился на ценную мебель.
Ринсвинд опять рванулся вперед.
Откуда – вот ключевое слово. Всегда убегаешь откуда-то. Ну а насчет куда обычно это само собой устраивается.
Ринсвинд скатился по длинному пролету из низких каменных ступенек, внизу вскочил на ноги и наугад припустил по очередному коридору.
Его ноги уже разработали план действий. Начинаем с огромных, безумных скачков – так мы уходим от непосредственной опасности, после чего переходим на ровный широкий шаг – чтобы как можно больше увеличить расстояние между нами и возможной угрозой. Ничего сложного.
Есть одна история о бегуне, который после сражения пробежал сорок миль, чтобы известить жителей родного города о победе. Традиционно этого человека считают лучшим бегуном всех времен и народов. Однако, если бы он нес весть о надвигающемся сражении, в этом виде многоборья Ринсвинд легко побил бы его.
И все же… кто-то нагонял Ринсвинда.
Нож проткнул бумажную стену тронного зала и вырезал дыру, достаточно большую, чтобы мог проехать человек в инвалидном кресле.
Орда брюзжала.
– А вот Брюс-Гун никогда не опускался до того, чтобы входить в город всякими водными проводами.
– Заткнись.
– Он в жизни не унизился бы до черного хода, великий Брюс-Гун.
– Заткнись.
– Когда Брюс-Гун атаковал Аль Хали, он несся прямо на главные ворота и сопровождала его тысяча пронзительно кричащих всадников на низкорослых лошадках.
– Это верно, но последний раз, когда я видел Брюса-Гуна, его голова торчала на пике.
– Не стану спорить. Зато над главными воротами. Я к тому, что в город он все-таки попал.
– Ну да, его голова попала.
– О боги…
Профессор Спасли довольно улыбнулся. Зал, в который они вступили, был достаточно величествен, чтобы заставить Орду умолкнуть, пусть даже ненадолго. Размеры – это само собой. Но то была не единственная характерная черта данного тронного зала. Одно Солнечное Зеркало, когда объединял воедино племена, страны и маленькие островные народы, поставил перед собой задачу построить такой тронный зал, вид которого ясно говорил бы всяким вождям и послам – это самое большое помещение из всех, в которых ты когда-либо бывал или будешь, оно роскошнее всего того, что ты можешь себе представить, и подобных залов у нас пруд пруди.
Он хотел, чтобы тронный зал производил впечатление. Простые варвары, очутившись здесь, должны были падать ниц и молить о принятии их в Агатовую империю. Пусть тут стоят огромные статуи, сказал Одно Солнечное Зеркало. Пусть висят гигантские драпировки. Пусть голова кружится от столбов и роскошной резьбы. Пусть великолепие заставит умолкнуть входящего. Пусть это великолепие говорит ему: «Вот цивилизация, ты можешь либо присоединиться к ней, либо умереть. А теперь или падай на колени, или тебя укоротят каким-нибудь другим способом».
Орда соблаговолила ознакомиться с убранством зала.
Первым молчание нарушил Маздам.
