– Где?
– В «Уэстерне».
– В «Уэстерне»? Что же ты нам голову морочишь, – сердито сказал оператор. – У нас с ними подписано соглашение…
– А то бы половина их служащих сюда перебежала, – добавил напарник. Кажется, он был искренне огорчен таким оборотом дела.
Сато вздохнул.
– «Уэстерн» перебежчика из-под земли достанет, – сказал оператор. Из-под воды – тем более. И вообще с ними лучше не связываться. Даже Ив Соич тут не поможет.
– Мне бы контрактик… хоть на два года…
– И двух часов нельзя вам здесь быть, – сказал оператор.
– Только бы Соич не узнал, – уже занервничал напарник.
– Адье, молодые люди. Кабина к вашим услугам, – заторопил оператор и распахнул люк.
– Так вот он какой, Акватаун, – сказала Линда, когда они ступили на берег.
Ливень кончился, по небу быстро скользили рваные облака.
– Я читал об Акватауне, но все равно не смог сразу догадаться, куда мы попали, – откликнулся Амант.
– Читать – одно, видеть – совсем другое, – заметила Линда.
Они шли рядом по мокрому песку.
– Проклятый «Уэстерн», – пробормотал Амант. – А хорошо было бы перебраться в Акватаун. Вдвоем…
Линда промолчала.
Справа среди сосен показались однообразные домики с остроконечными крышами.
– Наверно, тот самый рыбацкий поселок, о котором столько разговоров, – сказала Линда.
– А что? Молодцы, – ответил Амант. – Не хотят отсюда уезжать, и баста. – А ведь им большие подъемные предлагают, я читал.
– Деньги еще не все, – сказала Линда. – Рыбаки заявили, что их предки жили тут чуть ли не со времен Колумба. И что они вообще не боятся никаких извержений.
– По-моему, рыбаки подозревают, что Ив Соич просто хочет оттяпать у них кусок побережья для каких-то своих нужд, – сказал Амант.
Впереди выросла длинная пологая дюна, укрепленная ползучим кустарником. На вершине ее стоял дом. Из дома вышел рыбак, посмотрел на молодых людей безразличным взглядом. Не спеша спустился по тропинке, подошел к лодке, уткнувшейся носом в причал. Новенький мотор блеснул под выглянувшим солнцем.
Когда Линда обернулась, старик стоял в покачивающейся лодке, широко расставив ноги. Линда улыбнулась, и он неожиданно махнул ей рукой.
Об Акватауне пресса писала, но немного. Газетам требовались оглушительные сенсации, пусть недолго живущие, зато яркие, как бабочки- однодневки.
Внимание к глубоководному городу одно время привлекала фигура Ива Соича, человека, который вслед за доктором Гуго Ленцем получил грозное предупреждение в виде красной гвоздики.
Но шли дни, миновал апрель, и новость вытеснилась другими, тем более, что срок жизни Иву Соичу преступник отмерил довольно солидный – полтора года. Одна газета даже сочла нужным поместить по поводу этого срока ядовитую притчу о том, как восточный мудрец Ходжа Насреддин подрядился для одного муллы научить Корану его ишака. Ходжа взял с муллы крупную сумму, испросив для своего многотрудного дела десятилетний срок. «За это время – рассудил мудрец, – умру либо я, либо мулла, либо ишак. В любом случае мне нечего бояться». «Не так ли рассуждает наш дорогой директор?» – вопрошала газета в конце.
Ив Соич возлагал на свое детище – Акватаун – большие надежды. Не меньшие надежды возлагали на шахту, которая должна была стать глубочайшей в мире, и могущественные компании-подрядчики.
Соич недаром боролся за то, чтобы скважину заложили во впадине у берега. Впоследствии, когда глубоководные работы развернутся, он рассчитывал класть в карман миллион на каждой миле вертикальной проходки. За такие деньги, честно говоря, и рискнуть не грех.
Игрок по натуре, Ив Соич знал, что иногда бывают в жизни, как и в покере, моменты, когда надо поставить на карту все и идти ва-банк.
Письмо с гвоздикой на некоторое время выбило его из колеи. Автору письма нельзя было отказать в знании дела. Он даже каким-то образом сумел пронюхать, что наиболее опасный момент в подземных работах наступит примерно через два года. А ведь это тайна, которую, как надеялся Ив Соич, не знает никто.
Быть может, письмо с гвоздикой – дело рук конкурирующих фирм? Или ему прислали письмо те рыбаки с побережья? Как бы там ни было, он доведет дело до конца.
Кажется, шефу полиции Арно Кампу он сумел-таки заморочить голову. Особое впечатление на Кампа как будто произвели взгляды Ива Соича относительно бесполезности для человека космоса и слова о том, что единственное будущее для человечества – Земля, которая со временем, ввиду роста населения, должна превратиться в слоеный пирог.
Директор Национального центра геологических и археологических исследований любил иногда пустить пыль в глаза. Неплохо, если и шеф полиции будет его сторонником. И совсем уж неплохо, что для него, Ива Соича, учреждена негласная охрана. В любом случае под охраной он будет чувствовать себя гораздо спокойнее.
А потом, когда гигантская скважина вступит в действие и ее примут заказчики, можно и на покой.
Хорошо бы купить спутник, где-нибудь на отдаленной орбите, подальше от суеты. Большой спутник, со всеми удобствами, включая причал для ракет- одиночек. И непременно с оранжереей.
Выращивать тюльпаны в невесомости было давнишней мечтой Ива Соича.
Вот и теперь, сидя в крохотной комнате с металлическими стенами, которые непрерывно сотрясались работающими вокруг автоматическими механизмами, погребенный многомильной толщей воды и земли, Ив Соич, улучив свободную минуту, когда на проходке скважины все шло гладко и его никто не беспокоил, отдался излюбленным мечтам.
…Он теперь не государственный чиновник, хотя бы и высокопоставленный. Он удалился от дел и ушел на покой. У него собственный спутник, спутник-люкс, недостижимая мечта для многих…
Все время Ив Соич проводит в своей оранжерее. Его тюльпаны – лучшие в мире. Новые сорта тюльпанов, которые он выводит, неизменно получают золотые медали на всех международных конкурсах тюльпанов.
Но, собственно, почему только тюльпаны?
Он сможет выращивать в своей оранжерее на дальней орбите розы… пионы… гвоздику… Тьфу! Будь ты проклята!
Глава двенадцатая
ГВОЗДИКА ШАГАЕТ ПО СВЕТУ
По молчаливому соглашению Рина и Гуго старались не упоминать о письме с гвоздикой.
После первых дней шока, связанного с письмом, настроение Ленца выровнялось. Он смеялся, шутил. Если возвращался рано – рассказывал Рине, как подвигается работа по расщеплению кварков. Правда, в его рассказах Рина ощущала горький привкус непонятного сожаления.
Казалось, даже былая близость вернулась к ним. Но безошибочное чутье любящей женщины подсказывало Рине, что у Гуго появилась важная область внутренней жизни, куда ей, Рине, вход заказан.
Еще одно обстоятельство омрачало жизнь. Гуго никогда не отличался хорошим сном. Теперь же он спал совсем скверно: просыпался ни свет ни заря, осторожно, бочком, тщетно стараясь не разбудить Рину, пробирался к вечно открытому секретеру.
Рина усталу смотрела, как Гуго что-то писал, черкал, комкал листки, мучительно тер лоб, словно пытаясь схватить ускользающую мысль.
К секретеру Рина не подходила. Но однажды случайно наткнулась на скомканный клочок пластика и, повинуясь непреоборимому любопытству, развернула его.
Половина слов была вычеркнута, Гуго, видимо, писал торопливо, но Рина за много лет научилась разбирать его почерк, терпеливо переписывая статьи и заметки Ленца, адресованные в физические журналы всего света.
Она ожидала встретить формулы или соображения по поводу опытов, но смятый пластиковый листок содержал нечто совсем другое… Это были мысли Гуго, вдруг беспорядочно вылившиеся.
Трудно было разобраться, о чем идет речь.
«…Что сделано – то сделано. Сетовать о содеянном – удел слабых. Не претендую на роль сверхчеловека…» Дальше было тщательно зачеркнуто. Все же Рине удалось прочесть:
«Не претендую на роль сверхчеловека, но все-таки не сожалею о той ночи 2 апреля, когда… Быть может, звучит выспренно, но теперь перед самим собой могу сознаться: в ту ночь я понял смысл жизни. Какой ценой – другой вопрос… Она велика, но никакая цена не чрезмерна за прозрение, даже позднее».
Рина медленно опустила руку с разглаженным листком. Второе апреля…
В памяти всплыл вечер, когда она вдруг обнаружила, что Гуго нет дома. Перед глазами встала тяжкая ночь без сна, терраса, окутанная молочными рассветными хлопьями, пронзительная долгая прохлада, заставляющая ежиться… И вдруг – шум возвращающейся машины Гуго, шелковый шелест машущих крыльев…
«Что будет теперь? – продолжала Рина читать каракули Гуго. – Я переродился, но мир, увы, остался прежним. Сознание этого невыносимо…»
«Истина – женщина, на которую трудно посмотреть, не ослепнув», – прочла зачем-то вслух Рина.
– Женщина, – машинально повторила она.
«Что есть истина? И где доказательство, что прав я, а не все остальные физики мира, вообще остальное человечество? Но почему я противопоставляю себя остальным людям? Уверен, у меня найдутся единомышленники. В противном случае мое предприятие было бы совершенно безнадежным…»
– Какое предприятие? Что задумал Гуго? – с тревогой подумала Рина.
«Мысли путаются… Как донести до всех свет истины? Беда в том, что истине не смотрят в глаза – жмурятся, отворачиваются. Нужно заставить людей хоть
