раз взглянуть на нее, и они ужаснутся…
Я имею в виду, конечно, истину новую. Что же касается старых истин, то они не имеют никакой ценности. От ежедневного употребления они становятся стертыми и захватанными, как медяки. «Губами загублена», – как сказал поэт об истине. Часто я мысленно твержу эти мудрые шесть строк.
Рина перевернула листок.
«Разве не знаменательно, что у меня все получилось наоборот: людей свет новой истины ослепляет. Я же, наоборот, прозрел, а был слеп, как крот, до той ночи».
– Что это за шесть строк, которые твердит Гуго? – подумала Рина. – Может быть, в них содержится какой-то ключ к разгадке непостижимого клубка, в который все запуталось?
Рина достала из укромного уголка стеллажа старинный потрепанный томик, не раз и не два побывавший в руках переплетчика. Гуго любил листать его, если не ладилось с работой.
– Неужели стихи помогают тебе решать дифференциальные уравнения? – спросила однажды Рина, глядя, как Гуго, отодвинув листок с формулами, листает томик стихов, словно математический справочник.
– Знаешь, интеграл и ямб смыкаются, – ответил серьезно Гуго.
Посмотрев томик от корки до корки, она нашла то, что искала:
– Нет, ничего не понимаю, – вздохнула Рина и захлопнула книгу.
Гуго, вернувшегося из Ядерного центра поздно вечером, Рина встретила с улыбкой.
– Что ускоритель? – спросила она, подставляя щеку для поцелуя.
– Трудно, – вздохнул Гуго.
– Так вы не уложитесь в срок?
– Если и уложимся, то в этом будет заслуга только Иманта Ардониса. Он работает как двужильный. – Ленц помолчал и добавил. – И других заставляет работать.
– Ты говоришь таким тоном, словно тебе не нравится работоспособность Иманта, – заметила Рина.
– Давай ужинать, – перевел разговор Гуго.
– Что, ты уже отошел от учения йогов? – улыбнулась жена.
– Йогов? – переспросил Гуго. – Ах, вот ты о чем, – улыбнулся он. – Видишь ли, йоги хороши только в определенных дозах.
– Завтра у меня лекция, – сказал Гуго после ужина, садясь в кресло и закуривая.
– Публичная? – обернулась к нему Рина, занимавшаяся у пульта настройкой лунной программы.
– Да.
– Наконец-то разрешили. Как только Арно Камп решился! Тезисы ты им представил?
– Конечно. Но говорить я буду совсем другое, – спокойно произнес Гуго и погладил бородку.
– Ты с ума сошел! – воскликнула Рина.
– Возможно.
Рина подошла, села на ручку кресла.
– Может, откажешься от лекции? – осторожно сказала она. – Знаешь, после… ну, вообще в последнее время я каждый час опасаюсь за твою жизнь. Просто какая-то пытка. А там будут тысячи людей, и никакая охрана…
– Я решил, Рина, – сказал Гуго.
– Тогда и я приду на лекцию, – медленно сказала Рина.
– Как хочешь, – пожал плечами Гуго, стряхивая пепел с сигареты.
Арно Камп был взбешен. Жюль никогда не видел шефа таким.
– Шеф сегодня не в духе, – шепнул он Гуго Ленцу, провожая его из приемной в кабинет Кампа.
Когда Ленц вошел, Камп стоял к нему спиной, глядя в окно.
Ленц кашлянул.
– Вы балансируете на краю пропасти, доктор, – сказал Арно Камп, рывком повернувшись с вызванному.
– Не сомневаюсь, – парировал Ленц. – И не я один.
– А кто еще?…
– Все человечество.
– Вы свою философию бросьте, – побагровел Арно Камп. – Кто позволил вам с высокой трибуны…
– Я говорил о физических проблемах, – спокойно перебил Ленц.
– Вы подрывали устои государства. Сеяли панику в умах.
– Такая задача мне не по силам, – заметил Гуго Ленц.
– И не надейтесь на заступничество президента. Знаю, он благоволит к физикам, но то, что вы натворили, выходит за всякие рамки.
Они помолчали, стоя друг против друга, словно бойцы, готовые к схватке.
– И зачем вам нужно такое, беспокойная душа, – неожиданно миролюбиво сказал Арно Камп. – Еще ни одному проповеднику не удавалось переделать мир. Тем более нужно учесть, что… – неловко поперхнувшись дымом, шеф закашлялся.
– Что мне осталось жить всего два месяца, – докончил Гуго Ленц.
– Что вы, доктор, я совсем не то имел в виду, – запротестовал Арно Камп.
Они расстались. Камп остался недоволен беседой. Гуго Ленц держался уверенно, словно чувствовал за плечами незримую поддержку. Или такую уверенность ему придает непоколебимая убежденность в том, что смерть в срок, указанный в письме, неизбежна?
Можно, конечно, арестовать его. Но потом хлопот не оберешься. Слишком уж он крупная фигура, доктор Ленц. И потом арест Гуго Ленца помешал бы выследить злоумышленника, взбаламутившего всю страну.
Что касается самого Арно Кампа, то ему не столько хотелось арестовать Гуго Ленца, сколько увидеть перед собой в стальных браслетах анонимщика, рассылающего по почте гвоздику.
Нет уж. Пусть доктор Ленц побудет пока в роли подсадной утки. Даже если и погибнет, не беда, – подумал Арно Камп. Другие найдутся. Физиков в стране – пруд пруди.
В кабинет вошел Жюль.
– Что там еще? – раздраженно бросил Камп.
– Лично вам, – сказал Жюль и положил перед шефом конверт.
Камп отодвинул в сторону арабского скакуна и вскрыл письмо. На стол выпал цветок гвоздики…
Жюль в это время уже прикрыл за собой дверь.
Камп взял себя в руки и заставил тщательно прочесть текст.
Ему сообщали, что он, Арно Камп, в пределах данной ему власти охраняет несправедливый строй, что он, Арно Камп – цепной пес закона, который на стороне богатых. «Понимаю, что сами вы не в силах изменить общественный строй, – писал анонимный автор. – Но вы должны помочь нам сделать общество другим, справедливым…»
Дорого дал бы шеф полиции Арно Камп, чтобы узнать, кому это – «нам»!
«От вас требуется немного, – продолжал автор письма. – Вы не должны разгонять стачки и студенческие демонстрации, одинаково относиться ко всем гражданам, независимо ни от цвета кожи, ни от того, сколько денег в кармане. Если вы не выполните наших требований, смерть может настигнуть вас в любую минуту. Она будет внезапна и мучительна».
Камп повертел в руках письмо. Исследовать его бесполезно – преступник, видимо, знает дело. Вот и его, Кампа, очередь пришла. Правда, в письме имеются некоторые вариации – анонимщик не указал срока, который Кампу осталось жить. Гуго Ленцу он отмерил три месяца, Иву Соичу – полтора года, а вот его, Арно Кампа, может убить хоть сию минуту.
– Забавно, – громко сказал Камп. Затем погладил арабского скакуна и включил сигнал срочного совещания.
Глава тринадцатая
ОРА ДЕРВИ
В скалистых горах весна наступает рано.
Пациенты клиники Святого Варфоломея, спеша воспользоваться первым по-настоящему теплым днем, покинули палаты и разбрелись по территории.
Одни, сосредоточившись, грелись на солнышке, другие, разбившись на кучки и воровато озираясь, торопливо шлепали картами. Третьи обсуждали свои недуги.
Двое, облюбовав скамейку у въезда на территорию, вели неторопливый спор о том, какое сердце лучше – атомное или же мышечное, обычное.
– Что-то Оры Дерви сегодня не видно, – сказал один, щурясь на апрельское солнце.
– Будет еще, не торопись. Да вот и она, легка на помине, – заметил второй.
На зеленую лужайку опустилась машина. Из люка легко выпрыгнула женщина. К ней торопливо, размахивая руками, подбежал старший хирург клиники.
Двое на скамейке умолкли. Они вытянули шеи, напряженно стараясь уловить, о чем разговаривают начальник Медицинского центра страны и хирург. Однако Ора Дерви и хирург говорили негромко, и до скамейки долетали лишь обрывки разговора.
– Сыну президента не лучше, – озабоченно сказал хирург.
«Сына президента привезли сюда вчера с раздробленной рукой. Попал в аварию», – быстрым шепотом пояснил один больной другому.
