– Разумеется, – поспешно сказал Джон Вильнертон. – Сколько стволов составит государственный заказ?
– Скажем, десять тысяч… Не мало? – осведомился президент.
– В самый раз, – сказал Джон Вильнертон.
– Оружие, которое сегодня прошло испытание, очень удобно для ведения локальных войн, – солидно сказал президент. – Пистолеты портативны, легки и удобны в обращении. Кстати, они нуждаются в дозарядке?
– Раз в год, да и то при условии, что пистолетом будут все время пользоваться, – сказал Вильнертон.
– То, что надо, – заметил президент. – Пора уж нам выкарабкиваться из этой злосчастной войны с аборигенами Венеры.
– Пора, – сочувственно сказал Вильнертон, хотя самым страстным его желанием было, чтобы война тянулась до бесконечности.
– Ведь подумать только – 20 лет! – сокрушенно произнес президент. – Война – как тлеющий хлопок в трюме корабля. Как погасить огонь? К тому же джунгли, венерианские болота…
– С новым оружием дело изменится.
– Будем надеяться! – подхватил президент. Они расстались, довольные друг другом.
Когда президент отбыл в свою резиденцию, Джон Вильнертон включил магнитофон, снова прослушал только что состоявшийся разговор. Да, можно сразу же запускать кварк-пистолет в серийное производство.
Глава двадцать первая
РИНА И РОБИН
После смерти Гуго Рина жила словно во сне. Видно было, что молодая женщина живет какой-то своей, внутренней жизнью, и ни до кого ей нет дела.
В последние дни Рина сильно привязалась к Робину, общество которого могло ей, кажется, вполне заменить человеческое. Быть может, причины симпатии коренились в том, что Робин в Гуго «души не чаял», если позволительно так выразиться о роботе. Несколько лет назад, когда Робин по ошибке схватился за оголенный провод, Гуго спас его, разобрав и снова собрав «по косточкам». А инстинкт самосохранения у Робина был выражен достаточно сильно.
И теперь Робин стал для Рины как бы связующим звеном между нею и Гуго. Робин столько мог бы рассказать ей об умершем! Однако лишнее слово надо было вытаскивать из Робина клещами: он не отличался болтливостью, как некоторые роботы его класса. Долгими июльскими вечерами Рина расспрашивала Робина о покойном. И все время женщина не могла отделаться от мысли, что Робин чего-то не договаривает. Однако заставить Робина проболтаться было невозможно.
Страна бурлила. Только после смерти Гуго стало ясно, насколько он был популярен. Столица потрясалась манифестациями. На военных заводах Вильнертона бастовали рабочие. Люди требовали разыскать и наказать убийцу. Надо сказать, что в данном случае требование манифестантов совпадало с самым сокровенным желанием шефа полиции, а такое случается не часто. Таинственный распространитель гвоздики не отмерил шефу полиции никакого определенного срока. Кто скажет, сколько ему, Арно Кампу, осталось? Быть может, он доживает последние дни?
Несмотря на то, что расследованием обстоятельств смерти Гуго Ленца занимались лучшие криминалисты страны, ничего определенного выяснить не удалось.
Последним человеком, который видел Ленца, была его жена. Арно Камп многократно допрашивал Рину, но то, что она рассказывала, никак не проливало свет на уход из жизни первого физика страны. Ответы Рины тщательно сопоставлялись с данными экспертизы, но уличить женщину во лжи шеф полиции не мог.
Полученная по почте гвоздика торопила Арно Кампа, и он снова и снова нетерпеливо подталкивал гигантский маховик расследования, который и без того вертелся достаточно бойко.
Вызванная к 11 утра Рина Ленц появилась в приемной.
Препровожденная Жюлем в кабинет, она присела на краешек кресла, того самого, в котором не так давно сидел растерянный Гуго Ленц, принесший в полицию пакет, сулящий ему смерть.
Свою персональную гвоздику Арно Камп держал в ящике письменного стола. Акции Кампа с получением цветка смерти упали чрезвычайно низко: даже президент позволил себе на каком-то банкете заметить, что чего, мол, требовать от шефа полиции, когда его самого шантажируют.
«Тебе-то, мозгляку, гвоздику не присылают, потому что ты абсолютный нуль», – подумал Арно Камп, когда услужливые языки доложили ему о выходке президента.
Шеф полиции испытал сильнейшее желание натянуть гуттаперчевые перчатки, взять плотный конверт, сунуть туда гвоздику – ну, хотя бы свою! – и отправить по почте президенту.
– Нужно уточнить некоторые обстоятельства, связанные с последним днем, – сказал Арно Камп, глядя, как Рина пристраивает сумочку на коленях.
– Я все сказала.
– Могут быть детали, которым вы не придали поначалу значения.
– Спрашивайте, – тихо сказала Рина, впервые подняв глаза на Кампа.
– Когда доктор Ленц прилетел вечером домой, вы не заметили в его поведении чего-либо необычного?
– Нет, Гуго вел себя как всегда, – вздохнула Рина. – Шутил, что мы – как мухи под стеклянным колпаком: за каждым нашим шагом наблюдает охрана, а улететь из-под колпака невозможно. Несколько раз повторил, что выполнил дело жизни, а потому может умереть спокойно… Вообще Гуго шутил в тот вечер. Я уже говорила об этом.
– Мы навели справки. Работа у доктора Ленца в Ядерном центре в последнее время не ладилась, опыты по расщеплению срывались, да еще взрыв 2 апреля… Как же можно говорить, что дело жизни выполнено?
Рина пожала плечами.
– Я же говорила вам, что Гуго в последние дни не делился со мной рабочими тайнами.
К концу допроса, деликатно именуемого Кампом беседой, шеф полиции, приглядевшись, неожиданно спросил:
– Простите, а где ваш великолепный перстень?
– Я его выбросила.
– Превосходный восточный перстень? Куда выбросили?
– В море.
– Уникальную камею?
Рина спрятала руку под сумочку.
– Разве я не имею права распоряжаться принадлежащей мне вещью так, как мне будет угодно? – впервые с вызовом произнесла она, откинувшись в кресле.
– Имеете. Но я вправе узнать у вас мотивы столь экстравагантного поступка.
– С перстнем у меня были связаны воспоминания… Тяжелые воспоминания… личного свойства… – сбивчиво заговорила Рина.
– Вы могли бы подарить камею, скажем, музею Восточной культуры… – сказал Арно Камп. – Ну, хорошо. Расскажите еще раз, когда и как вы обнаружили, что ваш муж мертв?
Ровным голосом, будто повторяя заученную роль, Рина произнесла:
– Я проснулась вскоре после полуночи. Не знаю отчего. Словно от толчка. Ложиться спать не хотела, говорила: давай всю ночь бодрствовать. Но Гуго настоял: пусть все будет, как обычно. Чтобы не огорчать его, я послушалась, но решила не спать. На сердце было неспокойно. Гуго, как всегда, остался сидеть у раскрытого секретера – «Разберу одну задачку». А я, не знаю как, задремала – так намучилась в последние дни… Очнулась – Гуго на прежнем месте, уснул, голову опустил на недописанный лист бумаги. Позвала – не откликается. А сон Гуго чуток. Вскочила я, подошла к нему… – Рина перевела дыхание. Только по судорожным движениям пальцев видно было, чего стоит ей рассказ. – На губах Гуго застыла усмешка. Он был мертв.
– Почему вы так решили?
– Глаза… глаза Гуго были широко раскрыты. Правая рука лежала на калькуляторе. Но дальше, наверно, не нужно? – перебила себя Рина. – Когда я закричала, в комнату сразу хлынула охрана, и у вас имеются подробные протоколы, фотографии…
– Протоколы и фотографии есть, – согласился Камп. – но вы уклоняетесь от ответа на вопрос. Меня интересует, повторяю, то, что не попало в протоколы.
Рина еле заметно пожала плечами.
– Но я ничего не могу добавить. К тому же и вы опечатали все бумаги Гуго. Письма забрали.
– Можете идти. Жюль вас проводит, – сказал шеф полиции.
Домой Рина возвращалась опустошенной. В хвост ее орнитоптера пристроился аппарат мышиного цвета, но Рина едва обратила на него внимание. И дома, и вокруг, она знала, полно теперь и электронных и прочих ищеек. Что толку? Все равно никто не вернет Гуго.
Комнаты зияли пустотой. Робин куда-то запропастился, оставив включенным телевизор.
Рина присела к секретеру, который так и остался открытым с той роковой ночи. После нашествия полиции тут осталось немного – несколько разрозненных книг, тщательно перелистанных привычными пальцами детективов.
Говорят, в комиссию по расследованию, которую возглавляет ненавистная Ора Дерви, были уже вызваны и опрошены сотни людей. Пусть! А она ни за что не пойдет туда, разве что потащат силой.
Рина сидела долго. В уши лезла назойливая музыка, с экрана кривлялась певица, похожая на Ору Дерви. Затем пошла серия рекламных фильмов, но Рина почти не смотрела на экран. Она даже забыла, что надо бы сделать замечание Робину, когда он возвратится, за самовольное включение телевизора.
Внезапно Рина вздрогнула от взрыва. Огромный экран заволокло дымом.
– Смотрите военную хронику, – бодрым голосом предложил диктор.
Величаво закачались синие венерианские папоротники. Наискось по экрану побежали буквы привычной заставки. Поднимая растительность, из болота вывалилась бронированная амфибия. Плюясь огнем, она двинулась в глубь чащи.
Вечно одно и то же. Надоело! Рина потянулась к выключателю, но ее остановили слова диктора:
– Так было – так не будет! Наука выступает против войны. Кварки служат миру! Трагическая смерть замечательного физика – доктора Гуго Ленца показала,
