пожалуйста! Не откажетесь?
- Что вы! - воскликнула девушка, кажется, даже польщенная его просьбой.
Апыхтин придвинул ей листок бумаги, положил рядом шариковую ручку и тут же, не сходя с места, продиктовал все, что требовалось. Так, дескать, и так, нужен паспорт, настоящий паспорт на имя Антонова Владимира Петровича, такого-то года, месяца, числа рождения. Подчиняясь древнему закону, вдруг проснувшемуся в нем, Апыхтин оставил свои данные по гороскопу - родился в сентябре, чтобы все-таки остаться Девой, родился в год Тигра, как и он сам… Пройдя хорошую банковскую школу, Апыхтин не колеблясь сочинил все, что требуется для документа - надежного и, самое главное, неуязвимого.
- Куда это? - подозрительно спросила она, прищурившись, глядя на Апыхтина сквозь толстенные стекла своих очков.
- В милицию, куда же еще, - ответил Апыхтин, не задумавшись ни на долю секунды.
- Паспорт потеряли?
- Украли, - сокрушенно ответил он.
Что бы ни делал Апыхтин, какой бы шаг ни предпринимал, он постоянно переносился в будущее и видел себя на скамье подсудимых, в клетке из ребристых арматурных стержней, выкрашенных в нежно- голубой цвет - чтобы хоть немного скрыть их непоколебимую сущность. И ему задают, задают, задают вопросы, а он отметает, отбрасывает одно обвинение за другим, одно за другим и очищается. И рассыпается клетка из арматуры, наступает состояние свободы и неуязвимости. Поэтому сейчас, находясь в далеком своем прошлом, он готовил ответы, готовил удары, способные рассыпать в пыль стальную клетку, в которую его посадят, наверняка посадят, если, конечно, он не предусмотрит все ловушки, капканы, волчьи ямы и прочую гадость, поджидавшую его в будущем.
- И что вы хотите? - спросила девушка все с тем же недоверием в голосе.
- Чтобы мне дали новый. Спасибо! - и пока у девушки не возникли новые вопросы, Апыхтин взял листок бумаги из ее пальчиков с обкусанными ногтями и, подмигнув весело, заговорщицки, направился к выходу.
Сунув листок в конверт, он поехал искать адрес, фальшивый адрес, указанный на золотистой визитке, полученной им от человека на высоте десять тысяч метров, человека, засланного ему в помощь из будущего. Апыхтин был совершенно уверен в том, что все у него получится, что Нехай сделает все, что требуется, и будет, будет у него паспорт на имя Антонова Владимира Петровича. Имя он менять не стал - что-то подсказало, что так будет лучше, что впереди его ждет много случаев, когда придется легко и свободно откликаться на собственное имя, которое будут произносить мужчины и женщины, друзья и враги. И он ни разу не собьется, ни разу никто не заподозрит, что он не Антонов, не Владимир, что он не рыжий с выцветшими бровями и зеленоватыми глазами.
Пройдя мимо Елисеевского магазина, он спустился в длинный подземный переход под площадью Пушкина, прошел в зал, откуда начинался спуск в метро, и оказался у маленькой будочки, где за две-три минуты делали снимки для документов.
В будочке он сел на затертый вертящийся стул, поднял голову, распрямил плечи и посмотрел в объектив с тем неподвижным и туповатым выражением, которое и требуется для документов, удостоверяющих личность. А получив полоску бумаги с несколькими снимками, Апыхтин некоторое время смотрел на себя изумленно и недоверчиво. Неужели это он, председатель правления банка «Феникс», толстый бородатый Апыхтин с тяжелыми затемненными очками, скрывающими беспомощные близорукие глаза?
Неужели этот он?
Со снимка на него смотрел детина с короткими волосами, с пристальным и недоверчивым взглядом. Чем-то он походил на десантника, какими их снимают в кино, может быть, на омоновца, какими их показывают в уголовной хронике, он походил даже на бандита, но уж никак не на толстопузого Апыхтина, каким его знали в городе, помнили сокурсники, не на председателя банка, медлительного и величавого. Теперь единственное, что связывало его с прошлым, - это голос. Кто знает, если бы очень уж понадобилось, то он смог бы, наверное, изменить и голос, но голос ему будет нужен, чтобы поддерживать связь с прежней жизнью, от которой Апыхтин уходил так решительно и бесповоротно.
Все эти дни Юферев пребывал в спокойном, сосредоточенном состоянии. Ни домогательства настырных корреспондентов, которые пытались вытянуть из него слова рисковые и безответственные, ни вызовы к начальству, которое неустанно требовало ускорить, усилить и даже ужесточить, ни обеспокоенная общественность, бестолковая и шумливая, не могли вывести его из этого состояния. Опыт подсказывал ему, что сделано немало, что следы есть, что преступник обречен и рано или поздно засветится светом нестерпимо ярким и беспощадным. Отпечатки пальцев, которые все-таки оставил убийца и на красивом альбоме «Эрмитаж» в квартире Апыхтина, и на бутылке с пивом в жаркой забегаловке, где нашел свой конец беспутный Якушкин, и…
И все.
Больше нигде следов обнаружить не удалось, но и этого было достаточно, чтобы поместить их во всевозможные картотеки. Опять же прикус верхних зубов, щербинка между двумя передними зубами. Конечно, в мире немало людей с таким милым недостатком, но и не так уж много, чтобы этот признак потерял свое значение.
Что удивило Юферева - эксперты не обнаружили ни единого отпечатка в комнате, где был найден труп Наташи Максимовой. Та же кошмарная картина - пол, залитый кровью, почти напрочь отделенная голова обнаженной женщины. И еще установили эксперты весьма интимную подробность - любовью занималась белокурая красавица перед самой смертью. Початая бутылка шампанского, два стакана, коробка конфет. И никаких следов насилия. Не считая страшной раны на горле.
Преступник, кажется, вошел во вкус, ему, видно, уже нравилась собственная неуязвимость, он даже не пытался скрыть следы своего пребывания. Но при этом он настолько тщательно все протер в комнате, что эксперты вообще не нашли никаких отпечатков, даже самой хозяйки.
Но больше всего Юферева потрясло открытие экспертов - убийца вначале переспал с женщиной, а потом ее же и зарезал.
- Вот это ты уже напрасно, - пробормотал он про себя. - Здесь ты, дорогой, перегнул палку. Кроме меня, есть еще и высшие силы, такое не прощается никому. Если не я, то до тебя доберется кто-нибудь свыше. Нехорошо ты поступил, очень нехорошо, - продолжал Юферев, покидая квартиру.
Четыре убийства, совершенные одинаковым способом, взбудоражили город, взбудоражили начальство - и местное, и московское, но Юферев оставался спокойным. Все силы он бросил на раскрутку связей Максимовой - друзья, подруги, родственники, коллеги, знакомые, соседи. Он попытался даже составить списки всех, кто мог сказать о ней хоть одно-единственное слово. И через несколько дней понял, что задача эта не так проста, как показалось в самом начале.
Неожиданно отпал такой мощный источник информации, как соседи. Максимову они не знали и говорить о ней отказывались. Выяснилось, что квартиру она купила совсем недавно, около полугода назад, поэтому каких-то давних связей и быть не могло. Более того, у Максимовой с соседями за несколько месяцев сложилась устойчивая взаимная неприязнь. Дом был старый, ведомственный, построенный лет тридцать назад, многие люди, которые когда-то получили здесь квартиры, умерли, остались старухи, молодежь сбежала кто куда. Яркая девица, не всегда трезвая, но всегда настроенная вызывающе, не приглянулась соседям, а когда те еще и узнали об убийстве, то совсем замкнулись. Постаралось и телевидение, которое представило убийц совершенно безжалостными и неуловимыми монстрами.
Давних подруг, друзей у Максимовой тоже не оказалось - она приехала в город из других мест и была здесь, похоже, совершенно одна.
- Да не может же такого быть! - вскричал однажды Юферев в своем кабинете, когда оперативник Брыкин в очередной раз доложил, что нет никакой возможности найти людей, которые хоть что-нибудь сказали бы о Максимовой. - Не может этого быть!
Он полез в ящик стола, вынул ключи от квартиры Максимовой, спустился во двор, сел в машину и молча махнул рукой водителю. Поехали, дескать.
Остановились недалеко от сумрачного дома, сложенного из бетонных блоков, покрытых ржавчиной, которая при каждом дожде стекала с некрашеных железных прутьев балконов, с карнизов, с каких-то невидимых, но постоянно мокнущих железок.
