Ореол смерти

– Да. Они были очень тесно связаны – и се­мьей, и работой. Развод ничего не изменил. Он страдает… – Мирина судорожно вздохнула. – Скрывает это, потому что гордый, но страдает. Он любил ее. Мы все ее любили.

– Мисс Анжелини, расскажите о вашей пос­ледней встрече с матерью. О чем вы говорили, в каком она была настроении?

– За день до ее смерти мы болтали не меньше часа. Обсуждали свадьбу… – У нее по щекам покатились слезы. – Я прислала ей эскизы костюмов – для невесты, для матери невесты… Это модели Рэнделла. Мы разговаривали о них. Вам, наверное, это кажется пошлым? Последний раз я говорила с матерью… о нарядах!

– Это совсем не пошло. Наоборот, очень мило и трогательно.

– Вы правда так думаете?

– Да.

– А вы с матерью о чем разговариваете?

– У меня нет матери. И никогда не было.

Мирина удивленно взглянула на нее.

– Как странно… И как же вы справляетесь?

– Я… – Разве можно объяснить то, что про­сто есть, и все? – У вас это наверняка будет иначе, мисс Анжелини, – мягко сказала Ева. – Когда вы говорили с матерью, не упоминала ли она о том, что кто-нибудь или что-нибудь ее бес­покоит?

– Нет. О ее работе мы вообще редко разго­варивали. Право меня никогда особенно не инте­ ресовало. Мама очень радовалась тому, что я скоро прилечу, мы много смеялись… Я прекрас­но знаю, какой она представала перед публикой, но это был профессиональный имидж. В жизни она была гораздо… гораздо мягче, раскованнее. Я шутила по поводу Джорджа, говорила, что Рэнделл может сделать подвенечное платье и для нее…

– А как она на это реагировала?

– Смеялась вместе со мной. Мама вообще любила смеяться, – произнесла Мирина почти сонным голосом: видимо, транквилизаторы нача­ли действовать. – Она сказала, что ей огромное удовольствие доставляет быть матерью невесты и совершенно не хочется становиться невестой самой. Она прекрасно относилась к Джорджу, думаю, им было хорошо вместе. Но, кажется, она его не любила.

– Почему?

– Ну, не знаю… – Мирина чуть заметно улыбнулась, взгляд у нее затуманился. – Когда кого-то любишь, хочешь быть с ним, так ведь? Хочешь быть частью его жизни и так далее. Она этого не хотела – ни с Джорджем, ни с кем-то другим.

– А мистер Хэммет? Он этого хотел?

– Не знаю. Может быть. Но он довольство­вался тем, что было, пустил все на волю волн. Ой, кажется, я сама сейчас как будто по волнам плыву, – прошептала Мирина. – Мне кажется, я уже где-то не здесь…

Еве нужно было, чтобы Мирина продержалась еще немного. Она взяла со стола стакан воды и сунула Мирине в руку.

– Скажите, то, что они были близки, не вли­яло на отношения Хэммета с вашим отцом? Или на отношения отца и матери?

– Это… это все было немного неловко, но до­вольно удобно, – Мирина снова улыбнулась. Она совершенно расслабилась и почти засыпа­ла. – Странно звучит, да? Но вы не знаете моего отца. Он ни за что не опустится до того, чтобы переживать по этому поводу. Он до сих пор с Джорджем в дружеских отношениях.

Она взглянула на стакан у себя в руке, будто только что его заметила, и сделала маленький глоток.

– Не знаю, как бы он повел себя, если бы они решили пожениться… Но сейчас это уже не важно.

– Вы как-нибудь связаны с бизнесом отца, мисс Анжелини?

– Да, я занимаюсь модой. Делаю все закупки для магазинов в Риме и Милане, решаю, что за­возить в магазины Нью-Йорка и Парижа, и так далее. Езжу на выставки, на показы мод, но во­обще-то путешествовать не люблю. Особенно – летать на самолете. А вы?

Ева поняла, что от Мирины едва ли удастся многого добиться.

– Я почти никогда не летаю.

– Ой, это так ужасно! А вот Рэнделл обожает дальние полеты. О чем я говорила? – Она вздрог­нула, и Ева едва успела подхватить выпавший из ее руки стакан. – Ах да, о покупках. Я люблю покупать одежду. Все остальное в бизнесе мне неинтересно.

– Ваши родители и мистер Хэммет были дер­жателями акций в компании «Меркурий»?

– Да. Мы всегда пользуемся «Меркурием» при пересылке товара. – Она прикрыла глаза. – Это быстро и надежно.

– Не знаете ли вы о каких-нибудь финансо­вых трудностях вашей семьи, связанных с этой или какой-то другой компанией?

– Нет, ни о чем подобном я не слышала.

Ева решила, что пришла пора задать самый трудный вопрос.

– Ваша мать знала о карточных долгах Рэнделла Слейда?

Впервые за весь разговор Мирина встрепену­лась. В глазах ее блеснула ярость, сонливость как рукой сняло.

– Долги Рэнделла никоим образом не каса­лись моей матери! Это дело только его и мое.

– Вы ей ничего не говорили?

– Зачем рассказывать о том, с чем мы в со­стоянии разобраться сами? Да, Рэнделл страст­ный игрок, но с этим можно справиться. Он боль­ше не играет.

– А долги крупные?

– Они выплачиваются, – глухо сказала Мирина. – Все оговорено.

– Ваша мать была богатой женщиной. Вы унаследуете значительную часть ее состояния и сможете быстро разделаться с долгами.

То ли транквилизаторы, то ли горе притупили сообразительность Мирины. Намека в словах Евы она даже не заметила.

– Да, но матери ведь у меня не будет! Не будет мамы. И на нашей свадьбе ее не будет. Просто не будет… – повторила она и тихо заплакала.

Дэвид Анжелини совсем не походил на сестру. Еве сразу стало ясно, что это человек, которого оскорбляет даже мысль о том, что ему придется беседовать с полицейским.

В кабинете Уитни он уселся за письменный стол напротив Евы и отвечал на вопросы корот­ко, нарочито вежливо.

– Совершенно очевидно, что это совершил какой-то маньяк, против которого она выступала обвинителем, – заявил он.

– Вам не нравилась профессия матери?

– Никогда не понимал, почему она этим занималась. Зачем ей это было нужно? – Дэвид сде­лал глоток из стакана, который принес с собой. – Но она не бросала свою работу, и в конце концов это ее и погубило.

– Когда вы видели мать в последний раз?

– Восемнадцатого марта. В свой день рожде­ния.

– Вы общались с ней позже?

– Я разговаривал с ней примерно за неделю до смерти. Просто позвонил. Мы перезванива­лись каждую неделю.

– И в каком она была настроении?

– В прекрасном! Много говорила о предстоя­щей свадьбе! Мама ничего не делала наполовину. Она планировала свадьбу так же тщательно, как готовилась к своим судебным разбирательствам. Кажется, даже