Ореол смерти

которой поручил расследование. Она была стройна и на первый взгляд даже могла показать­ся хрупкой. Но он знал, что это не так – у него были случаи убедиться, сколько силы и энергии заключено в этом изящном теле. Глубокие тени под ее глазами цвета неразбавленного виски и бледность скуластого лица выдавали крайнюю усталость. Но сейчас он не мог позволить себе беспокоиться об усталости подчиненных.

– Сесили Тауэрс была моим другом – близ­ким другом.

– Понимаю, – кивнула Ева, стараясь скрыть удивление. – Мне очень жаль, шеф.

– Я знал ее много лет. Мы ведь вместе начи­нали – амбициозный работяга полицейский и юрист- трудоголик. А потом мы с женой крестили ее сына. – Уитни умолк, но почти сразу же взял себя в руки и продолжил: – Да, кстати о ее детях. Жена как раз поехала встретить их. До похорон они будут жить у нас. – Прокашлявшись, он за­говорил сквозь зубы, почти не раскрывая рта: – Сесили была одним из самых старых моих дру­зей. Я не только восхищался ею как профессио­налом – я очень любил ее. Моя жена совершен­но убита случившимся, а дети Сесили просто вне себя. Единственное, чем я мог хоть как-то уте­шить их, это обещать сделать все возможное, чтобы разыскать убийцу их матери. Чтобы восторжествовало то, чему она отдавала все свои силы, – справедливость.

Уитни тяжело опустился в кресло. Сейчас он совсем не походил на начальника – перед Евой был просто безумно усталый человек.

– Я говорю вам все это, Даллас, чтобы вы по­няли: в этом деле от меня не приходится ждать объективности… Я буду сама предвзятость. И поэ­тому я всецело завишу от вас.

– Очень благодарна вам за откровенность, шеф, – сказала Ева и на мгновение замолчала, взгляд ее стал острее и жестче. – Я считаю, что как близкого друга жертвы вас следует допро­сить как можно скорее. И вашу жену тоже. Если вам обоим это удобнее, допросы я могу прово­дить у вас дома, а не здесь.

– Прекрасно, Даллас, – вздохнул Уитни. – Потому-то я и назначил вас следователем по этому делу. Немногие из вашей братии способны вот так прямо переходить к делу, невзирая на лица. У меня к вам только одна просьба. Вы сделали бы мне большое одолжение, согласившись пару дней подождать с допросом моей жены. И лучше будет не вызывать ее сюда, а допросить дома.

– Хорошо, сэр.

– Ну а теперь расскажите, что у вас уже есть.

– Я обследовала квартиру жертвы и ее рабо­чий кабинет. Из кабинета я взяла документы по делам, которые она вела за последние пять лет. Их надо внимательно изучить. Возможно, кто-то, кого она в свое время упрятала за решетку, уже вышел на свободу. Среди ее клиентов было довольно много обвиняемых в убийствах с осо­бой жестокостью. И все они сели.

– Да, в суде Сесили была сущим тигром. Ни­когда не упускала ни малейшей детали, никогда не ошибалась. До сегодняшней ночи.

– Майор, скажите, как она могла очутиться там ночью? Вскрытие показало, что смерть на­ступила в час шестнадцать. Тот район не из при­ятных: грабежи, проституция; в паре кварталов от того места, где ее нашли, – известная точка торговцев наркотиками.

– Я сам себя все время спрашиваю об этом. И не могу найти ответа. Сесили была женщиной осторожной, но в то же время… как бы это лучше сказать… самонадеянной. – Уитни чуть заметно улыбнулся. – Как ни странно звучит, но это так. Она не сомневалась, что справится с любым подонком. Но чтобы сознательно подвергать себя серьезному риску… Не знаю, не знаю…

– В последний раз она выступала против не­коего Флуэнтеса, обвиняемого в убийстве второй степени – задушил любовницу. Его адвокат настроен решительно, но Тауэрс все равно наверня­ка бы его посадила.

– Этот Флуэнтес – под стражей или на сво­боде?

– На свободе. До того не привлекался, так что его выпустили под смехотворный залог. Как вы думаете, могла Тауэрс пойти на встречу с ним?

– Совершенно исключено. Встретиться с обвиняемым вне зала суда значило бы заведомо проиграть дело. – Уитни задумался, вспомнил, очевидно, живую Сесили, и по его липу пробежа­ла судорога. – Этого бы она себе ни за что не по­зволила. С другой стороны, он мог обманом до­биться встречи с ней.

– Я подумала об этом. Кстати, вчера вечером она собиралась поужинать с Джорджем Хэмметом. Вы знаете этого человека?

– Да, немного знаком. Сесили встречалась с ним время от времени. Но там не было ничего се­ рьезного – во всяком случае, так утверждает моя жена. Она давно пыталась подыскать для Сесили «идеального мужчину».

– Майор, сейчас, пожалуй, самое время за­дать вам этот вопрос. Без протокола. Вы состоя­ли с жертвой в интимных отношениях?

У Уитни дернулась щека, но выражение глаз осталось прежним.

– Нет, не состоял. Мы дружили, и я безумно дорожил нашей дружбой. По сути, она была чле­ном семьи. Вы ведь понимаете, что такое семья, Даллас?

– Нет, – произнесла Ева без всякого выра­жения. – Боюсь, что не понимаю.

– Простите меня, – Уитни спрятал лицо в ладони и пальцами сильно надавил на веки. – Я не должен был спрашивать вас об этом. Впро­чем, и ваш вопрос был не лучше. – Он отнял руки от лица и посмотрел на Еву. – Вам ведь не случалось переживать потерю очень близкого че­ловека, Даллас?

– Не припомню ничего подобного.

– Это надолго выбивает из колеи, – пробор­мотал он почти про себя.

Его слова прозвучали более чем убедительно. За те десять лет, что Ева знала Уитни, она успела повидать его в самых разных состояниях. Он бывал раздраженным, нервно-нетерпеливым и хладнокровно-жестоким. Но никогда еще она не видела шефа совершенно раздавленным.

«Если терять близких так ужасно, можно счи­тать, что мне сильно повезло», – мелькнуло у Евы в голове. У нее не было семьи, а от детства остались только смутные обрывки малоприятных воспоминаний. Более или менее отчетливо свою жизнь она помнила с восьми лет, когда ее, обо­рванную и всеми брошенную, добрые люди подо­брали в техасской глуши. А что с ней происходило до того, не имеет никакого значения – по край­ней мере, Ева всегда упрямо убеждала себя в этом. Она стала тем, кем была сейчас, благодаря лишь собственным усилиям. Конечно, у нее были друзья – люди, которым она могла полностью доверять. Но друзья – это все-таки не родные. Самые близкие отношения связывали Еву с Рорком. Этому человеку она отдавала все, что только могла отдать. Интересно, если бы ей вдруг пришлось потерять его – ввергло бы ее это в ту же пучину отчаяния, в какой оказался Уитни из-за смерти Тауэрс?

Возвратясь в свой кабинет, Ева не стала раз­мышлять над этим отвлеченным вопросом, а на­ бросилась на кофе с конфетами, которые ей уда­лось раскопать в завалах одного из ящиков стола. В теперешних обстоятельствах нормальный за­втрак представлялся ей такой же несбыточной меч­той, как, к примеру, недельный отпуск на остро­вах Индийского океана. Глотая остывший кофе и заедая его конфетами, Ева прямо на мониторе читала отчет о результатах вскрытия.

Время смерти то же, что было названо врача­ми с самого начала. Причина смерти – потеря крови и кислородное голодание, наступившие вследствие рассечения яремной вены. Приблизи­тельно за пять часов до смерти жертва пообеда­ла. Меню ее последнего обеда: морские гребешки с зеленью, вино, кофе, свежие фрукты со взби­тыми сливками.

Сообщение о преступлении поступило в поли­цию очень быстро. Сесили Тауэрс была мертва от силы десять минут, когда ее тело заметил таксист, у которого хватило безрассудства заехать в тот район. Первая патрульная машина прибыла на место преступления через три минуты после его звонка.

Убийца к этому времени благополучно скрылся. Впрочем, в том квартале это не проблема. С одинаковым успехом он мог незамеченным уехать на машине, убежать подворотнями или просто зайти в один из ближайших кабаков. Правда, он должен был перепачкаться кровью, – из перерезанной яремной вены кровь бьет фонта­ном. Но тут убийце, видимо, помог дождь, смывший кровь с его рук.

Деваться некуда – придется прочесать весь квартал, опросить десятки человек, отнюдь не склонных к сотрудничеству с полицией, но обыч­но соглашающихся говорить за определенную мзду.

Ева с головой погрузилась в изучение фото­графий места происшествия, но тут, как назло, запищал сотовый телефон.

– Отдел убийств, лейтенант Даллас слушает.