голубые глаза взглянули на меня. — И еще она сказала, что ты носишь на шее ремешок с когтями, но эту вещь хранить достойно, потому что ты спас своих людей от песчаного тигра, который ел всех детей.
Я посмотрел на Дел. Она искренне улыбалась.
— Ну да… было такое, — я залез под кожу и шерсть и вытащил ремешок с когтями, прислушиваясь к знакомому пощелкиванию. Взгляд мальчика стал таким открытым и внимательным, что у меня язык не повернулся приукрасить историю. Но и пройти мимо такого шанса поведать о своих подвигах я не мог.
— Кто-то должен был это сделать, вот я и пошел.
— Тебе было трудно?
Я похлопал по щеке.
— Довольно трудно и опасно. Видишь шрамы?
— Это сделал песчаный тигр?
— Да. Так я получил свое имя, — по привычке бросил я и тут же пожалел об этом.
— Получил имя? — нахмурилась Киприана. — Разве у тебя не было имени?
Я посмотрел на Дел и по ее лицу понял, как она жалела, что вообще затеяла этот разговор. Каждый из нас долго жил в одиночестве, потом мы общались только друг с другом и успели позабыть, какими прямыми могут быть дети, как они могут требовать — и заслуженно — честного ответа.
Я глубоко вздохнул и постарался говорить спокойно.
— Вы жили на Границе. Как вы называли рабов?
— Чула, — сразу ответила Киприана и быстро прикрыла рот ладошкой.
Голубые глаза Массоу стали огромными.
— Ты когда-то был рабом?
Даже Адара ждала ответа. Дел потягивала чай.
— Когда-то, — тихо ответил я. — Очень давно.
Они смотрели на меня, все трое. Смотрели и молчали. Мне стало неуютно и я почувствовал, как поднимается раздражение, хотя знал, что эти люди не хотели обидеть меня. Думаю, в глубине души я даже понимал их: перед ними сидел профессиональный танцор меча, сам признавшийся, что был чулой. На Юге для хозяина вещи дороже рабов. Рабы не люди, и чтобы подчеркнуть это, рабам не дают имен. Поэтому убив кота, я взял его имя, в знак своей победы, как символ завоеванной свободы.
Зеленые глаза Адары смотрели куда-то в пространство. Она что-то вспоминала, потом медленно повернулась к Дел.
— А ты? — спросила она. — Ты тоже была…
— Чулой? — Дел покачала головой. — У Северян нет рабов.
— Тогда… — взгляд Адары скользнул на костер и застыл. — Мне не стоило спрашивать.
— Да, не стоило, — тихо согласилась Дел. — Но раз уж ты спросила, я отвечу: я выбрала свою жизнь как ты выбрала свою… и я не осуждаю людей, которые идут не по моей дороге.
Адара подняла голову.
— Я защищаю детей!
На левой щеке Дел дернулся мускул.
— Да. Конечно.
— Если бы у тебя были дети…
Дел спокойно прервала ее.
— Если бы у меня были дети, — тихо, но четко выговорила она, — я бы научила их думать самих за себя.
Адара побелела и оглянулась на детей. Сначала на Киприану, одетую в серую шерсть, уже не девочку, но еще не совсем женщину. Потом на Массоу, мальчика в коричневом, все еще сжимавшем тонкое тело змеи. На детей, получивших в наследство от отца светлые волосы и голубые глаза. Я знал, что Адара обдумывала слова Дел, сопоставляя их со своими убеждениями, вспоминая поведение Дел и ее интонации. Дети не сказали не слова, прекрасно почувствовав напряжение, возникшее между двумя женщинами, но не зная, как реагировать на это.
Когда Адара взглянула на меня, я понял, что она решила покориться судьбе.
— Я приготовлю змею.
— Я могу это сделать, — предложение Дел было равносильно желанию пригладить взъерошенную шерсть.
Адара поняла. Она криво улыбнулась.
— Нет. Ты сделала свое дело, добыв еду. Мое дело — приготовить.
Женщина с Границы говорила сухо, но враждебности я не почувствовал. Адара взяла у сына змею.
— Киприана, поможешь мне?
Девочка открыла рот, собираясь отказаться, ей хотелось о многом расспросить двух незнакомцев с мечами, но она ничего не сказала. Она только кивнула и пошла к матери.
Адара отвернулась не сразу. Глядя на Дел, она мрачно спросила:
— Ты понимаешь?
— Да, — сказала Дел, — но и тебе следовало бы понять, что мы не враги.
Тыльной стороной мозолистой кисти Адара откинула с лица растрепавшиеся волосы.
— Иногда очень трудно понять, кто друг, а кто враг, — отрезала она.
Мы съели змею, немного поговорили и пошли спать. Адара и дети забрались в повозку, а мы с Дел улеглись спать снаружи. От ночного воздуха я раскашлялся и зарылся лицом в козью шерсть, пытаясь подавить приступ.
Лежавшая рядом Дел зашевелилась.
— Мне не нравится твой кашель.
Я приподнял лицо над шерстью.
— Я тебя разбудил?
— Нет, я не спала… Что ты об этом думаешь? — она тяжело вздохнула и крепче прижалась ко мне спиной. — Нет, дело не в тебе. Дело во мне. Я делаю то, что клялась никогда не делать.
Я ждал. Она молчала. В конце концов я сдался и спросил, в чем дело. Светлые волосы отливали в темноте серебром. Я видел только одну сторону ее лица.
— Я думаю, — тихо сказала Дел. — Думаю о…
— …том, как могла бы сложиться жизнь, — закончил я. — Думаешь, какой бы ты стала и что бы ты сейчас делала.
Она помолчала, потом спросила:
— А ты об этом никогда не задумывался?
— Ты интересуешься собой или мной?
— Обоими.
Я улыбнулся в ее волосы.
— Никогда не думал.
Дел замерла, потом приподнялась и перевернулась, устроившись под одеялом на спине, чтобы видеть мое лицо. Голубые глаза смотрели в мои зеленые.
— Никогда?
— Я не знаю, кем бы я был, баска. Чулой или мертвецом. Скорее мертвецом. Я бы кого-нибудь убил, пытаясь вырваться на свободу, а Салсет убили бы меня.
— Если бы они тебя поймали…
— Им это нетрудно. Хотя Сула, возможно, дала бы мне еду и воду и помогла бы скрыться, и в конце концов поплатилась бы за это, если бы они узнали.
Дел вздохнула.
— Сильная женщина, Сула. Она бы рискнула ради тебя своей жизнью.
Сула. Я давно не вспоминал о ней, хотя прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я ее видел. Дел и меня воины Ханджи оставили умирать в Пендже, принеся таким образом жертву Солнцу, но Салсет спасли нас. Самое странное, что первую половину моей жизни эти самые Салсет пытались убить меня.
