Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.
Песня стали убивает.
Вежливый способ назвать меня лжецом.
— Дел…
— Ты держишь обнаженный меч, — тихо сказала она. — Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.
Я убрал меч в ножны и прошептал:
— А что это за штука? Не человек, не животное.
— Кантеада, — спокойно повторила она. — Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.
Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.
— Песня стали убивает, — повторил он.
Дел глубоко вздохнула.
— Да, песня стали убивает, — согласилась она, — но и эти звери могут убивать.
Кантеада поднял голову.
Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.
Я нахмурился.
— Что он говорит?
Дел слабо улыбнулась.
— Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.
— Почему мы должны ему верить?
— Кантеада никогда не лгут.
— Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек — магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.
— Ему нет смысла врать.
— Хм…
Песня спора диссонирует.
Дел рассмеялась.
Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.
— Нам не хотелось убивать их, — вежливо объяснил я. — Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.
Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы — тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.
Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.
— О чем он?
Дел вздохнула.
— Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, — Дел нахмурилась. — Ты совсем его не понимаешь?
— Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, — я помолчал. — А что слышишь ты, Дел?
Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.
— Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.
Я был настроен скептически.
— И этот человечек — то самое существо, которое спасло вас утром?
— Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.
— Они не умирают?
— Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.
Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.
— Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва — я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?
— По-моему, для этого он и пришел.
— Тогда чего мы ждем?
Дел вздохнула.
— Может проявишь немного учтивости?
— Учтивость это хорошо, — согласился я, — но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, — я помолчал. — Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.
— Вока, — поправила она.
— Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.
Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.
— Песня сопровождения, — объяснила Дел. — Ну? Кажется ты торопишься?
Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.
Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.
Так оно и было: и кошка, и пойманная.
Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.
— Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…
Дел не улыбнулась.
— И что бы ты отдал?
— Что? — я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. — А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.
— Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.
— Кто? — я проследил за ее жестом. — Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?
— Я думаю, Кантеада могут все.
— Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.
— Конечно нет, — объявила Дел необычайно торжественно. — Не больше чем я делаю это яватмой.
Вот и получил.
