— Двое, — Дункан был чудовищно серьезен, — я считал и тебя.
Я уставился на Финна:
— Но зачем?..
— Это было необходимо. Для блага Хомейны, он не смотрел ни на меня, ни на брата, его внимание было приковано к мечу, который он держал в руках. — Ради Чэйсули.
— Тебе это было нужно ради тебя самого, — отрезал Дункан, — ты знаешь не хуже меня, что о звездных чарах может просить только воин, родня по кропи создателю меча. Это был твой шанс отвоевать место жехаана. Хэйл убит, но Финн нет. И сын пожелал наследовать жехаану. Получить его власть, — Дункан поднял глаза на меня. — Рисковал не только ты. Если бы прошение было отвергнуто, магия поразила бы вас обоих.
Я посмотрел в лицо Финну: он был все еще бледен, разгневан тем, как Дункан расценил его действия, и, без сомнения, ожидал от меня самого худшего. Я не был уверен, действительно ли он не заслужил этого.
— Почему? — снова спросил я.
Финн по-прежнему смотрел на камень:
— Я хотел этого, — очень тихо ответил он. — Всю мою жизнь я мечтал просить об этом богов. Увидеть, действительно ли я истинный сын своего жехаана, — я увидел, как горько искривились его губы. — Во мне было меньше от него, чем в Дункане… в его бу-сала. Я хотел того, что мог получить, был бы случай — я не упустил бы его. Так я и сделал. И сделал бы это снова, потому что знал — у меня все получится.
— Откуда? — спросил Дункан. — Никогда нет уверенности в успехе.
— В этот раз она была. Вспомни о Пророчестве. В зале повисло молчание.
Наконец, Дункан нарушил его — рассмеявшись. Смех его был не слишком веселым, но он разрядил обстановку.
— Пророчество, — проговорил он, — Боги, мой рухолли говорит о Пророчестве.
И говорит с богами, — он вздохнул и покачал головой. — Первое частенько делаю и я, но второе… о, второе… это не для бу-сала. Это может сделать только родной сын, не приемный.
На мгновение Дункан стал словно бы много старше своих лет, в его лице читалась страшная усталость:
— Я отдал бы все за то, чтобы быть родным сыном Хэйла. А ты готов предложить это право — и себя в придачу — в жертву богам. Ох, Финн, неужели ты никогда ничему не научишься?
Финн посмотрел на своего брата. Сводного брата. Они были братьями по матери, но в обоих было что-то от отца, хотя родным отцом Хэйл был только для одного.
Я долго молчал — ничего не приходило в голову, а тишина становилась все более невыносимой. Потом наконец поднялся, забрал у Финна свой меч и коснулся почерневшего рубина:
— Дело сделано. И оно стоило такого риска. Я повторил бы это снова.
Финн бросил на меня острый взгляд:
— Даже зная..?
— Даже зная, — я пожал плечами и сел на трон. — Что еще оставалось делать?
Дункан вздохнул. Он поднял руку в знакомом жесте — раскрытая рука ладонью вверх.
Я улыбнулся и повторил его движение.
Глава 18
Я принял послов Солинды в одеждах, приличествующих моему положению.
Исчезли потрескавшиеся, заляпанные грязью и кровью доспехи солдата — вместо этого я был облачен в бархат и вышитые шелка красновато-коричневого и янтарного цветов. Мои волосы и борода были аккуратно подстрижены и умащены благовониями, впервые в жизни я чувствовал себя почти что королем.
Я знал, что пятеро солиндских посланников видят перед собой вовсе не того, кого ожидали. Почти семь лет назад, когда Беллэм завоевал Хомейну, я был мальчишкой. Рослым и сильным, как взрослый мужчина, но лишенный стойкости и крепости взрослого. Теперь, когда я восседал на Троне Льва, это казалось далеким прошлым. Я вспомнил, как сын Кеуфа обезоружил меня и велел заковать в цепи. Я вспомнил бесконечные бессонные ночи в заточении. Я вспомнил, как был ошеломлен, когда Аликс пришла мне на помощь…
Вспомнил все. И — улыбнулся.
Солиндцы не поняли моей улыбки, но это не имело значения. Пусть думают, что хотят: пусть судят обо мне по тому, что видят перед собой. Со временем все прояснится.
Я был не один в зале. Почетную стражу я намеренно набрал из Чэйсули. Финн, Дункан и еще шесть воинов выстроились по обеим сторонам от трона на возвышении.
Их лица были спокойными, стояли они? молча, а странные желтые глаза их неотрывно следив ли за вошедшими.
Роуэн, который ввел в зал послов Солинды, представил их всех по очереди.
Герцог такой-то, барон такой-то… я не знал титулов солиндской знати. Мой молодой капитан, полу-Чэйсули, полу-хомэйн, справлялся с этим прекрасно. Тон у него был ровный, спокойный, как и подобало, и лишь иногда в нем проскальзывала тень снисходительности: мы были победителями, они — побежденными, и пришли они в мой дворец.
Эссиэн. Самое высокое положение из всех посланников — он держался с соответствовавшей этому положению надменностью. На нем, разумеется, были темно-синие одежды, но кто-то спорол герб Беллэма, нашитый слева на шелковую тунику, силуэт восходящего солнца выделялся чуть более темным цветом — тонкое оскорбление, настолько тонкое, что с этим ничего нельзя было поделать: внешне он не отказывал мне в подобающем почтении. Если бы я упрекнул его — он заговорил бы о том, что после столь тяжелой и кровопролитной войны трудно найти лучшие одежды. И мне было бы нечего возразить. А потому я позволил ему его маленький бунт — теперь я мог позволить себе это.
Его темные волосы были зачесаны назад, открывали высокий лоб, руки не дрожали — но в карих глазах не было ни почтения, ни уважения, когда он склонился передо мной.
— Мой господин, — тихо произнес он, — мы пришли, как посланцы Солинды, чтобы признать власть Мухаара Кэриллона.
— Известны ли вам наши условия?
— Конечно, мой господин, — он бросил на остальных пятерых быстрый взгляд.
— Условия эти были обсуждены. Как известно господину Мухаару Кэриллону, Солинда проиграла эту войну. Не осталось никого, кто мог бы принять корону Солинды…
Он умолк на мгновение, стиснул зубы:
— У нас нет короля… нет Солиндского короля, — его глаза встретились с моими, и я увидел в них горечь. — И мы почтительно просим Мухаара Кэриллона принять венец Солинды.
— Разве Беллэм не оставил наследников? — я сдержано улыбнулся — вежливой многозначительной улыбкой. Разговор сейчас шел о том, что, бесспорно, знали все — но правила предписывали обсудить и это.
— Конечно, Эллик умер несколько лет назад, но ведь у Беллэма наверняка были незаконнорожденные потомки.
— Без сомнения, — угрюмо согласился Эссиэн. — Но ни один из них не может стать ныне опорой страны. Найдется много… недовольных, — он выдавил некое подобие улыбки. — А мы хотели бы избежать подобных осложнений — особенно сейчас, когда наш король… умер. Господин Мухаар Кэриллон показал, что он… в достаточной мере подходит для того, чтобы занять этот трон.
В достаточной мере. Эссиэн говорил в странной манере, его речь изобиловала паузами и полунамеками — не понять которые, впрочем, мог только человек, непривычный к дворцовому обхождению. Я, выросший при дворе короля, с детства окруженный его прислужниками и советниками, понимал его речи
