отмечен благословением богов если у тебя нет лиир?.. Как мелок и ненужен был Кэриллон Хомейнский…
— Жа-хай, — сказал Дункан. — Жа-хай, чэйсу, Мухаар.
Я обернулся и поглядел на него. Он стоял уже в комнате подняв факел, разглядывая лиир с тем же, если не большим, изумлением и восхищением, что и я сам.
— Что значат эти слова? — спросил я. — Финн произнес их, когда говорил с богами, и ты сказал, что он не должен был этого делать…
— Это был Финн, — звуки прошелестели в тени, полной лиир. — Их должен произносить вождь клана и тот, кто мог бы стать Мухааром, — он улыбнулся, увидев, что я собрался возразить. — Нет, я вовсе не желаю этого, Кэриллон. Если бы желал, никогда не привел бы тебя сюда. Здесь, во Чреве Жехааны, ты родишься снова. Станешь истинным Мухааром.
— Эти слова, — настойчиво повторил я. — Что они значат?
— Ты достаточно знаешь Древний Язык от Финна, чтобы понимать, что не все в нем можно перевести однозначно. В нем есть свои оттенки смысла, которые теряются при переводе, есть то, что не произносится, а передается жестами… он продемонстрировал знак толмооры. — «Жа-хай, чэйсу, Мухаар»
— это что-то вроде молитвы богам по сути своей. Прошение. Хомэйн мог бы сказать: Примите этого человека, этого Мухаара. Я фыркнул:
— Что-то непохоже на молитву.
— Просьба — или молитва — как та, которую произнес Финн, а теперь произношу я — требует особого ответа. Боги всегда дают ответ. Жизнью — или смертью.
Я снова встревожился:
— Значит, я могу умереть здесь, внизу..?
— Можешь. И, что бы с тобой ни произошло, тебе придется пройти через испытание одному.
— Ты знал об этом, — внезапно сказал я. — Хэйл рассказал тебе?
Лицо Дункана было спокойно:
— Хэйл рассказал мне, что это. А о существовании этого места знает большинство Чэйсули, — по его лицу скользнула улыбка. — Это не так уж и страшно, Кэриллон. Это всего-навсего Утроба Земли.
Я почувствовал, что по моей спине стекают струйки холодного пота:
— Какая утроба? Какая земля? Дункан… Он указал. Прежде я смотрел только на стены, не обращая внимания на пол. Теперь я увидел яму в центре этого маленького зала.
Подземная темница. В такой человек мог умереть. Я инстинктивно отшатнулся, чуть не сбив с ног стоявшего у дверей Дункана, он протянул руку и забрал у меня факел. Я мгновенно обернулся и потянулся за ножом, которого у меня не было, но Дункан уже укрепил оба факела на стенах у входа. Теперь комната была залита светом.
Однако свет, падавший в яму в середине зала, полностью исчезал, поглощенный темнотой.
— Ты спустишься в Утробу, — спокойно сказал он, — и, когда выйдешь из нее, ты родишься Мухааром.
Я сдавлено выругался. Я бы шею ему свернул — хотя и не был уверен, способен ли я на это — но все равно остался бы в подземелье. Но Утроба — нет, это совсем другое дело.
— Просто — спуститься? Но — как? Здесь что, есть веревка? Или уступы, за которые можно уцепиться?
Я остановился, глупо было задавать такие вопросы. Подземелья строятся, чтобы держать в них людей. И из этой темницы не поможет мне выбраться ничто. Ты должен прыгнуть.
— Прыгнуть, — мои руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Дункан… — Быстрее войдешь — быстрее выйдешь, — он не улыбался, но в глазах плясали веселые искорки. — Земля — такая же жехаана, как и остальные, Кэриллон: она сурова, ее легко разгневать, она зачастую нетерпелива, но отдает тебе свое сердце. Она дает жизнь ребенку. Сейчас мы хотим, чтобы в мир пришел Мухаар.
— Я уже пришел в мир, — напомнил я ему, — Я уже однажды родился, меня родила Гвиннет Хомейнская. Одного рождения вполне достаточно — по крайней мере, его-то я не помню. Давай покончим с этим и пойдем куда-нибудь еще: я не охоч до утроб.
Его рука легла мне на плечо:
— Ты останешься. Мы закончим то, что начали. Если придется, я заставлю тебя.
Я повернулся к нему спиной и отошел в самый дальний угол, старательно обходя край ямы. Там я и ждал, прислонившись к камню, когда ощутил на своей шее осторожное прикосновение крыльев сокола. Это заставило меня отодвинуться от стены.
— Ты не Чэйсули, — сказал Дункан. — Ты не можешь стать Чэйсули. Но тебя можно заставить понять, что значит чувствовать и думать, как Чэйсули.
— И это сделает меня человеком? — мне не удалось до конца скрыть насмешку.
— Это сделает тебя, хотя бы ненадолго, одним из нас, — его лицо в свете факелов было спокойным и торжественным. — Это не продлится долго. Но на мгновение ты сможешь ощутить, что значит быть Чэйсули. Сыном богов, — он сделал жест толмооры. — Это сделает тебя хорошим Мухааром.
У меня пересохло в горле:
— Мухаар — слово Чэйсули, не так ли? А Хомейна?
— Мухаар означает — король, — тихо ответил он. — Хомейна — это фраза: всех кровей.
— Король всех кровей, — я почувствовал, как все внутри у меня сжимается. Итак, поскольку ты не можешь посадить на трон Чэйсули, то решил сделать все, чтобы превратить меня в одного из вас.
— Жа-хай, чэйсу, — вместо ответа сказал он. — Жа-хаи, чэйсу, Мухаар.
— Нет! — крикнул я, — Ты что, хочешь предать меня богам? Дункан… мне страшно…
Эхо подхватило это слово. Дункан ждал. Он уже почти подчинил меня своей воле. Я чувствовал, как по моему телу течет пот, страх охватил меня. Меня била дрожь.
— Человек должен предстать перед богами обнаженным.
Итак, он хочет, чтобы я еще и разделся. Угрюмо, зная, что он сейчас увидит, как съежились мои гениталии, я стянул сапоги, рубаху, а под конец и штаны. В глазах Дункана не было ни жалости, ни насмешки. Только сопереживание и понимание.
Он подошел к факелам, взял их и двинулся к лестнице. Дверь была открыта, но я знал, что уже не выйду через нее.
— Когда я закрою выход, ты должен прыгнуть.
Он закрыл выход.
И я прыгнул…
Глава 19
Жа-хай, чэйсу, Мухаар…
Эти слова эхом отдавались в висках.
Жа-хай, чэйсу, Мухаар…
Я падал и падал. Так далеко… В черноту, в совершенную пустоту. Так долго — так далеко…
Я закричал.
Звук отразился от стен колодца — гладких скругленных стен, которые я не мог видеть. Эхо возвратило его, усилив, заставив вибрировать мои кости.
Я падал.
Я подумал, слышал ли меня Дункан. Я подумал… подумал… Я больше не думал ни о чем. Я просто падал.
Жа-хай, чэйсу, Мухаар…
Эта пропасть поглотила меня, я падал назад во Чрево. И не знал, извергнет ли оно меня снова…
Дункан, о, Дункан, почему ты не предупредил меня …но можно ли предупредить об этом, как
