шлепки если они надумают устроить скандал. Рут и Нума попытались испепелить взглядами сначала меня, потом ее, но все же ушли.
Я выпихнул из-под стола табуретку и ударом ноги отправил ее куда-то в направлении блондинки. Та несколько секунд рассматривала трехногое сооружение, потом села. Бурнус чуть приоткрылся у горла, а я вознес молитвы всем богам, чтобы он распахнулся совсем. Если и все остальное у нее такое же как лицо и волосы, то стоит позабыть всех Рут и Нум в мире.
— Есть дело.
Прозвучало это действительно по-деловому, сразу пресекая всякую фамильярность в разговоре.
— Акиви? — я налил в свою чашку. Северянка мотнула головой и волосы рассыпались по плечам шелковистым покрывалом. — Ты не против, если я сделаю глоток?
— Дело твое, — она пожала плечами, белый шелк чуть качнулся. — Кажется он будет уже не первый.
Лицо ее оставалось спокойным, голос вежливым и только глаза прохладно поблескивали. В кантине точно похолодало. Я уже собрался отодвинуть чашку и отказаться от акиви, но потом решил, что глупо подыгрывать Северянке и залил в себя приличную порцию акиви. По сравнению с предыдущей, эта прошла гладко.
Я оторвал взгляд от чашки и посмотрел на незнакомку. Ей, наверное, было чуть больше двадцати; моложе, чем мне показалось вначале. Слишком молода для Юга; что стоит пустыне высосать все соки из этого бледного, нежного тела и оставить лишь высохшую, пропыленную оболочку.
Но боги, она просто красотка. В ней почти не было привычной женской мягкости. Я чувствовал, что под бурнусом скрывается сильное, тренированное тело. Голову она держала гордо и высоко. И глаза. Голубые глаза смотрели на меня прямо. В них не было ни кокетства, ни заигрывания. Она ждала.
Ну конечно у нее ко мне дело, но начинать надо постепенно.
Почти бессознательно я выпрямился и расправил плечи. Мне приходилось иметь дело с женщинами и я знал, какое впечатление производят на них моя широкая грудь и мощные плечи (и улыбка, разумеется, хотя улыбаться я стараюсь не часто. Моя улыбка создает атмосферу таинственности).
На эту не подействовало ничего. Ни плечи, ни грудь, ни таинственность. Она смотрела мне прямо в лицо без стеснения и жеманности.
— Мне сказали, что ты знаешь Осмуна Торговца, — ее хриплый голос вывел меня из задумчивости.
— Старого Муна? — я даже не попытался скрыть удивление. Зачем такой прекрасной девушке могло понадобиться это древнее ископаемое?
— Зачем тебе этот пережиток прошлого?
Веки тут же прикрыли льдистые глаза.
— У меня к нему дело.
Красотой она, конечно, блистала, но вот с умением вести разговор у нее были проблемы. Я немного наклонился вперед, чтобы бурнус приоткрылся у шеи и она смогла бы увидеть ожерелье из когтей, которое я ношу на шее. Пора ей было сообразить, что я довольно важное лицо (насколько именно важное я и сам не знаю, но главное, что важное).
— Мун не ведет дел с незнакомцами, — сообщил я. — Он общается только с друзьями.
— Я слышала, ты его друг.
Я немного подумал и солидно согласился:
— Ну, нам приходилось работать вместе.
Всего на секунду она улыбнулась.
— Значит ты тоже работорговец?
Хвала богам, я успел проглотить акиви. Если эта красавица знала, что Мун занимался работорговлей, ей было известно намного больше, чем большинству Северян.
Я не выдал своего беспокойства, хотя посмотрел на нее порезче. Она ждала. Спокойно, терпеливо, как будто занималась привычным делом, что, принимая во внимание ее возраст и пол, было просто невозможно.
Я поежился и снова почувствовал, что чадящие светильники и солнечный свет, пробивающийся в узкие выбоины окон, не справляются с необычным холодом в кантине. Словно эта Северянка привела с собой ледяной Северный ветер.
Ну это уж точно было ерундой. Может магия где-то и существовала, но то, с чем приходилось сталкиваться мне, было рассчитано на простаков и дураков — людей, которые не могли в жизни рассчитывать на себя и искали поддержку в чем угодно.
Я слабо нахмурился.
— Я — танцор меча. Я воюю, спасаю, сопровождаю, охраняю. Меня нанимают для разных дел… для тех дел, где не обойтись без человека, сроднившегося с мечом, — я коснулся золотой рукояти, которая поднималась за моим левым плечом так, чтобы я мог моментально выхватить оружие. — Я танцор меча. Я не работорговец.
Ясные, светлые глаза смотрели на меня с подкупающей искренностью.
— Но ты ведь знаешь Осмуна.
— Осмуна знают многие, — я кивнул на нее. — Ты, например.
— Я знаю О нем, — тонкое различие. — Но мне нужно встретиться с ним.
Я осмотрел ее с головы до ног наглым, оценивающим взглядом. Ее прекрасное лицо тут же вспыхнуло, а глаза яростно засверкали, но прежде чем Северянка успела открыть рот чтобы возмутиться, я наклонился к ней через стол и объяснил:
— Это мелочи по сравнению с тем, что случится если ты пойдешь к старому Муну. За такую баску как ты, он отдаст все свои золотые зубы, а тебе придется забыть, что такое свобода. Он продаст тебя в гарем какого-нибудь танзира раньше, чем ты успеешь послать его в аиды.
Она посмотрела на меня в упор. Я подумал, что, может, шокировал ее грубой речью. На это я и рассчитывал. Но в голубых глазах было только недоумение.
— Танзир? — растерянно переспросила она. — Аиды?
Я старался напугать ее Южными нравами, а она не знает даже этого. Я вздохнул.
— У вас на Севере сказали бы правитель, а у нас — танзир. Как перевести аиды я не знаю. Священники говорят, что туда попадает большинство людей после смерти. Матери запугивают ими детей, если те не слушаются.
От моей матери я такого не слышал, потому что, насколько мне известно, она умерла сразу после того, как бросила меня на песок Пенджи.
А может не умерла, а просто ушла.
— Ясно, — Северянка кивнула. — А есть способ заставить его разговаривать со мной на равных?
Бурнус распахнулся пошире. В голове у меня все перепуталось, и вместо должного уклончивого ответа я выпалил напрямую:
— Нет.
Я не стал добавлять, что если бы она попала в лапы к Муну, я бы постарался купить ее для себя.
Она подумала и сообщила:
— У меня есть золото.
Так, еще и деньги. Бывают же такие удачи.
Я снисходительно кивнул.
— Если здесь, в пустыне, ты сверкнешь золотишком, моя наивная маленькая баска с Севера, тебя ограбят и прихватят с собой для развлечений, — я глотнул еще акиви и лениво поинтересовался: — А зачем тебе Мун?
Ее взгляд сразу стал отчужденным.
— У меня к нему дело; я же сказала.
Я нахмурился и тихо выругался в чашку, но и это не помогло. До нее все еще не доходило. Конечно
