небрежной усмешкой:
– Организм допинга требует.
Затем, взявшись за бутылку, неожиданно повернулся ко мне:
– Выпьешь с нами? Тебя как звать?
Я назвал себя, но от выпивки отказался. Настаивать не стали.
– Чем занимаетесь? Геологи? Откуда? Из Питера? Ого. Что ищите? – как бы между делом без видимого интереса расспрашивали они. – И золото попадает?
– Нет, золото нас не касается, – дипломатично пояснил я. – И вообще мы промываем лишь до серого шлиха.
– На трубе ваши парни моют?
«Все знают», – отметил я про себя.
– Это ваши пробы сушатся? – кивнул один, рыжеватый и улыбчивый, на дальний край печи, где неровной шеренгой выстроились пузатые мешочки. – Можно посмотреть? – он взял мешочек, развязал тесемки, насыпал содержимое на ладонь, показал приятелям.
– Все лето тут? – энергично жуя лепешку с парящей пузырчатой яичницей, поинтересовался Марат. И опять: – Откуда вы? Из Питера? Ого.
Мои ответы они, похоже, пропускали мимо ушей или притворялись, якобы пропускают. При всей их внешней раскрепощенности, небрежных, как будто ничего не значащих вопросах, я улавливал время от времени чей-нибудь цепкий настороженный взгляд.
– Наливай! – уже требовал Бурхан; он вдруг покачнулся и едва не сел на сковородку с остатками яичницы, стоящую на столе-топчане. – Марат! Бы-ли-и-ин! Сейчас я картошки пожарю.
– Мы торопимся. Выпьем еще и поедем.
Марат вытащил сигарету из оставленной Мишкой пачки.
– Сначала возьму, потом спрошу, – без улыбки пошутил он. – Не убьют… не убьют же!
– Порвут, как грелку! – хохотнул рыжий, и вся братва заржала над избитой шуткой.
– Охотитесь? – спросил я, зная, что не охотятся, но желая увидеть их реакцию.
– Охотимся, братуля, – со смешком согласно кивнул Марат и добавил: – Но на особую дичь. Радик нам нужен, – прибавил он как будто нехотя. – Ладно, поехали мы. В Кособродку слетать надо. Скажи Радику, что я еще к нему заеду, – бросил он Бурхану.
И, дожевывая куски, вся гоп-команда потопала к выходу.
Едва стих рокот автомобиля, как Бурхан внезапно сменил любезность на гнев:
– Бандюганы драные! Мафия, ты понял? Я их всех знаю. Увельковские бандиты. Шпана! Они тут много дел наделали… Хорош, я все сказал, – резко остановил он себя и, выпятив нижнюю губу, потряс перед моим лицом сжатым коричневым кулаком, натужно просипел: – Ладно… Все нормально. Я – спать.
Глава 35. ПРОПАЖА
После первого (возможно, разведочного) визита банды я решил, что оставлять мешочек с намытым золотишком в комнате на столе, по меньшей мере, неразумно. Хоть это и не кружка золота, как у покойного Стефана, но все же граммов около десяти будет. Перебрав в уме разные варианты, я спрятал его в глубине своего спального мешка – между ватным коконом и брезентовым чехлом.
Да и не только бандитов следовало опасаться.
Однажды Радик рассказал историю о том, как его навестили «фээсбэшники».
Явились они, как те бандиты: на обычном жигуленке, с водкой. Только вели себя чуточку скромнее. «Стакан не дадите? А хлеба? Давай с нами выпей». А как вместе выпили, взялись расспрашивать: есть ли золото, моют ли? «Моют помаленьку» – «А кто?» – «Приезжие». Тогда они давай Радика подбивать: ты, мол, без работы, на что живешь? Дескать, посматривай, кто тут моет, и нам сообщай. Радик на это: «Что мне их, выслеживать?» – «Нет, зачем? Замечай только: сколько человек, во что одеты, и номера машин записывай. И за этакую малость будет тебе стабильное жалованье». Радик: «Да некогда мне по карьерам лазить. Хозяйство у меня – огород, конь, сено косить надо, картошку собирать…» – «Ну смотри, надумаешь – вот тебе телефон. Мы же к тебе по-дружески. Вот, например, ружьецо у тебя не зарегистрировано, так мы же ничего не говорим, понимаем. И ты пойми…» И укатили: дескать, мы тебя еще навестим.
– А ведь приехать и с обыском могут, – заключил Радик. – Ведь знают, что народ моет. И из охотников наверняка кто-нибудь разболтал в Пласте: мол, подозрительные люди постоянно что-то промывают под дамбой возле труб.
Рассказал он еще и о том, как два года назад несколько геологов нелегально намыли здесь золото и везли его с собой в Москву, хорошенько припрятав. Кто-то на них, видимо, настучал, и им прямо в поезде устроили обыск – выпотрошили рюкзаки, спальные мешки, сумки – и нашли… в тюбиках с зубной пастой.
Поразмыслив, я решил, что спальник – такое место, которое в первую очередь может подвергнуться досмотру. И я сунул ценный мешочек (внешне не отличающийся от других мешочков для образцов) в кармашек своего потасканного маршрутного рюкзака, похожего, скорее, на котомку нищего бродяги, чем на предмет снаряжения современного геолога. Самый же крупный самородок (в форме пирамидки) утопил в сухой заварке, которую также в полотняном мешочке брал с собой в маршруты.
Вечером после работы я небрежно бросил рюкзак под навесом открытой террасы в одну кучу с другими рабочими рюкзаками, грязными рудными мешками, Мишкиными ситами и тазами. Тут уж он точно не привлечет ничьего внимания.
Ночью к Радику опять кто-то приехал, похоже, Раис. Пьяные голоса из кухни мешали мне спать, тогда как коллеги мои давно уже разливались сладкими руладами. Только Мишкин спальник лежал, свернутый рулетом. Видать, шлиховщик пьянствовал вместе с башкирами.
На свою беду, я вспомнил про золото. И теперь мне мерещились разные варианты его исчезновения.
Очень зримо, как это бывает в бессонные ночи, представилось: хмельные мужички решают заварить чайку, на столе заварку не находят, и Мишка копается в маршрутных рюкзаках, надеясь отыскать чьи-нибудь остатки чая. И натыкается на тот самый мешочек. Заваривают, после чего выбрасывают распаренные «эфеля» (вместе с самородком) в яму с отходами.
И словно в подтверждение этих догадок отчетливо послышались у ворот чьи-то шаги и шлепки как будто вываливаемой из чайника заварки.
Или воображалось, будто Раис кинул свою торбу на кучу рюкзаков, а уезжая, прихватывает по ошибке мой злосчастный рюкзак…
Конечно, я мог бы встать, выйти на террасу и принести рюкзак в комнату. Но, во-первых, не так-то просто было бы отличить его в темноте от других рюкзаков, а во-вторых, я прекрасно сознавал, что все это не более чем мнительность и фантазии одурманенного бессонницей рассудка.
Утром я даже не вспомнил об этих ночных бреднях. Спокойно сделал на травке за огородом зарядку, напился молока и стал собираться в маршрут. Однако среди разбросанных на террасе вещей моего серо-коричневого рюкзака не оказалось…
Башкиры мертвецки спали. Виктор Джониевич ушел в маршрут. Кириллыч с Мишкой неторопливо укладывали в повозку, «арендованную» у хозяев, свою амуницию – лотки, сита, ведра, готовясь везти все это к трубе, в Мишкину лабораторию.
– Что-то я рюкзак свой не найду, – пробормотал я насколько мог хладнокровно.
– А где ты его вчера оставил?
– Вроде бы вместе с остальными…
Теперь уже втроем мы осматривали террасу, заглядывали в кладовку, тормошили пузатые баулы в комнате. Но все изыскания ни к чему не привели.
– Бери мой, – великодушно предложил Владимир. – Мне он сегодня не понадобится.
– Да у меня там котелок… – мялся я.
– Возьми кастрюлю, прикрути к ручкам проволоку – и готово, – убеждал начальник. – А рюкзак твой был старье, фиг с ним.
Но я продолжал потерянно бродить по двору, будто склеротик, заглянул даже в стойло к лошади.
– Брось, не трать время, – твердил Колотушин, плетясь за мной по пятам.
Проснулись Радик с Тагиром.
– Не знаю, кто мог взять… – озадаченно застыл на крыльце Радик. – Раис? Раис без спросу не должен…
– Да кому он нужен! – вскричал Кириллыч. – Конечно, может быть, он дорог Федору как реликвия…
Никому не могло бы прийти в голову, что я хранил в этом рванье золото.
«Все труды насмарку», – досадовал я. Но дело было даже не в трудах. Мне казалось, что для меня это не просто золото, а материализованный кусочек давнишней мечты. А может быть, все гораздо прозаичнее, и я лишь хотел почувствовать себя столь же богатым, как Армен?…
Тагир тем временем отправился за водой к колодцу.
Возвращался он, неся в одной руке ведро, а в другой – что-то светло-коричневое. Еще издали я опознал пропажу.
– В траве валялся, – доложил, довольно улыбаясь, мальчишка.
Но я не улыбался. Я был уверен, что кто-то уже «прошмонал» все карманы рюкзака, для чего, разумеется, и стащил его. «Кто-то меня все же выследил», – предположил я.
Каково же было мое изумление и радость (почти детская), когда я нащупал оба злосчастных мешочка. Не было лишь полиэтиленового пакета с остатками лепешки, которую я не доел вчера в маршруте.
– Собаки! – осенило меня. – Собаки утащили. Лепешку нанюхали.
– А я думаю: на кого это Барсик лает под утро?! – с похмельной веселостью воскликнул Радик. – Уж не гости ли снова?
Несмотря на благополучный исход, история эта немного меня обеспокоила: не привело ли мое поначалу вроде бы несерьезное увлечение золотодобычей к тому, что в душу мне незаметно прокрался пресловутый «желтый бес» – та самая алчность к золоту, столь убедительно описанная во многих романах?
Глава 36. ГАЛЯ И ГУЛЯ
– Хорошо, ребята, вот хорошо, – приговаривает Бурхан, сгребая вилами в кучи толстую, еще зеленую ветвистую картофельную ботву. – Дело нужное. А картошка в этом году уродилась, да… Уральская!
Он причмокивает губами и подергивает плечами, и кривится в улыбке.
