Он успокаивающе положил руку мне на колено.
– Не раздражайтесь, товарищ Трубецкой, прошу вас. Давайте определимся. Вы меня пока не убедили. Все это выглядит очень невероятно – во всяком случае, вот так сразу. А кроме того… – он поерзал вправо-влево, вздохнул. – Кроме того, если нечто подобное действительно обнаружится, боюсь, это может существенно повредить авторитету нашего учения. Вы с кем-нибудь делились вашими соображениями?
– Предварительно – с министром безопасности России и его товарищем. Больше, разумеется, ни с кем.
Патриарх снова вздохнул.
– Это исключительно порядочные и доброжелательные люди, – поспешил добавить я.
– Будем надеяться, что слухи об этом не просочатся… раньше времени.
– Уверен, что не просочатся.
Он помолчал.
– Я не могу сейчас с ходу придумать своей версии, но ваша представляется мне маловероятной. Не обессудьте. Однако, я готов помочь вам, чем смогу.
– Тогда я задам вам несколько вопросов.
– Задавайте.
Я открыл было рот, но заметил, что по дорожке к нам степенно приближается парочка пожилых женщин в больничных халатах. Донеслось: «Нет-нет, петрушку к мясу надобно подавать непременно. Это же вкусно, и освежает как! И мужчинам пользительно. Мой-то, помню…» Они удалились, и я не разобрал окончания фразы, но обе вдруг громко, безмятежно засмеялись. Чем-то это напоминало Лизу и Стасю в чайном уголке.
Патриарх, с веселой симпатией щурясь, проводил их взглядом.
– Вы, как глава коммунистов России, а, фактически, и всего мира – слышали хоть что-нибудь о существовании или хотя бы возникновении в прошлом подобной секты.
– Нет.
– Хотя бы слухи… намеки, предания?
– Нет.
В патриаршестве есть люди, которые занимались бы историей ранних сект?
– Нет.
В сердцах я ударил себя кулаком по колену. Бок отозвался на резкое движение медленно гаснущим сполохом тупой боли.
– На рубеже шестьдесят девятого – семидесятого годов в Европе произошло нечто, положившее начало этому дьявольскому процессу. Как мне узнать?
Он поправил очки.
– Ваша убежденность заражает… но вы немного ошиблись адресом. Мы – практики, и смотрим в будущее. Для меня коммунизм вообще начался с Ленина… Но, кажется, я могу вам помочь. Вы когда выписываетесь?
– Через неделю – полторы.
– Мы с вами обязательно встретимся еще раз. Я сделаю несколько звонков, а потом дам вам знать о результате. Попробую вывести вас, товарищ, на одного старого своего друга. Его зовут Эрик Дирксхорн, он швед и работает в Стокгольме. Есть такое учреждение – центральный архив Социнтерна. Нужные вам материалы, если они вообще существуют, могут быть только там.
Я слушал, не веря удаче. Он снял очки и принялся протирать их носовым платком, от этого уютного жеста стало тепло на душе.
– С его помощью вы не запутаетесь, и для вас не будет ненаходимых документов. Есть фонды, с которыми тамошние работники предпочитают не знакомить случайных людей – я надеюсь, благодаря Дирксхорну, вы не попадете в эту категорию. Но, товарищ Трубецкой, еще раз… призываю вас. Будьте осторожны с той информацией, которую, возможно, обнаружите. Буде выявится, что люди, именующие себя коммунистами… ведут себя столь неподобающе, – мягко сказал он об убийцах, – это может вызвать в мире очень сильный резонанс, и он никому не пойдет на пользу, кроме самих же этих радикалов, – он надел очки и вдруг беззащитно улыбнулся. – Если бы я был политиком, я, вероятно, счел бы своим долгом перед приверженцами любыми средствами мешать вам.
– Если бы вы были близоруким и неумным политиком, вы бы так и поступили, – ответил я.
Он даже крякнул.
– Вы считаете, что я сейчас делаю ловкий политический ход?
– Бесспорно. А уж от души или от ума – другой вопрос.
– Мне и в голову это не приходило. Я просто хочу помочь вам… Если сочтете возможным, держите меня в курсе дела, хорошо?
– Разумеется, товарищ патриарх, – сказал я и поднялся со скамейки, понимая, что разговор окончен пока.
– Будет ужасно, если вы окажетесь правы, – произнес он грустно.
– Я намерен действовать с максимальной осмотрительностью, и конфессию под удар не поставлю, – заверил я. Помолчал. – Со своей стороны, у меня тоже будет просьба об осторожности.
– А в чем дело?
– Пусть о моей миссии знает как можно меньше людей. Вы, ваш Эрик, коль скоро вы ему так безраздельно доверяете, и все. И по телефону говорите обиняками. Ведь если я на верном пути, и они об этом узнают, они, в отличие от вас, действительно будут мешать любыми средствами. Меня мгновенно уничтожат.
Он взглянул буквально с ужасом.
– И самое отвратительное, что почти наверняка это будет сделано руками человека, с которым мне и в голову не придет держаться настороже, и который затем сам погибнет, как Кисленко, мучительной смертью. Руками друга, или… жены, или… – я осекся и, помедлив мгновение, ушел, так и не окончив фразы.
И снова Петербург
1
Она словно собралась ко двору. Лицо радостное, предвкушающее, прическа, косметика, серьги, колье, строгое, закрытое темное платье до полу, идеально подчеркивающее мягкую женственность фигуры – сердце у меня упало: ну неужели именно сегодня ей куда-то нужно идти? Не говоря ни слова, я обнял ее, и сразу на ощупь понял, что никуда ей не нужно – под платьем у нее ничего не было. Это она меня так встречала.
– Наконец-то, Сашенька, – вжимаясь лицом мне в плечо, сказала она. – Как долго… А почему ты не захотел, чтобы я приехала?
– Конспирация, – серьезно ответил я. Она чуть отстранилась, встревоженно заглядывая мне в лицо.
– Шутишь.
