– Не надо! – Лабашов поднялся и торопливо допил чай. – У меня есть. Сейчас от тебя позвоню и зайду к нему. Точно ничего не будет?
– Стопудово.
Он и правда позвонил Роману Петровичу и быстро ушел. А Тонкий остался переваривать услышанное.
Совсем озверели студенты: один по телефону хулиганит, другой домушников натравливает. Хотя тот наводчик не был студентом, как выяснилось. Студент хотя бы соврал правдоподобнее. Стоп, а откуда он знал, что у Лабашова есть телефон Майи Дмитриевны? И что он вообще бывает у нее дома? Подслушал? Может быть. А может быть, наводчику сказал кто-то из студентов. Такой же балбес, как Лабашов, лишенный бдительности, но всегда готовый помочь товарищу, не подозревая, что перед ним – наводчик. Или подозревая? Вообще, гнилое это занятие – преподавателей обворовывать. Не олигархи все-таки. Да и наводчик скорее будет тусоваться во дворе, чем у места работы будущей жертвы. Значит, все-таки – студент?
Додумать ему не дали. Позвонила бабушка и радостно сообщила:
– Тетя Лена… То есть Елена Анатольевна с актерского пригласила тебя в гости за город. Там лес, свежий воздух. Погостишь недельку, пока болеешь. Собирайся. Вечером тебя там будут ждать.
Тонкий даже не успел спросить, кто такая Елена Анатольевна с актерского и с какого перепугу она зовет Сашку в гости. С преподавателем не поспоришь, поэтому проще было собраться и ждать бабушку: приедет – объяснит. В конце концов, может, за городом болеть не так скучно? Хотя какой прок от речки в октябре? И с чего какая-то тетя Лена печется о его здоровье? Хотя это Сашке она – незнакомая тетя Лена, а на работе для бабушки небось приятельница.
Пока гадал, Тонкий побросал в сумку вещи, приготовил переноску для верного крыса. Может, это и невежливо – ехать в гости с крысой вместо конфет, но как же Толстый будет один без него? Бабушке некогда с ним возиться, а легкомысленная Ленка обязательно забудет его покормить. Конфет и по дороге купить можно, проблема, что ли?!
Пока собирался, вернулась Ленка, проехалась по поводу его спонтанного отъезда:
– Сачкуешь, симулянт?
Почти сразу вернулась бабушка и тоже оказалась недовольна:
– Ты что, на ПМЖ собрался? Легенький рюкзачок – и все. Надоест – вернешься домой, всего час на электричке.
– А ты со мной не поедешь? – робко понадеялся Тонкий.
Бабушка покачала головой:
– Во-первых, Елена Анатольевна звала тебя. Во-вторых, в университет оттуда ехать жутко неудобно, она сама там появляется раз в неделю.
– А как же?..
– Там ее сын в пекарне за старшего. С ним и будете кучковаться, он не против, предупрежден. Только крысу особо не демонстрируй, продукты все-таки.
– Не понял: в какой пекарне?
– У нее своя пекарня, – объяснила бабушка. – То есть у ее сына… То есть… Сама не знаю, в общем. Тебя пригласили туда погостить – и все. Да что ты стесняешься? – добавила она, глядя, как Тонкий смущенно чешет в затылке. – Елена Анатольевна хорошая, мастерство актера преподает на театральном. Тысячу лет ее знаю. Рассказала ей сегодня о твоих подвигах, что ребро твое треснуло из-за меня, она и говорит: «Пусть приезжает ко мне за город, на воздухе быстрее отойдет». Я подумала, ты захочешь отдохнуть после того, что случилось.
Тонкий хмыкнул и пошел утрамбовывать содержимое сумки в маленький рюкзачок. Бабушку трудно понять. А двух бабушек, если они о чем-то договорились, – не стоит и пытаться.
Глава XI
Не злой Витек
Колеса стучали, Толстый шевелил усами в такт, заинтересованно потягивая носом в сторону окна: «Что там за новые запахи?»
Тонкий не разделял крысиного энтузиазма. Осень, дождь, бесплатные грязевые ванны всякий раз, как выйдешь на улицу. Сейчас бы дома на диване валяться и мечтать о новых коньках к зиме! «Нет, – сказала бабушка, – отправляйся, внук, в Подмосковье, к неизвестной тете Лене. Подальше от дивана, поближе к природе. Там, видишь ли, – воздух».
Унылые подмосковные домики, как старухи в серых платках, горбились вдоль железной дороги. Развевалась на ветру седина-пакля, торчавшая между бревнами тут и там, поблескивали серые, будто выцветшие глаза, окошки. Иногда Тонкому казалось, что он слышит, как поскрипывают на ветру старые ступеньки: «Ох, суставы ломит! К дождю, видать». От скуки он считал, сколько старух-домов промелькнет за окном электрички, но потом бросил.
Вообще, дурацкое это слово – «старуха», ну его. А больше ничего примечательного за окном не было, только полуголые деревья да, может быть, грязно- белая коза – промелькнет и скроется.
Слишком всего много произошло за последние дни, чтобы внятно думать о чем-то конкретном. Пранкеры, домушники, Лабашов. И все, похоже, закрыто: вопросы решены, участие Тонкого больше не требуется… А все равно. Студенты и преподаватели. Почти такой же вечный конфликт, как отцы и дети, но от этого не легче.
Такое ощущение, словно в университете объявлен глобальный праздник непослушания с телефонными звонками и уголовщиной. Причем один преподаватель насолил студентам так, что пранкера мало, надо устроить квартирную кражу… А ты – внук этого преподавателя, и тебе как-то неуютно от таких событий.
Теперь вообще в ссылку отправляют, и твоя святая обязанность – радоваться до ушей и благодарить за гостеприимство незнакомую тетю Лену. Или Елену Анатольевну, как удобнее-то? Какая разница, все равно там будет ее сын, значит, благодарить за гостеприимство надо его. А Тонкий даже конфет не купил! Свинтус.
Шикнули двери, надавила сзади толпа, и Тонкого вынесло на платформу. Народу было немного, но каждый работал за двоих локтями и корпусом. Сашка только чуть скорректировал направление, чтобы не влететь носом в дверь. Робкий толчок в спину, столкновение с чьим-то рюкзаком и – пожалуйста: здравствуй, подмосковный город Горбунок! Здравствуй, толпа тех, кто работает в Москве, а живет здесь и штурмует электрички дважды в день, утром и вечером. Здравствуйте, бомжи и торговки всякой фигней. Здравствуй, незнакомый парень, который стоит столбом, кого-то высматривая. Прости, но я, кажется, сейчас в тебя врежусь…
– Ты – Саня?
Тонкий царапнул нос о блестящую зеленую пуговицу, затормозил, бесцеремонно схватив незнакомца за локоть, а уж потом ответил:
– Я. Здрасьте.
– Можно на «ты», – подсказал незнакомец. – Я Витек. Мать хорошо тебя описала, я сразу узнал.
Тонкий вежливо закивал, пожал протянутую руку и подумал над еще одной странностью бабушек: ты их в глаза не видел, а они тебя знают! Причем знают настолько хорошо, что могут описать… Вот кому в сыске работать надо!
– Она говорила, к вам воры залезли, а ты их разогнал? Здо?рово, я бы испугался.
Тонкий посмотрел на квадратного Витька, чьим кулаком можно было бы колоть орехи, причем кокосовые, и подумал, что это он из вежливости. Или так, чтобы разговор поддержать. Тонкий вот за свою жизнь так и не научился поддерживать разговор. Когда говорить вроде и не о чем, но из вежливости требовалось, он терялся и молчал, как дурак. А бабушка потом возмущалась, какой у нее внук невоспитанный.
– Так я испугался. Сначала. А потом…
Без всякого удовольствия Тонкий рассказал Витьку, как было дело с кражей. В красках расписал картину: «Полуголый придурок бежит за милицией, а бабушки держат вора». Витек смеялся, а Тонкий думал: о чем еще рассказывать, когда эта история иссякнет?
Но когда история закончилась, Витек поведал, как однажды к ним в пекарню залезли бомжи. Унесли не пироги, не хлеб, не топливо, а прокисшие ягоды, наверное, для браги. Пропажу заметили только после того, как сосед Валерий Палыч указал Витьку на срезанный замок: «Это так и надо? Третий день замок на одной дужке болтается!»
– А как узнали, что это были бомжи? – полюбопытствовал Тонкий.
– Так они потом возвращались! – Витек хохотнул. – Несколько раз в открытую встречали меня у порога и спрашивали, нет ли еще прокисших ягод. Просили, чтобы я их не выбрасывал, а выставлял на улицу, типа: «Мы ведра тебе вернем».
– А ты?
– Послал их куда подальше. Нечего было спиливать замок, попросили бы сразу…
Тонкий в сотый раз посмотрел на Витька, в сотый раз представил того ненормального смельчака, который вздумал бы чем-то Витьке насолить, а потом еще и признаться в этом. Никто умнее первоклашки воображаться не хотел, и Тонкий оставил это занятие. Тем более что они уже пришли.
– Вот моя фазенда. – Витек гостеприимно распахнул калитку. – Здесь я гроблю свои молодые годы, мечтая стать богатым и знаменитым.
– Что, правда? – наивно спросил Тонкий.
– Ну, это пекарня матери. Я помогу ей подняться, пока не станет возможным нанять пекарей на мое место. Или пока она сама на пенсию не выйдет, – он смешно хмыкнул. – Но этого долго ждать. Давай заходи, знакомься с местными достопримечательностями. – И он протолкнул Тонкого в калитку.
Достопримечательностей оказалось четыре: воинская часть за холмом, городок, больше смахивающий на деревню, чуть ближе – собственно пекарня и нервный сосед Валерий Палыч. Когда-то, не слишком давно, когда пекарня только открывалась, этот сосед не пожелал ехать в город (хоть ему и предлагали), а предпочел поселиться прямо рядом с пекарней. Все последующие месяцы он ежедневно жаловался на приторный запах булочек и шум грузовика по утрам.
Витек рассказывал долго и вдохновенно, как однажды Валерий Палыч выловил у пекарни солдатика, стоявшего в очереди за булками, и передал ему в руки жалобу на имя командира части. Что именно содержалось в депеше, Витек так и не узнал, понял только, что там говорилось про него. Но судя по тому, как долго потом хихикали солдаты всякий раз, когда покупали здесь булки, Валерий Палыч обвинил Витька как минимум в шпионаже.
– Может, он накатал, что я в пирожках секретные донесения распространяю или что у меня ракета в духовке спрятана, как-то так. Никто ничего путного не сказал, все только ржали.
Тонкий от души пожалел Витька: знать, что сосед хохмит, и не видеть самой депеши, над которой смеются солдаты… Обидно это, как ни крути.
В городке, больше похожем на деревню, и в воинской части, как понял Тонкий, живут основные покупатели Витиной выпечки. В том числе прапорщик, школа и булочная. В той школе Витек ни разу не был, но точно знал: по субботам туда ходят одни шестилетки, а географичка – дура, потому что никак не снимет с подоконника фикусы, давно вышедшие из местной моды.
Этими ужасно ценными сведениями Витек сыпал щедро и весело. Тонкий подумал, что парню, наверное, очень скучно здесь, в компании географички,
