Давным-давно, с самого начала, так и было, а затем появились люди, пытавшиеся ими завладеть, их удержать, воздействовать на них и принуждать, и потом было новое начало – и неужели теперь все это должно снова закончиться?
Я созову все племена, сказал он Джейсону, когда они сидели у костра.
Скоро придет время запасать на зиму мясо, но это важнее, чем мясо на зиму.
Вероятно, с его стороны было глупо так говорить, ибо, даже будь у него людей в тысячу раз больше, чем все племена, они и тогда не смогли бы противостоять бледнолицым, если те захотят вернуться назад. Силы у них недостаточно, решимость окажется бесполезной, любовь к родной земле и приверженность ей ничего не стоят против Людей, которые могут летать среди звезд на своих кораблях. Они с самого начала шли по одному пути, подумал он, а мы – по другому, и наш путь не был неверным (действительно, он-то и был правильным), но зато мы не в силах сопротивляться их ненасытности, как не в силах сопротивляться ей ничто.
После их исчезновения здесь было хорошее время. Его хватило на то, чтобы вновь обрести изначальные пути. Снова дул свободно ветер, и беспрепятственно текла вода. Снова трава в прериях росла густая и сочная, лес вновь стал лесом, а небо весной и осенью было черным-черно от перелетных птиц.
Ему не нравилась идея отправиться на место, где роботы ведут свое строительство, он испытывал омерзение при мысли о том, что робот Езекия поплывет с ним в каноэ, разделив хотя бы временно их древний образ жизни, но Джейсон был совершенно прав – это единственное, что они могут сделать, их единственная возможность.
Он повернул по тропинке обратно к лагерю. Они ждут, и теперь он созовет их всех вместе. Надо будет выбрать людей, кто сядет в каноэ на весла. Надо будет послать молодых добыть свежего мяса и рыбы для путешествия. Женщины должны собрать еду и одежду. Дел много: они отправляются завтра утром.
Глава 16
Вечерняя Звезда сидела во внутреннем дворике, когда на дороге со стороны монастыря показался юноша с биноклем и ожерельем из медвежьих когтей на шее.
Он остановился перед ней.
– Ты пришла сюда читать книги, – сказал он. – Это верное слово, да?
Читать?
На щеке у него была белая повязка.
– Верное слово, – ответила она. – Садись, пожалуйста. Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. Роботы обо мне хорошо позаботились.
– Ну тогда садись, – сказала она. – Или ты куда-то идешь?
– Мне некуда идти. Может быть, дальше я и не пойду. – Он сел в кресло рядом с ней и положил лук на каменные плиты, которыми был вымощен двор. Я хотел спросить тебя о деревьях, которые создают музыку. Ты знаешь про деревья. Вчера ты говорила со старым дубом…
– Ты сказал, – ответила она чуть сердито, – что никогда больше не заговоришь об этом. Ты подглядывал за мной, и ты обещал.
– Прости, но я должен. Я никогда не встречал человека, который мог бы говорить с деревьями. Я никогда не слышал дерево, которое создавало бы музыку.
– Какое отношение одно имеет к другому?
– Вчера вечером с деревьями что-то было неладно. Я думал, может быть, ты заметила. Мне кажется, я с ними что-то сделал.
– Ты, верно, шутишь. Как можно что-нибудь сделать с деревьями? И с ними было все в порядке. Они замечательно играли.
– В них был какой-то недуг, или в некоторых из них. Они играли не так хорошо, как могли бы. Я и с медведями что-то такое делал. Особенно с тем последним. Может, со всеми.
– Ты мне рассказывал, что ты их убил. И от каждого брал в ожерелье один коготь. Чтобы считать, сказал ты. И, по-моему, еще и затем, чтобы похвастаться.
Она думала, что он рассердится, но у него на лице появилось лишь слегка озадаченное выражение.
– Я все время думал, – сказал он, – что дело в луке. Что я их убиваю, потому что так метко стреляю и стрелы у меня так хороши. Но что, если это совсем не лук, не стрелы и не моя меткость, а нечто совсем другое?
– Какая разница? Ты их убил, правильно?
– Да, я их, конечно, убил, но…
– Меня зовут Вечерняя Звезда, – проговорила она, – а ты мне своего имени до сих пор не сказал.
– Я Дэвид Хант.
– Ну так, Дэвид Хант, расскажи мне о себе.
– Рассказывать особенно не о чем.
– Но должно ведь что-то быть. У тебя есть свой народ и свой дом.
Откуда-то ты же пришел.
– Дом. Да, пожалуй. Хотя мы то и дело кочевали с места на место. Мы все время убегали, и многие нас покидали…
– Убегали? От кого?
– От Темного Ходуна. Я вижу, ты о нем не знаешь? Ты про него не слыхала?
Она покачала головой.
– Это призрак, – сказал он. – Вроде человека и одновременно на него не похож. С двумя ногами возможно, только этим и похож. Его никогда не видно днем, только ночью. Всегда на вершине холма, черный такой на фоне неба. Впервые его увидели в ту ночь, когда все исчезли – то есть, кроме нас, точнее, кроме нас и людей, которые здесь и которые в прериях. Я первый из наших узнал, что есть и другие люди.
– Похоже, ты думаешь, что есть лишь один Темный Ходун. Ты в этом уверен? Ты уверен, что Темный Ходун действительно есть, или вы его только воображаете? Мой народ в свое время воображал себе множество вещей, которых и в помине не было. Он когда-нибудь причинял вред кому-то из ваших?
Дэвид нахмурился, пытаясь припомнить.
– Нет, по крайней мере, я об этом не слышал. Он никому не причиняет вреда; он только виден. Видеть его страшно. Мы все время настороже, и когда его видим, то бежим куда-нибудь в другие места.
– Ты никогда не пытался его выследить?
– Нет, – сказал он.
– А я подумала, может, ты именно этим сейчас и занимаешься. Пытаешься его выследить и убить. Такой великий стрелок из лука, как ты, который может убивать медведей…
– Ты смеешься надо мной, – сказал он, однако без тени гнева.
– Может быть, – ответила она. – Ты так гордишься тем, что убил медведей. Никто из наших не убивал столько медведей.
– Я сомневаюсь, чтобы Ходуна можно было убить стрелой. Может, его вообще нельзя убить.
– Может, вообще нет никакого Ходуна, – сказала девушка. – Тебе не приходило в голову? Уж, конечно, если бы он был, мы бы его видели или слышали. Наши бывают далеко на западе, у самых гор, и дошли бы какие-то слухи. А кстати, почему же все эти годы ничего не было известно о твоем народе? Те, кто живет и этом доме, веками разыскивали других людей, проверяли самые разные слухи.
– И наши тоже, как мне говорили, поначалу. Сам я, конечно, об этом только слышал – так, в разговорах. Мне только двадцать лет.
– Мы с тобой одного возраста, – сказала Вечерняя Звезда. – Мне девятнадцать.
