дело.
— Как добраться до них? — спросил я.
— Пойдем прямо к ним, — ответил Бен. — Пойдем медленно, без резких движений и шума. Если кто-нибудь обратит на нас внимание, остановимся. Когда они снова отвернутся, опять пойдем. Это требует бездну терпения. Райла пойдет в середине, мы по бокам. Если они двинутся на нас, Райла отступает, а мы с тобой прикрываем отход.
Мы поели и оставили тарелки и чашки тут же, не потрудившись отнести их в лагерь. Затем начали подкрадываться, если это можно так назвать.
— Какой смысл, — возмутился я, — стоять, как столб, на виду?
Бен не согласился со мной:
— Если бы мы легли на землю и попытались подобраться к ним ползком, мы бы их спугнули. А так — они ведь нас видят — мы не выглядим для них чересчур опасными.
Это было медленное дело. Мы делали за раз всего несколько шагов, замирая всякий раз, когда какая-нибудь скотина поднимала голову. Однако, казалось, Бен был прав — они не проявляли к нам заметного интереса.
Пару раз мы останавливались, чтобы дать Райле снять их на пленку, и она делала панораму долины. Мы подобрались к ним ярдов на пятьдесят, прежде чем они обратили на нас серьезное внимание. Вдруг пара крупных самцов перестала жевать, развернувшись к нам. Тяжелые злобные рога были нацелены прямо на нас. Их острые клювы щелкали. Мы остановились. Слева, как я слышал, работала камера, но я не поворачивал головы, глядя на быков, подняв ружье наизготовку. Одно движение — и я бросил бы его к плечу. И вот смешно, эта вещь, которую так тяжело и неудобно было нести, теперь, казалось, совсем не имела веса.
Хрюканье прекратилось. Все смолкло. Все стадо уставилось на нас. Они все были встревожены.
Бен тихо сказал:
— Отступаем. Медленно. По шагу. Не споткнитесь. Нащупывайте дорогу.
Мы начали отходить.
Один из крупных быков сделал несколько шагов вперед. Я поднял ружье. Но, сделав несколько быстрых шагов, он остановился. Он свирепо тряс головой, глядя на нас. Мы продолжали отступление. Другой тоже сделал бросок и остановился рядом с первым.
— Это блеф, — сказал Бен, — но давайте не будем их раздражать. Продолжаем отступать.
Камера мурлыкала по-прежнему.
Звери стояли рядом, наблюдая за нами. Когда мы отошли на сотню ярдов, быть может, чуточку больше, они повернулись и затрусили обратно к стаду, в котором возобновилось жевание.
Бен с облегчением перевел дух.
— Мы подошли к ним слишком близко, — сказал он.
Райла опустила камеру.
— Зато мы сделали хороший фильм, — сказала она, — как раз то, что нужно.
— Ты сняла достаточно? — спросил я.
— Думаю, что да.
— Тогда — назад, — сказал я.
— Продолжайте отступать еще немного, — сказал Бен, — и пока не поворачивайтесь к ним спиной.
Мы еще немного поосторожничали, затем развернулись и пошли к лагерю.
Хрюканье позади нас усилилось, словно стадо дружно принялось жевать. Все снова стало на свои места. Проклятых пришельцев изгнали, и трицератопсы могли вернуться к своему занятию.
Я спросил Бена:
— Откуда ты мог знать, что к ним можно подобраться таким способом? Как ты мог узнать, что сделают динозавры?
— Я не знал, просто предположил такую возможность. Я представил себе, что они не очень-то отличаются от животных нашего времени.
— Но в наше время, — возразил я, — ты бы не пошел так к лосю или горному барану.
— Нет, конечно же, нет. К тому же ты никогда не сможешь к ним подойти. Теперь животные знают человека и не подпускают нас близко. Но в старые времена, когда они встречали меньше людей, человек мог подойти к стаду животных. В Африке первые охотники за слоновой костью так подходили к слонам. На старом американском Западе до начала охоты за шкурами человек мог подойти к стаду бизонов. Есть некая невидимая линия, пересекать которую не следует. Большинство старых охотников могли определить, где она проходит.
— И мы перешли границу?
Бен покачал головой.
— Не думаю. Мы до нее дошли, и они нам дали это понять. Если бы мы переступили черту, они бы напали.
Райла издала предупреждающий звук. Мы прервали рассуждения.
— Хрюканье, — сказала Райла. — Оно прекратилось.
Мы обернулись и увидели, чем это вызвано.
Ниже нас по склону, примерно в четверти мили от нас, к стаду направлялось такое чудовище, что у меня перехватило дыхание: не кто иной, как старина рекс собственной персоной. Ошибки быть не могло. Он выглядел не точно так же, как рисуют его художники нашего двадцатого века, но был достаточно близок к этому образу, и ошибиться было невозможно.
Жалкие, сморщенные, смешные маленькие лапки свисали у него с груди. Огромные мускулистые задние ноги с широкими клешнями стоп двигались с отработанной точностью, пожирая пространство. Тяжеловесное, злобно скачущее создание двигалось вперед, создавая впечатление угрюмой, неукротимой мощи. Голова его внушала истинный ужас. Почти в двадцати футах над землей, она состояла преимущественно из челюстей, шестидюймовые клыки поблескивали в первых лучах солнца. Под нижней челюстью висела бахромистая кожаная складка, о которой ни один художник знать не мог. Она была красива ужасающей радужной красотой, она сияла в лучах рассвета переливчатыми красками: пурпурный, желтый, голубой, красный и зеленый цвета постоянно менялись, играли на ее поверхности и на миг напомнили мне витражи, которые я однажды видел в древней церкви, и в этот момент меня раздражало, что я не могу припомнить, что же это была за церковь.
Камера Райлы издавала свой мурлыкающий звук, и я сделал два шага вперед, так что теперь я стоял между ней и этим воплощением ужаса. Краем глаза я увидел, что Бен тоже шагнул вперед.
— Тираннозавр, — игривым шепотом сказала про себя Райла. — Клянусь господом, настоящий тираннозавр.
Внизу, в долине, трицератопсы прекратили жевать. Крупные самцы стояли, окружив стадо плотным кольцом, бок-о-бок, головами к приближающемуся плотоядному, образовав забор из расширяющихся костных оборок и выставленных вперед рогов.
Тираннозавр свернул к ним. Теперь он был гораздо ближе, чем в четверти мили, как было, когда мы заметили его впервые. Он поднялся и, колеблясь, мгновение постоял. Очевидно, думал я, в стаде не ждет его легкая добыча. Хотя большие самцы не достигали и половины его роста, их рога метились ему в кишки. Стоит ему схватить кого-нибудь из них своими мощными челюстями — остальные выпотрошат его прежде, чем он доберется до них.
Он стоял, балансируя на мощных задних лапах, массивный хвост торчал сзади, дочиста обметывая землю. Тяжелая голова покачивалась из стороны в сторону, как бы выбирая самый благоприятный угол атаки.
Затем, должно быть, в поле его зрения попали мы, так как он внезапно повернулся на одной ноге и мощным ударом второй толчком направил себя к нам. Он двигался к нам, уже начиная поворот, и с каждым шагом становился на двенадцать футов ближе. Я поднял ружье к плечу и был поражен, обнаружив, что стволы не дрожат. Когда вам нужно что-то сделать, вы делаете это зачастую даже лучше, чем вы предполагали. Я взглянул как раз на то место, где крошечные передние лапки отходили от туловища, и опустил ружье, чтобы оно было нацелено на ту точку, где, как я думал, находилось его сердце. Ружье
