легче.
— Пусть будет так, — согласилась она, и в голосе ее прозвучало облегчение. — Интересно, как там Боусер.
Когда через несколько минут мы добрались до дома, стало очевидно, что с Боусером все в порядке. Хайрам сидел на задней веранде, а Боусер распластался у его ног. Увидев нас, Боусер приветливо завилял хвостом.
— Как он? — спросила Райла.
— Да все нормально, — отвечал Хайрам. — Мы с ним провели хороший день. Сначала сидели и наблюдали за малиновкой и много разговаривали. Я промыл ему рану; она теперь выглядит хорошо. Крови там больше нет, и рана начинает по краям затягиваться. Боусер — хорошая собака. Он спокойно лежал, когда я очищал рану, даже не дернулся. Он знает, что я ему помогаю.
— Ты ел что-нибудь? — спросил я.
— В холодильнике был кусок жареного мяса, и мы с Боусером поделили его. Остаток я дал Боусеру на ужин, а себе сделал яичницу. Мы сходили и собрали яйца. Их оказалось одиннадцать.
Хайрам медленно поднялся на ноги.
— Раз уж вы здесь, пойду-ка я домой, а утром вернусь, чтобы позаботиться о Боусере.
— Если у тебя есть дела, можешь не приходить, — сказал я. — Мы позаботимся о нем.
— Конечно, дела есть, — сказал Хайрам с достоинством, — всегда есть что делать, но я обещал Боусеру. Я сказал ему, что буду ухаживать, пока он не выздоровеет.
Он спустился по ступенькам и уже пошел было к воротам, но вдруг остановился.
— Забыл, — сказал он, — я не закрыл курятник. Его нужно закрыть. Здесь полно скунсов и лис.
— Можешь идти спокойно, — сказал я. — Я сделаю это сам.
8
Шум прямо подбросил меня в постели.
— Что случилось? — сонно спросила Райла со своей подушки.
— Что-то с курами.
Она протестующе пошевелилась.
— Неужели здесь по ночам нельзя спать? Прошлой ночью Боусер, теперь куры.
— Это все проклятая лиса. Их тут стало втрое больше, чем раньше. Курятник как решето.
В ночи слышался шум испуганных птиц.
Я выдернул ноги из постели, нашел на полу шлепанцы и впихнул в них ноги.
Райла села.
— Что ты собираешься делать?
— На этот раз я до нее доберусь. Не зажигай света. Спугнешь.
— Сейчас темно, ты ее не увидишь.
— Светит полная луна. Увижу.
В закутке на кухне я нашел дробовик и коробку патронов. Два я загнал в стволы. Боусер в своем углу заскулил.
— Ты останешься здесь, — сказал я, — и будешь молчать. А то всполошишь все вокруг и спугнешь лису.
— Будь осторожен, Эйса, — предостерегла меня Райла, стоя в дверном проеме.
— Не тревожься. Все будет нормально.
— Накинь что-нибудь. Не следует выбегать туда как есть, в пижамных штанах и шлепанцах.
— Все будет в порядке. Я не задержусь.
Ночь была светла как день. Огромная золотая луна сияла прямо над головой. В мягкости лунного света двор выглядел как японская гравюра. В ночном воздухе висел тяжелый запах сирени.
Из курятника все еще неслись неистовые, пронзительные птичьи крики. В углу двора была клумба махровых роз. Идя крадущимся шагом по мокрой холодной траве, тяжелой от росы, как и предсказывала Райла, я подумал, что лиса не в курятнике, а в розовом кусте. Я подкрался к розам с ружьем наготове. Глупо, говорил я себе. Лиса либо в курятнике, либо удрала. Она не станет прятаться в розах. Но предчувствие упорствовало: здесь. Думая об этом, почти зная это, я еще подивился, откуда я знаю, как это может быть, чтобы я знал.
И в тот момент, когда я подумал об этом, все мысли и удивление выветрились из меня. Из розового куста прямо на меня уставилась морда, совиные глаза, усы. Она смотрела не мигая, и никогда прежде я не видел это лицо так ясно и так долго. Раньше мы с ним едва встречались взглядом. Но теперь оно было здесь, и в лунном свете четко выделялся каждый ус. Усы я видел впервые.
Заинтересованный и испуганный, но более заинтересованный, я двинулся вперед с ружьем наизготовку, хотя теперь я знал, что не использую его. Что-то говорило мне, что я подошел к нему ближе, чем следует, но я сделал еще один шаг и на этом шаге споткнулся, или мне показалось, что споткнулся.
Когда я вернул себе равновесие, вокруг не было ни роз, ни курятника. Я стоял на пологом склоне, поросшем невысокой травой и мхом, а наверху холма была березовая рощица. Сияло солнце, но не было жарко. Кошачье лицо исчезло.
За спиной прозвучали тяжелые шаркающие шаги, и я обернулся. Шаркающая, тяжело шагающая масса была футах в десяти от меня выше. У нее были поблескивающие клыки и длинный хобот, раскачивающийся из стороны в сторону. Она была не более чем в десяти футах от меня и надвигалась. Я побежал. Как испуганный кролик, я мчался вверх по склону. И, черт возьми, если бы я не убежал, этот мастодонт растоптал бы меня. Не заметив меня, он просто протопал мимо, ступая изящно и стремительно, несмотря на свою грузность.
— Мастодонт, — сказал я себе, — во имя любви Христа, мастодонт!
Мой мозг, казалось, поймал и удержал одно только это слово — мастодонт, мастодонт. Ни для чего другого в нем не было места. Я стоял, обернувшись к куще берез, мой мозг был как иглой пронзен этим словом, а зверь, шаркая, шел вниз по склону, направляясь к реке.
Первым, подумал я, был Боусер, с каменным дротиком в ляжке. А теперь я. Каким-то образом, как это ни смешно, я прошел той же дорогой, что и Боусер… Я стоял и раздумывал, нелепая фигура в пижамных штанах и рваных шлепанцах, с дробовиком в руке.
Меня привел сюда временной туннель — или временная тропинка, все равно как называть это, и этот проклятый Кошарик перепутал времена, как, должно быть, это случилась с Боусером. Можно было посмеяться, но признаков этой тропинки не было. Не было ничего, что предупредило бы меня, что я шагнул с нее. Я вяло поинтересовался, какой это мог быть род знаков, чтобы их заметил человек. Может быть, мерцание в воздухе? Пожалуй. Хотя я был уверен, что здесь не было и мерцания.
Одновременно мне в голову пришло еще кое-что. Попав сюда, я должен был точно отметить место, чтобы у меня был хотя бы вероятный шанс вернуться назад, обратно в свое собственное время. Однако любая возможность найти его исчезла, когда я убежал, испуганный мастодонтом.
Я пытался успокоить себя тем, что Боусер много раз был в прошлом и возвращался назад. Может быть, удастся и мне? Но я в этом вовсе не был уверен. Боусер мог найти место входа в туннель по запаху, а человек не может.
Стоя на месте и переживая, никаких проблем я разрешить не смогу. Если я не найду дорогу обратно, мне придется остаться здесь на какое-то время и, сказал я себе, мне бы стоило осмотреться.
В направлении, куда ушел мастодонт, примерно в миле от себя, я увидел группу мастодонтов, четверых взрослых и детеныша. Зверь, который чуть не растоптал меня, стремился к ним.
Плейстоцен, сказал я себе, но как глубоко в плейстоцене — у меня не было способа узнать.
Вокруг лежала земля, которую я знал — и как она отличалась! Не было лесов. Во все стороны расстилалась земля, покрытая травой, похожая на тундру, с кущами берез и каких-то кустарников, вплоть до реки, где можно было туманно рассмотреть желтые ивы.
