Мы медленно загружали тележку. Я, конечно, кое-что забыл, и Райла, пробежавшись по нашему мысленному списку, напомнила мне о забытом. Наконец я выкатил тележку к кассе на противоположном конце зала. Перед нами был Херб Ливингстон с корзиной.
— Эйса, — сказал он, как всегда, говоря так, будто у него перехватило дух от восторга при виде нас, — я уж собирался звонить тебе. У тебя, как говорят, появилась компания?
— Райла, — сказал я, — познакомься с Хербом Ливингстоном. Это еще один из нашей старой ватаги. Теперь он выпускает еженедельную газету.
Херб лучился.
— Я рад, что вы навестили нас, — обратился он к Райле. — Вы, я слышал, из Нью-Йорка? У нас бывает не так много гостей оттуда.
Он вытащил записную книжку из кармана жилета и короткий карандашик из кармана рубашки.
— Могу ли я спросить, как вас зовут?
— Эллиот, — ответила Райла. — Два «л» и одно «т».
— И вы приехали к Эйсе? Это — цель вашего приезда?
— Мы очень давние друзья, — ответила Райла коротко. — Мы вместе работали в Турции, на археологических раскопках в конце пятидесятых.
Херб делал пометки в своей записной книжке.
— А чем вы занимаетесь сейчас?
— Бизнес. Экспорт — импорт.
— Как я понимаю, — продолжал Херб, бешено царапая, — вы остановились у Эйсы, на ферме?
— Правильно, — ответила Райла. — Я приехала к нему. И остановилась у него.
Когда мы вернулись обратно в машину, Райла сказала:
— Не уверена, что твои друзья мне нравятся.
— Не обращай внимания на Херба, — отозвался я. — Он бестактен, как любой газетчик.
— Не могу понять, почему он интересовался мной. Мое пребывание здесь
— никакая не сенсация.
— Для «Рекорда» нашего города это — новость. Здесь же никогда ничего не случается. Херб вынужден заполнять свою газету приездами и отъездами. Миссис Рейдж дает карточный вечер с тремя столами — и это уже событие. Херб распишет это в подробностях. Расскажет, кто присутствовал и кто выиграл.
— Эйса, ты не придаешь этому значения? А вдруг я уеду?
— Нет, черт побери! Почему я должен придавать значение этому? Бросим вызов обычаям. Что бы мы здесь ни сделали, все будет вызовом. Если ты уедешь, это будет дезертирством по отношению к бизнесу путешествий во времени, к Хайраму, собирающемуся договориться с Кошариком… И ко мне. Ты мне нужна.
Она устроилась на сиденье и, как только я повернул назад, заговорила:
— Я надеялась, что ты это скажешь. Не знаю, как насчет бизнеса путешествий во времени, но мне хочется остаться. И я то верю, что путешествия во времени возможны, то говорю себе: стой, Райла, прекрати, не дури. Но расскажи мне о Хайраме. Просто Хайрам? И больше ничего? У него должна быть фамилия.
— Его зовут Хайрам Биглоу, но большинство людей уже забыли это. Он просто Хайрам, вот и все. Он родился в Уиллоу-Бенде, у него был старший брат, который сбежал из дому и, насколько я знаю, с тех пор о нем ничего не слышали. Хайрам происходит из старой семьи первопоселенцев. Отца его звали Горацием, он был единственным потомком одного из основателей Уиллоу-Бенда. Семья жила в старом родовом доме, в одном из тех старых викторианских домов, что разбросаны по улице, с железным забором, огораживающим лужайку и сад. Я помню, что ребенком вечно висел на заборе и думал, как должно быть приятно жить в таком доме. В то время наша семья была сравнительно бедна и дом наш был совершенно обычным, а дом Биглоу казался мне особняком.
— Но ты говорил, что Хайрам живет в хижине ниже по реке.
— Да, до этого мы еще дойдем. Отец Хайрама был городским банкиром, а его партнером был отец Бена Пейджа.
— Бен мне понравился ничуть не больше Херба.
— Тебе — как и почти всем. Люди такого сорта не вызывают ни доверия, ни восхищения, хотя в последние годы он мог и измениться. Теперь есть люди, преданные ему. Да, так вот, когда Хайраму было лет десять или около того, с его отцом на утиной охоте случилось несчастье. К этому времени его брат, который был на семь или восемь лет старше Хайрама, уже пропал без вести, так что в семье остались лишь Хайрам и его мать. Старая леди жила с тех пор уединенной жизнью. Она никогда не покидала дома и не приглашала никого к себе. Хайрам, который всегда был странным ребенком, ушел из школы и не виделся с другими детьми, но никого это особенно не беспокоило. Спустя несколько лет, я полагаю, его мать уже знала, что он не вполне нормален, и скрывалась вместе с ним. Гордость — везде губительна, а в маленьком городе она смертельна. Они вдвоем, таким образом, отстранились от жизни, и хотя люди знали, конечно, что они живут там, но, все же, основательно их забыли. Мне думается, что миссис Биглоу на это и надеялась. О периоде, когда я отсутствовал, я рассказываю тебе с чужих слов, мне это пересказали по возвращении.
В конце концов, когда состояние было приведено в порядок, оказалось, что отец Хайрама не уделял должного внимания интересам банка. Нельзя этого доказать, но люди, с которыми я позже разговаривал, делали вывод, что отец Бена обхитрил отца Хайрама и выпихнул его из банка. Очевидно, в семье оставалось сколько-то денег, но не много, и старая леди и Хайрам обходились ими до ее смерти. К этому времени Хайраму было около двадцати пяти лет. Когда пришло время приводить в порядок состояние его матери, оказалось, что дом Биглоу заложен. Банк, мотивируя это просрочкой, отказал в выкупе закладной. К этому времени Бен взял банк в свои руки, его отец ушел в отставку. Бен пожертвовал немного денег, уговорил в городе других людей, также внесших пожертвования, и они построили хижину ниже по реке, подарили ее Хайраму, и с тех пор он там и живет.
— То есть, город усыновил Хайрама, — сказала Райла, — принял на себя заботу о нем. И теперь он может получить помощь от любого человека. Или от какого-то государственного учреждения.
— Я так и думал, что ты скажешь это. Да, город присматривает за ним, но не чересчур добро. Кое- кто его угощает, но он стал чем-то вроде городского козла отпущения, и многие смеются над ним или делают его смешным. Они думают, что Хайрам этого не понимает. Он знает своих друзей и тех, кто над ним потешается. Он, быть может, очень странен, но не так глуп, как думает большинство.
— Надеюсь, он поспал, — сказала Райла. — Нынче — первая ночь, когда он будет дежурить.
— Возможно, ему придется провести несколько ночей. Кошарик не очень-то регулярно появляется.
— Я вот еду и вслушиваюсь, как мы рассуждаем об этом. Мы уже говорили на эту тему, но тогда я спрашивала себя — неужели все это на самом деле? Это не нормально, Эйса. Все это дело. Люди в большинстве своем не могут и подумать о том, о чем думаем мы, разговаривать о том, о чем мы разговариваем.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — заметил я, — но у меня больше доказательств, чем у тебя. Я был в плейстоцене, и меня чуть не растоптал мастодонт. А Боусер приносил домой те кости.
— И все же мы позволяем себе заглядывать слишком далеко. У нас есть кости динозавра, и наконечник Фолсона, и мастодонт, но мы прежде не заходили дальше этого. Мы остерегались говорить вслух, что Кошарик — чуждое создание, что он может создавать временные туннели, и что он каким-то образом избежал гибели, когда чужой космический корабль тысячи лет тому назад потерпел здесь крушение.
— Может быть, дойдет и до того, — сказал я. — Нужно ждать, и поглядим, чего добьется Хайрам.
11
