Тремя ночами позже громкий стук в дверь спальни заставил меня вскочить с постели, одуревшего со сна, удивляющегося, что чертовщина продолжается. Рядом со мной протестующе зашевелилась Райла.
— Что такое? — крикнул я. — Кто там?
Если бы я дал себе время подумать, то понял бы, кто там.
— Это я, Хайрам.
— Это Хайрам, — сказал я Райле.
Стук в дверь продолжался.
— Прекрати стучать! — закричал я. — Я уже проснулся. Сейчас выйду на кухню.
Вслепую пошарив вокруг, я нашел шлепанцы, попытался найти верхнюю одежду, но не смог определить, где она, и вывалился на кухню в пижамных штанах и шлепанцах.
— Что случилось, Хайрам? Надеюсь, что-то важное?
— Это Кошарик, мистер Стил. Я разговаривал с ним. Он хочет поговорить с вами.
— Но я же не умею с ним разговаривать. Ты — единственный, кто может.
— Он говорит, но я не понимаю смысла. Он рад, что вы хотите поговорить с ним, но говорит, что не cможет разговаривать через меня.
— Значит, он сейчас здесь?
— Да, мистер Стил. Он сказал, что подождет, пока я приведу вас. Он говорит, что надеется, что вы сможете придать смысл моему сообщению.
— Как ты думаешь, он подождет, пока я оденусь?
— Думаю, да, мистер Стил. Он сказал, что будет ждать.
— Оставайся тут, — сказал я, — не покидай дома, пока мы не будем готовы.
Вернувшись в спальню, я ощупью нашел одежду. Райла сидела на краю кровати.
— Это Кошарик, — сказал я. — Он хочет поговорить с нами.
— Через минуту я буду готова.
Когда мы вышли из спальни, Хайрам сидел за кухонным столом.
— Где Боусер? — спросила Райла.
— Снаружи, с Кошариком. Мне думается, что они — добрые друзья, — ответил Хайрам. — Может быть, они и прежде были добрыми друзьями, только мы не знали об этом.
Я попросил:
— Расскажи, как это случилось. Трудно было с ним разговаривать?
— Так же, как и с Боусером. Легче, чем с малиновкой. С ней временами трудно разговаривать, порой она не хочет говорить. Кошарик хочет.
— Ну и прекрасно, — сказала Райла. — Пошли к нему.
— Но как мы будем с ним говорить? — спросил я.
— Это легко, — ответил Хайрам. — Вы скажете мне все в точности, что вам надо сказать, и я перескажу ему. Потом я расскажу вам, что говорит он. Может быть, мне не все будет понятно.
— Может быть, нам удастся понять больше, — сказала Райла.
— Он вон на той яблоне, прямо за углом. Боусер наблюдает за ним.
Я открыл заднюю дверь и подождал, пока выйдут остальные.
Сразу же за углом, так что заметить его не составляло никакого труда, расположился Кошарик, уставясь на нас из глубины кроны яблони. В свете луны лицо его было ясно видно, даже усы были различимы. Боусер сидел рядом, оберегая свою раненую ляжку, уставясь на это кошачье лицо.
— Скажи ему, что мы здесь, — сказал я Хайраму, — и что мы готовы начать.
— Он отвечает, что и он тоже.
— Постой, постой. Разве тебе не нужно время, чтобы передать ему то, что я говорю?
— Не нужно, — отвечал Хайрам. — Он знает, что вы говорите, но не может разговаривать с вами, потому что вы не слышите его.
— Отлично, — сказал я, — так гораздо проще. — И обратился к Кошарику:
— Хайрам говорит, что вы желаете поговорить с нами о путешествиях во времени.
— Ему сложно говорить об этом, — сказал Хайрам. — Он говорит массу такого, чего я не понял.
— Вот что, — обратился я к Кошарику, — давай это упростим. Одна мысль, шаг за шагом. Так просто, как ты можешь.
— Он говорит «хорошо», — перевел Хайрам. — Говорит, что был лишен возможности работать с путешествиями во времени. Говорит, что он инженер по времени, я правильно понял?
— Вероятно, да.
— Он говорит, что ему надоело делать дороги во времени для одного Боусера.
— Он сделал дорогу для меня.
— Это верно, говорит он, но вы ее не увидели. Вы об нее споткнулись.
— Может ли он сделать дорогу в любое место и время этой планеты?
— Он говорит, что может.
— В Древнюю Грецию? В Трою?
— Если вы ему покажете, где находятся эти места, он сможет. Он говорит, что это легко. В этом мире — везде.
— Но как мы ему можем показать?
— Он говорит, надо отметить на карте. Он говорит о линиях на карте. Мистер Стил, что это за линии?
— Параллели и меридианы, возможно.
— Знает ли он, как мы измеряем время? Что такое год? Может ли он понять — миллион лет, сто лет?
— Говорит, что может.
— Я хочу спросить у него одну вещь, — вступила Райла. — Он что — чужой? Из какого-то иного мира?
— Да, не очень далекого.
— Как давно он здесь?
— Почти пятьдесят тысяч лет.
— И он прожил так долго?
— Он говорит, что не умрет.
— Он может строить дороги во времени. А может ли он сам по ним перемещаться?
— Он говорит «да».
— Но, видимо, он не путешествовал. Он попал сюда пятьдесят тысяч лет назад, но, видимо, он живет в обычном жизненном темпе, в обычном времени. Его же могло здесь не быть.
— «Освобождение», говорит он.
— Что он понимает под освобождением?
— Если он не останется в определенном месте и времени, то те, кто станет его разыскивать, не будут знать, где он находится.
— Он все еще надеется освободиться?
— Теперь его надежда мала, он должен сделать то, что может. Он обрел с нами новую жизнь. И потому счастлив.
— Но он должен знать, где его родной мир. Если он способен строить дороги во времени и пространстве, он, должно быть, может вернуться домой.
— Он говорит, нет. Он не знает, где его дом — как его найти отсюда. Он не знает, как туда добраться. Если бы кто-нибудь ему сказал, он бы смог. Но на пути сюда он не знал дороги. Знал другой, но тот погиб при падении корабля.
— Но ведь они бессмертны.
— Он говорит, что и бессмертный может погибнуть в катастрофе, это — единственный способ. Он говорит, что ему повезло. Он выбрался наружу до того, как корабль врезался в землю.
— А как он выбрался?
