— В общем, нет. Соображений высказывалось много, как вы сами понимаете, но ничего по- настоящему солидного… Некоторые считают, что они понимают, в чем дело. Но я другого мнения. Ничего-то они не знают, как и все остальные. Просто они цепляются за свои выдумки, убеждая себя, будто понимают, что происходит, в то время как все остальные бредут в потемках.
— А вы сами?
— Я один из тех, на ком лежит проклятая способность видеть разные стороны вопроса. Это мое необходимое качество как дипломата. И я нахожу, что с самим собой нужно быть сугубо честным. Я не позволяю себе обманывать самого себя.
— Значит, особого убеждения у вас нет?
— Ни одного. Все это — такая же загадка для меня, как и в первый день, проведенный в этом безумном мире.
— Ну, а что вы знаете о местности, которая лежит между этим вашим поселком и городом? Захватывает ли ее Бесплодный Край?
— Насколько мы знаем, — сказал Корри, — местность эта холмистая и довольно трудная для ходьбы. Но ничего опасного для преодоления. Преимущественно лесистая. А о Бесплодном Крае я ничего не знаю вообще. Мы с ним не столкнулись. Очевидно, он лежит на восток отсюда.
— И вы намерены оставаться здесь? Довольствоваться своим положением? Не пробовали послать экспедицию на восток, юг?
— Не скажу, что мы довольны своим положением, — сказал Корри. — Но что нам остается? Кое-кто попал в Хаос на севере. Вы добрались до этого кошмара?
— Да. И потерял там хорошего товарища.
— Путь на север перекрыт Хаосом, — сказал Корри. — Его не обойти. Не знаю, что это такое, но путь оно закрывает надежно. За башней на сотни миль — пустыня без капли воды. Там человек обречен на гибель. Юг, насколько мы выясняли, также не обещает ничего хорошего. Итак, вы теперь возвращаетесь в город — надеетесь обнаружить что-то, чего не заметили в первый раз?
— Нет, — покачал головой Лансинг. — Я только хочу найти Мэри. Я должен ее найти. Она и я — единственные, кто остался от нашей компании. Четверо потеряны.
— А те двое, которые с вами?
— Они не из нашей группы. Их с нами раньше не было. Мы встретили их в таверне.
— Кажется, они приятные люди, — сказал Корри. — А вот и они сами.
Лансинг поднял голову и увидел, что к ним, обходя круг, приближаются Йоргенсон и Мелисса. Йоргенсон, подойдя, присел перед ним. Мелисса осталась стоять.
— Мы с Мелиссой решили сказать вам, — начал Йоргенсон, — что мы… Нам очень жаль, Лансинг, но мы с вами не пойдем дальше. Мы решили остаться здесь.
28
Какая разница? — подумал Лансинг. Сам он мог идти даже быстрее. С утра он успел покрыть значительный кусок пути, и уверял себя, что втроем они бы столько за это время никогда бы не прошли. К тому же, ни Йоргенсон, ни Мелисса ему особо не нравились. Он их не любил. Мелисса постоянно ныла, а Йоргенсон был вообще какой-то неприятный.
Чего ему было жалко, так это Корри. Он провел в обществе бывшего дипломата всего несколько часов, но человек этот ему понравился. Лансинг отдал ему немного больше половины оставшихся у него монет, и на прощание они пожали друг другу руки. Приняв денежную помощь, Корри от всего сердца поблагодарил Лансинга от имени всех членов общины.
— Я буду распоряжаться этой суммой для общей пользы, — сказал он торжественно. — Уверен, что все, если бы могли, от всего сердца поблагодарили бы вас.
— Пустяки, — сказал Лансинг. — Возможно, что мы с Мэри еще вернемся.
— Мы оставим для вас место у огня, — пообещал Корри. — Но совершенно искренне надеюсь, что вам не придется возвращаться сюда. Жить здесь не очень-то сладко. Может, вам повезет и вы найдете путь отсюда. Кто-то должен его найти, рано или поздно.
До тех пор, пока об этом не сказал Корри, Лансинг даже не думал о том, что все еще была надежда отыскать выход из ситуации. Он осознал, что уже давным-давно отбросил всякую надежду. Единственное, на что он еще надеялся — это на то, что отыщет Мэри, и тогда они вдвоем взглянут в лицо надвигающейся судьбе.
Он размышлял об этом, продвигаясь вперед. Конечно, Корри был настроен внешне более жизнерадостно и оптимистично, чем чувствовал себя внутренне, но вопрос оставался прежним — осталась ли у них надежда?
Логика говорила, что надежда едва ли остается, и Лансинг испытывал некоторое отвращение к самому себе за то, что лелеял фантазии о спасении. И все же, продолжая шагать вперед по лесистым холмам, он чувствовал, что глубоко внутри неистребимо теплится огонек надежды.
Идти было сравнительно нетрудно. Холмы были с крутыми склонами, но лес, которым они поросли, был довольно редким. С водой проблем не было. Время от времени он пересекал небольшие ручьи и родники, которые били среди камней или в травянистых низинках.
К вечеру он достиг Бесплодного Края. Но это был Бесплодный Край в уменьшенном варианте, вовсе не тот живописный скульптурный кошмар, через который им пришлось пройти, покидая город. Здесь работа вешних вод не была доведена до завершения. Дожди прекратились, обширные эрозионные процессы завершились раньше, чем образовался настоящий полнокровный Бесплодный Край. Имелось здесь несколько заливных низин с фантастическими формами, выточенными водой в горной породе. Но все это не было доведено до конца, как будто скульптор отбросил свой резец и молоток, в отчаянии или отвращении не завершив задуманного.
— Завтра, — сказал Лансинг самому себе, — я достигну города.
Он и в самом деле достиг города еще до полудня на следующий день. Он остановился на вершине высокого холма, одного из тех, что кольцом окружали город, и смотрел на него. Там, внизу, думал он, его может ждать Мэри. И подумав об этом, он вдруг обнаружил, что весь дрожит.
Он поспешил вниз по склону холма, отыскал улицу, ведущую к сердцу города…
Знакомые, привычные, красно-серые стены развалин, куски обвалившихся стен и карнизов, загромождающих улицу. И вечная пыль повсюду…
На площади он остановился и посмотрел по сторонам, чтобы сориентироваться. После того, как он определил направление, он сразу понял, где находится. Слева — разрушенный фасад так называемого здания городского управления, а вот по этой улице он найдет вход к установке переноса…
Стоя в центре площади, он громко позвал Мэри, но ему никто не ответил. Он крикнул еще несколько раз, а потом больше звать не стал, потому что эхо собственного голоса, дробящееся среди молчаливых домов, показалось ему жутковатым.
Он пересек площадь и поднялся по широким каменным ступеням ко входу в здание, где у них был когда-то лагерь. Его шаги вызывали гулкое, тысячью потусторонних отозвавшееся на его приход голосов, эхо. Он обошел обширный зал холла, обнаружил там остатки их пребывания в городе — несколько пустых банок, коробку от печенья, золу унылого холодного кострища, кем-то позабытую кружку. Он хотел спуститься в подвал и осмотреть комнату с дверьми в другие миры. Но побоялся. Несколько раз он подходил к лестнице и каждый раз поворачивал обратно. Чего он боялся? Боялся обнаружить, что одна из дверей — наверное, в мир цветущих яблонь — открыта? Нет, сказал он себе, нет, нет и нет. Мэри никогда бы этого не сделала. Теперь бы она этого не сделала. Возможно, позднее, когда уже никакой надежды не останется… Но наверняка не сейчас. К тому же, возможно ли это? Бригадир спрятал куда-то гаечный ключ. Он ведь поклялся, что больше ни одна дверь не откроется.
Стоя молча, неподвижно у дверей холла, он, казалось, слышал голоса, словно все они были здесь — Пастор, Бригадир, Сандра, Мэри — только разговаривали не с ним, а друг с другом. Он попытался закрыть
