— У меня хобби, — объяснил робот. — Коллекционирую ненормальных людей. Один человек из моей коллекции начинает воображать себя Богом, едва лишь напьется допьяна.
— Тогда я пас, — сказал Лансинг. — В трезвом или нетрезвом виде, я никогда не воображаю себя Богом.
— Но, — сказал Юргенс. — Это лишь одна из разновидностей ненормальности. Существуют многие другие.
— Не сомневаюсь, что существуют, — согласился Лансинг.
Бригадир взял на себя обязанность представить всех сидевших за столом.
— Меня зовут Эверет Дарили, — сказал он. — Бригадир семнадцатой секции. Рядом со мной стоит пастор Эзра Хатфилд, а сидящая за столом леди
— поэтесса Сандра Карвер. Рядом с мистером Лансингом стоит робот Юргенс. Теперь мы знаем друг друга, давайте же займем места и угостимся прелестным напитком, который нам был предложен. Трое из нас его уже опробовали и сочли превосходным.
Лансинг обошел стол и сел рядом с Мэри Оуэн. Стол, как он заметил, был из солидного дубового дерева, и обработка указывала, что сделан он руками сельского плотника. На нем стояли три горящие свечи вместе с тремя бутылками и подносом с кружками. Только теперь он заметил, что в комнате были еще люди. В углу стоял стол и четыре человека, сидящие за этим столом, сосредоточенно играли в карты.
Бригадир поставил перед собой две кружки и наполнил их из бутылки. Одну кружку он передал Мэри, вторую придвинул Лансингу.
— Надеюсь, что ужин не запоздает, — сказал он. — И окажется таким же вкусным, как этот напиток.
Лансинг попробовал. Жидкость приятным теплом наполнила желудок. Он поудобнее уселся на стуле и сделал несколько хороших глотков.
— Мы сидели тут еще до вашего прихода, — сказал Бригадир Мэри и Лансингу, — и размышляли о том, что оставшиеся двое — то есть вы, — если они придут, могут иметь какое-то понятие о том, что происходит с нами. Из того, что сказали вы, мисс Оуэн, становится ясно, что вы не знаете. А вы, Лансинг?
— Ни малейшего понятия, — ответил Лансинг.
— И наш Хозяин утверждает, что ему ничего не известно, — с кислой миной сообщил Пастор. — Он утверждает, что занимается только управлением и содержанием гостиницы и не задает вопросов. От того, как я понимаю, что вопросы ему, в принципе, задавать некому. По-моему, он лжет.
— Вы судите о нем слишком поспешно и строго, — заметила поэтесса Сандра Карвер. — У него открытое, честное лицо.
— На свинью он похож, вот что, — сказал Пастор. — И под своей крышей позволяет происходить всяким гадостям. Вот эти игроки в карты…
— Вы сами глотали вместе со мной питье кружку за кружкой, — сказал Бригадир.
— Пить — это не грех, — объяснил Пастор. — В Библии сказано, что небольшое количество вина полезно для желудка…
— Парень, — сказал Бригадир. — Но это же не вино.
— Возможно, если бы мы немного успокоились и сопоставили известные нам факты, — предложила Мэри, — то пришли бы к какому-нибудь полезному результату. Кто мы такие и как сюда попали, и какие у нас появились по этому поводу мысли.
— Вот первая разумная вещь, сказанная здесь! — воскликнул Пастор. — Будут у кого-нибудь возражения?
— У меня нет возражений, — сказала Сандра Карвер шепотом, и всем остальным пришлось замолчать и прислушаться, чтобы услышать слова. — Я — дипломированный поэт, то есть, поэтесса Академии Древнейших Афин, я могу говорить на четырнадцати языках, хотя писать и петь могу только на одном — это один из диалектов старогэльского, самый выразительный язык в мире. Я не совсем понимаю, каким образом очутилась здесь. Я слушала концерт, новую композицию, представляемую оркестром из Заокеании на Западе. Я еще никогда в жизни не слышала столь сильной, мощной, яркой вещи. Мне показалось, что музыка подняла мое сознание из плотской оболочки и соединила дух с вселенской гармонией. Я очутилась совсем в другом месте. И когда мой парящий дух и телесная оболочка снова соединились, то я в самом деле оказалась в другом месте — сельской местности потрясающей красоты. Передо мной бежала тропа, и я поспешила по ней…
— Год, — сказал Пастор. — Умоляю, какой это был год?
— Не понимаю вашего вопроса, Пастор?
— Какой это был год? В вашем времяизмерении?
— Шестьдесят восьмой год Третьего Ренессанса.
— Нет, нет, я имею в виду, от рождения Христова — Анно Домини. Год со дня рождения нашего Владыки.
— О каком именно вы говорите? В мое время их так много.
— Я же сказал — со дня рождения Христа.
— Христа?
— Да, Иисуса Христа.
— Сэр, никогда раньше о нем не слышала.
Пастор, казалось, был на грани апоплексического удара. Лицо его побагровело и он потянул за воротник, словно ему не хватало воздуха. Он пытался что-то сказать и не мог.
— Извините, если я расстроила вас, — сказала поэтесса. — Я совсем не хотела вас обидеть.
— Все в порядке, моя милая, — сказал Бригадир. — Просто наш друг Пастор переживает культурный шок. И когда мы разберемся во всем этом, он может оказаться не в одиночестве. Я постепенно начинаю понимать, в какой мы оказались ситуации. Мне она представляется абсолютно невероятной, но по мере нашего продвижения вперед может перейти в частично вероятную, хотя я предчувствую, что многие из нас с большим трудом придут к такому пониманию.
— Вы имеете в виду, — сказал Лансинг, — что мы все происходим из разных культурных формаций и даже, наверное, разных миров, хотя в этом я не уверен, — он был несколько удивлен собственными словами, тут же мысленно вернувшись к тому моменту, когда Энди Сполдинг праздно рассуждал
— без всякого серьезного намерения или даже веры собственным словам — об альтернативных, параллельных мирах. Хотя, как вспомнил Лансинг, он не очень внимательно слушал его тогда.
— Но мы все говорим по-английски, — сказала Мэри Оуэн. — Или можем говорить. Сколько языков, Сандра, вы знаете?
— Четырнадцать, — ответила поэтесса. — Но некоторые — довольно плохо.
— Лансинг сформулировал довольно верную гипотезу о том, что могло с нами всеми произойти, — сказал Бригадир. — Поздравляю вас, сэр. У вас острое и быстрое мышление. Возможно, гипотеза окажется не совсем верной, но она приближает нас к истине. Что касается английского, на котором мы разговариваем, то давайте проведем линию размышления дальше. Мы — небольшая группа, отряд, в котором все умеют говорить по-английски. Возможно, существуют другие отрядики, где общаются на латыни, по-гречески, по-испански. Такие небольшие группки людей, которые могут осуществлять коммуникацию между собой, потому что говорят на одном языке.
— Это чистый вымысел! — воскликнул Пастор. — Это безумие — даже предполагать концепцию, о которой вы двое сейчас говорили! Это противоречит всему, что мы знаем о Небесах и о Земле.
— Наши знания о Небесах и о Земле, — едко отсек Бригадир, — всего лишь щепотка того, что составляет всю истину. И, находясь в такой ситуации, в какой находимся, мы не можем позволить себе закрывать глаза. Ведь факт нашего присутствия здесь и то, как мы сюда попали, — все это наверняка не имеет объяснения в рамках известных нам знаний.
— Думаю, то, что предлагает мистер Лансинг, — сказала Мэри, — это… Лансинг, как ваше имя? Нельзя же все время обращаться к вам по фамилии.
— Меня зовут Эдвард.
— Спасибо. Я считаю, что предложение Эдварда может показаться слишком романтичным, мечтательским. Но если мы хотим узнать, где находимся и почему, то нам придется изменить привычный
