бы она еще маленькую носила на руках блаженныя памяти императрицу Елизавету Петровну.
- Красавица была! - шамкала старая девственница, - и бойкая какая!
Однажды призывает графа Аракчеева, - или нет... кто бишь, Митя, при ней Аракчеевым-то был?
- Le general Munich, ma tante <генерал Миних, тетушка>, - отвечал Митя наудачу.
- Ну, все равно. Призывает она его и говорит: граф Петр Андреич!..
(40) Но, высказавши эти несколько слов, старуха уже утомлялась и засыпала.
Потом, через несколько минут, опять просыпалась и начинала рассказывать:
- Ведь этот Данилыч-то из простых был! (41) Ну да; покойница бабушка рассказывала, что она сама раз видела, как он к покойной великой княгине Софье Алексеевне... а как Хованский-то был хорош! Покойница царица Тамара сама говорила мне, что однажды на балу у Матрены Балк...
Одним словом, это была старуха бестолковая, к которой собственно и не стоило бы ездить, если б у нее не было друга в лице князя Оболдуй-Тараканова. Князь был камергером в то же самое время, когда княжна была фрейлиной; годами он был даже старше ее, но мог еще с грехом пополам ходить и называл княжну 'ma chere enfant' <мое милое дитя>. В то время, когда Козлику исполнилось тридцать лет, князь еще не совсем был сдан в архив, и потому, при помощи старых связей, мог, в случае надобности, оказать и протекцию.
Однажды вечером, когда старики уже досыта наговорились, Козлик не без волнения приступил к действительной цели своих посещений.
- Ma tante, - сказал он, - я хотел бы пристроиться.
- Что ж, мой друг, это доброе дело! Вот если б жива была покойница Машенька Гамильтон...
- Mais comme il l'а traitee, le barbare! <Но как он ее третировал, варвар!> - вставил от себя словцо старик-князь.
- Pardon, ma tante, я не об этом говорю... Мне хотелось бы пристроиться, то есть место найти.
- Так что ж, мой друг! Я могу об этом государю написать! Козелковы всегда были в силе; это, мой друг, старинный дворянский дом! Однажды, блаженныя памяти императрица Анна Леопольдовна...
- Ma tante, il ne s'agit pas de cela! <Не о том идет речь, тетушка!> нынче уж даже совсем не тот государь царствует, об котором вы говорите!
- Le gamin a raison! <малый прав!> мы с вами увлеклись, chere enfant! - произнес князь.
- Я хотел, ma tante, просить вас, чтоб вы замолвили за меня словечко князю, - опять начал Козелков.
- Для Козелковых, мой друг, все дороги открыты! Я помню, еще покойный князь Григорий Григорьич говаривал...
- Извините меня, ma tante; все это было очень давно, а теперь хоть я и Козелков, но должен хлопотать!
- Le gamin a raison! - повторил князь.
- Если б вы взяли, князь, на себя труд сказать несколько слов вашему внуку...
- Вам, молодей человек, при дворе хочется место получить?
- Нет, я хотел бы в губернию...
- Гм... а в мое время молодые люди все больше при дворе заискивали... В мое время молодые люди при дворе монимаску танцевали... вы помните, chere enfant?
Одним словом, с помощью ли ходатайства старого князя или ценою собственных усилий, но Козелков наконец назначен был в Семиозерскую губернию. Известие это произвело шумную радость в рядах его сверстников.
- Так это правда, шут ты гороховый, что тебя в Семиозерскую губернию назначили? - спрашивал один.
- А ну, представь-ка нам, как ты чиновников принимать будешь? - приставал другой.
- Messieurs! он маркера Никиту губернским контролером сделает!
- Messieurs! он буфетчика Степана возьмет к себе в чиновники особых поручений!
- Подкачивать Митьку!
- И, подбросивши до потолка, уронить его на пол!
А Митенька слушал эти приветствия и втихомолку старался придать себе сколько возможно более степенную физиономию. Он приучил себя говорить басом, начал диспутировать об отвлеченных вопросах, каждый день ходил по департаментам и с большим прилежанием справлялся о том, какие следует иметь principes в различных случаях губернской административной деятельности.
Через несколько дней он появился в кругу своих товарищей уже совершенно обновленный.
- Mon cher, il faut avoir des principes pour administrer! <мой милый, надо иметь принципы, чтобы администрировать> - серьезно убеждал он Левушку Погонина.
- Да что ж ты будешь администрировать-то, шут ты этакой?!
- Однако, mon cher, согласись сам, что есть вопросы, в которых можно идти и так и этак...
- Ну, ты и иди и так и этак!
- Я, с своей стороны, принял себе за правило: быть справедливым - и больше ничего!
Козелков сказал это так серьезно, что даже Никита-маркер - и тот удивился.
- Посмотри, Митька, ведь даже Никита не может прийти в себя от твоего назначения! - заметил Погонин, - Никита! говори, какие могут быть у Козленка принципы?
- Ихний принцип кушать и за кушанье денег не отдавать, - отвечал Никита, при громе общих рукоплесканий.
- Браво, Никита! И если он еще хоть один раз заикнется о принципах, то скажи Дюссо, чтоб не давал ему в долг обедать!
Разумеется, Митенька счел священным долгом явиться и к ma tante; но при этом вид его уже до того блистал красотою, что старуха совсем не узнала его.
- Господи! да никак это камер-юнкер Монс пришел! - сказала она и чуть-чуть не отправилась на тот свет от страха.
Старик-князь тоже принял его благосклонно и даже почтил наставлением.
- В наше время, молодой человек, - сказал он, - когда назначали на такие посты, то назначаемые преимущественно старались о соединении общества и потом уж вникали в дела...
- Я, князь, постараюсь.
- Я вами доволен, молодой человек, но не могу не сказать: прежде всего вы должны выбрать себе правителя канцелярии. Я помню: покойник Марк Константиныч никогда бумаг не читал, но у него был правитель канцелярии:
une celebrite! <знаменитость!> Вся губерния знала его comme un coquin fieffe <как отъявленного жулика>, но дела шли отлично!
На семиозерский мир назначение Козелкова подействовало каким-то ошеломляющим образом. Чиновники спрашивали себя, кто этот Козелков, и могли дать ответ, что это Козелков, Дмитрий Павлыч, - и больше ничего. Два советника казенной палаты чуть не поссорились между собою, рассуждая о том, будет ли Козелков дерзок на язык или же будет 'мягко стлать, да жестко спать'. Наконец, однако ж, губернский прокурор получил из Петербурга письмо, в котором писалось, что едет, дескать, к вам 'Козелков - малый удивления достойный'! Прокурор до того разозлился на своего корреспондента за такое непростительно неясное определение, что тут же разорвал его письмо в клочки.
Но, в сущности, корреспондент был прав, ибо Козелков был именно 'малый удивления достойный' - и ничего больше.
***
Тот, кто знал Козелкова в Петербурге, Козелкова, с мучительным беспокойством размышлявшего о том, что Дюссо во всякую минуту жизни может прекратить ему кредит, - тот, конечно, изумился бы, встретивши его в Семнозерске на первых порах административной его деятельности. Во-первых, там никто не называл его ни Митей, ни Митенькой, ни Козликом, ни Козленком, а звали все вашеством, и только немногие аристократы позволяли себе употреблять в разговоре его имя и отчество; во-вторых, в его
