до конца свой отпуск.
— Что Старик от меня хочет?
— Подожди, он передал тебе письменное распоряжение.
Его Величество исследует содержимое своих многострадальных карманов, но безуспешно. Он направляется к своему пиджаку, висящему на спинке стула, но и там ему не удается найти нужную бумагу.
— Черт возьми, этого еще не хватало! Ведь она же у меня была!
— Была, но больше нет!
— Постой, дай подумать… После приезда я еще в туалет не ходил. А когда ехал сюда, она у меня была. А, вот она!
Он раскрывает колоду карт и протягивает мне служебный конверт, покрытый колонками цифр и жирными пятнами.
— Вот она, друг!
Я вскрываю конверт, подавляя осаждающие меня мысли, и читаю:
Я разражаюсь смехом, напоминающим старт французской космической ракеты.
— Там что, в конверте, веселящий порошок? — ворчит Толстяк.
— Еще лучше, Берю.
Затем, становясь серьезным, я спрашиваю:
— Ты сообщил Старику, что отыскал меня?
— А как же, я ему звякнул отсюда.
— Вечно ты проявляешь излишнее усердие! Ты что, не мог подождать до завтра?
— Ну и образ мыслей у старшего по званию!
Появляется мама, так как раздается звон колокола “Башни”, который служит также сигналом к обеду.
— Видишь, какой приятный сюрприз тебе преподнесли? — говорит она без смеха.
— Да, мама.
Она тихо говорит с грустью в голосе:
— Конечно, теперь придется уехать.
— Напротив, теперь придется остаться, — угрюмо отвечаю я.
Глава 4
Берю, расположившийся в мирной столовой сельской гостиницы, немного смахивает на гигантский баобаб в палисаднике предместья. Все постояльцы повержены в изумление его видом. Чтобы смягчить это впечатление, им подают миланские эскалопы с болонскими спагетти — вся Италия в одном блюде. Спасибо итальянскому гению! Схватка Тучного с целым клубком спагетти достойна того, чтобы понаблюдать за ней в перископ, поверьте мне. Вначале он пытается намотать их на вилку с помощью ножа, но, не достигнув удовлетворительного результата, хватает, непристойный, их пальцами, засовывает в пасть и изо всех сил всасывает в себя. “Боинг”, перед тем как взлететь, не производит более сильного шума. Это похоже также на скрежет тормозов старого трамвая на спуске. Спагетти исчезают внутри Тучного, словно захваченные мощным пылесосом.
— Здесь, — провозглашает Анормальный, — каждый чувствует себя как дома.
Моя бедная Фелиция всерьез охвачена паникой и пытается скрыть ее за своей вежливой улыбкой. Она с ужасом смотрит на обжору, поглядывая на остальных. Все внимательно наблюдают за ним. Хозяева, поваренок, горничная, официантка — все сгрудились в проеме двери. Остальные постояльцы, перестав есть, смотрят на него во все глаза с застывшими вилками в руках, будто видят подобное в первый и последний раз.
Новость об этом чуде разнеслась по всей деревне, и народ начал сбегаться со всех домов. За окнами замелькали какие-то лица. Ребятишки взгромоздились на плечи своих пап (я пишу “пап” во множественном числе, ибо в этих затерянных деревушках никогда не знаешь, кто чей папа). Берю приподнял край своей шляпы, словно знаменитый авиатор Пиволо, тем самым обнажая во всей красе свое рыло. Склонившись над столом, тяжелый, напряженный, мощный, знающий свое дело, он поглощает свою порцию. Опустошив тарелку, он принимается за поднос и ликвидирует его содержимое. Затем, поскольку у нас не хватило мужества прикоснуться к нашим порциям, он подвигает их к себе и опрокидывает в свою тарелку, говоря:
— Вы слишком привередливы, нельзя чтобы добро пропадало.
Он ест. Он заглатывает. Масло струится по уголкам его губ. Он дышит теперь лишь носом, чему мешают только волосы.
Обед хищника! Вот он заканчивает. Он растерян, жадно смотрит вокруг себя и замечает хозяина харчевни.
— Хозяин, если есть добавка, не стесняйтесь, я готов принять ее, задорно бросает мой друг.
Трактирщик заметался, стараясь угодить клиенту: он добросовестный человек. Ему очень хочется знать, сколько Берю способен еще съесть. С помощью поваренка он извлекает из своих котлов целые вилы спагетти.
Берю пользуется моментом, чтобы стремительно влить в себя бутылку “Кьянти”, которую я заказал, желая показать, что мы проводим отпуск по-венециански. За этим следует ничем не сдерживаемое урчание в его животе, за которое он корректно извиняется перед Фелицией, и втыкает вилку в новую порцию.
Первым реагирует сборщик налогов.
— Это отвратительно! — цедит он сквозь зубы, И, поскольку Тучный не обращает внимания, он продолжает:
— Я никогда не встречал столь омерзительного типа!
На сей раз Берю услышал. Он оборачивается к говорящему с полутора фунтами теста во рту. То, что он говорит, не прорывается сквозь этот барьер. Он похож на только что распакованного Будду, у которого на физиономии еще осталась упаковочная стружка. Сверхчеловеческим усилием он проглатывает за один раз содержимое, потом подходит к столику инспектора, но обращается не к нему, а к его супруге.
— Прошу прощения, дорогая мадам, это обо мне говорит ваш сожитель?
Чопорная дама выражает свое неодобрение гримасой, развеивающей в прах последние остатки берюрианского спокойствия.
Он хватает полную тарелку упомянутого сборщика монет и опрокидывает ее ему на голову. В мгновение ока достойный человек избавляется от своей лысины. Можно подумать, что это не Берю, а святой архангел Михаил.
— Ты понял, блондинчик? — мычит ему Толстяк, снимая с уха несчастного повисшую спагеттину. — Вот что получается, когда на мой счет позволяют себе всякие высказывания.
С олимпийским спокойствием он возвращается к нашему столу.
— Кончай свой цирк и пойди извинись, — приказываю я ему.
— Тебя не спросили, что мне делать, — недовольно ворчит Тучный. Ничего лучшего ты мне посоветовать не можешь.
Он хватает свой нож и стучит лезвием по пустому стакану.
