и сами догадывались.
– Врач на «Южном Кресте» залил его прозрачной смолой и показывал любопытным на палубе, – кивнув, сказал я. – Он придавливал им бумаги на столе у себя в каюте. Поэтому-то вы его и проморгали.
Флотский врач повернулся к женщине-пехотинцу, которая достала блокнот и стала что-то в нем строчить. Устав смотреть на нее, врач повернулся ко мне.
– Шассиньит – очень необычный метеорит. Это кусочек самого Марса, отколовшийся несколько миллионов лет назад в результате вулканического извержения или столкновения Марса с небольшим астероидом. Таких метеоритов мало, но мы рассчитывали, собрав несколько миллионов метеоритов, найти среди них несколько сот шассиньитов.
Я начал понимать, о чем он толкует, но от этого мне стало только хуже.
– А первые признаки жизни вне Земли были обнаружены именно в марсианских метеоритах… – пробормотал я.
Морской врач кивнул, и, помолчав, сказал:
– Мы думаем, что теперь вы являетесь носителем марсианской жизни.
– Полагаете, эти пожиратели кожи прилетели с Марса?
– Да, сейчас мы думаем именно так. У нас была база по обработке метеоритов в Аллан Хиллз, чуть дальше в глубь Антарктиды от того места, где, по утверждениям команды с «Южного Креста», ими был найден шассиньит. Впрочем, на «Южном Кресте» могли выбросить шассиньит за борт. Ведь мы его так и не нашли… Как бы то ни было, Южная полярная станция потеряла связь с базой в Аллан Хиллз недель десять назад. Туда отправили спасательную команду, и она тоже пропала. А из второй спасательной команды живыми вернулись только трое. Но и они умерли через полтора дня после того, как им удалили хирургическим путем около девяносто пяти процентов кожи… – Флотский врач с извиняющимся видом пожал плечами и добавил: – Тогда мы еще почти не умели препятствовать распространению этой инфекции.
Вот как! Выходит, он работал на Южной полярной станции!..
Докторша поспешно покинула помещение, оставив меня наедине со своим коллегой.
Я постучал по стеклу и поманил его пальцем. Он стал затравленно озираться по сторонам, изучил взглядом мощные болты в раме пуленепробиваемого стекла и, наконец, наклонился к нему так близко, что мне стала видна его очень скверная кожа.
– Хотите, я скажу, почему вам нечего бояться?
Морской врач опять испуганно взглянул на дверь и пробормотал:
– Не надо меня уговаривать…
– Боитесь, что она и вас прикончит?
– Не она, так другие, – с кислой миной пробормотал врач. – Мы же военные. Убивать – наша профессия… Ну и почему же нам нечего бояться?
– Потому что корабельные крысы не умерли.
Сначала мне показалось, что врач все понял, но потом до меня дошло, что я ошибаюсь.
Да у него же куриные мозги! Попробую снова!
– Это заболевание поражает только людей. Оно не трогает крыс и, кажется, даже пингвинов, а то ваша экспедиция к озеру Фрикселл нашла бы там мертвых птиц. Эта болезнь явно земного происхождения, потому что очень хорошо умеет уничтожать людей. Ее появление на льду, где вы собирали марсианские метеориты, – чистое совпадение. Древнейшие смертельные заболевания вообще чаще всего прячутся в ледниках. Если возбудитель этой болезни так опасен, как вы утверждаете, он уничтожил бы всех столкнувшихся с ним. А когда болезнь пожирает всех, кого может поразить, она прекращается, правда? С другой стороны, возбудитель может тихо дремать в глубинах ледника пару тысяч лет, а потом…
Врач свернул в трубочку концы носового платка, засунул их в ноздри, словно стараясь протереть затуманенный мозг, и фыркнул.
– Об этом мы уже думали. Кое-кто из нас тоже подозревает, что это древнее земное заболевание. Оно очень похоже на болезнь, которую, кажется, знали древние римляне. В некоторых текстах они называют ее одном словом «ментагра». Буквально это значит «болезнь подбородка». Римляне думали, что оно передается при поцелуях, потому что впервые заметили ее симптомы на губах у больных. На самом деле, инфекция передается по воздуху, но действительно, в первую очередь проявляется в районе рта и носа, поражает дыхательные пути и распространяется на горло, грудь и дальше. Ее описал Плиний в двадцать шестой книге своей «Естественной истории» еще в первом веке новой эры… Видите ли, один из наших командиров изучал в университете классические языки и литературу… – Врач внимательно осмотрел извлеченные из носа кончики платка и нахмурился. – Но это еще ничего не значит. А вдруг в первом веке нашей эры в Риме упал метеорит с Марса? Или финикийцы привезли эту болезнь на кораблях из Антарктиды?
– Финикийцы не плавали в Антарктиду, а к первому веку нашей эры их вообще не осталось.
– Наш ученый командир рассказывал о финикийце по имени Ганнон, который решил оплыть вокруг Африки. Кажется, он доплыл до самого Камеруна… – Врач теребил носовой платок в руках. – Как здесь пыльно…
Шассиньит? Метеорит? Гелигнит? Москитол-Клещевит!.. В этот момент я все понял, но мне и в голову не пришло рассказать об этом флотскому врачу.
Что же мне делать?! С кем же поделиться моей догадкой?!
– Ты не имеешь права приказывать нам покинуть этот корабль, Скотт! Здесь еще могут быть живые люди! Они же погибнут!
Закутанные в арктическое снаряжение, мы стояли вчетвером в огромном салоне среди бесконечных столов, накрытых для роскошного ужина.
– Здесь есть живые люди, – кивнул я. – Это мы. И мы погибнем, если останемся.
Йорген покачал головой:
– Я понимаю – как врач ты отвечаешь за нашу безопасность. Но, скорее всего, нам ничего не грозит. Когда здесь произошло несчастье, на корабле было гораздо теплее. Пассажиры и экипаж были беспечны. Они не знали, что среди них появился вирус. А мы отдаем себе отчет в опасности и можем принять меры предосторожности.
– Пассажиры и экипаж боролись за свою жизнь, – сказал я, показывая на термостат на переборке. – Они понизили температуру на всем корабле, чтобы остановить распространение заболевания, но все напрасно. Этот вирус не боится мороза.
Один из двоих датчан в нашей экспедиции, прозванный «Педерсен-через-Дэ», потому что был еще «Петерсен-через-Тэ», не выдержал и взорвался:
– Выходит, мы бросим умирать тех, кто здесь еще может быть жив?! Почему?! Потому что ты боишься за нас?! Или потому что трясешься за свою шкуру?!
– Послушай, Дэ, мы нашли в корабельном лазарете трупы людей, которым пробовали давать все лекарства, имеющиеся в распоряжении современной медицины. А на «Фраме» у нас есть средства от простуды, головной боли, обморожения и самые примитивные антибиотики. Вот и все! Нельзя занести этот вирус на «Фрам».
– Думаешь, это вирус? – Датчанин ткнул пальцем в сторону трупа. – А ведь это могли сделать острым ножом. Или скальпелем.
– Нет. Мне приходилось работать со скальпелем. Посмотрите в лупу. На лице у девочки не поврежден ни один даже самый маленький сосуд. Так может работать только самый выдающийся хирург в мире… Судя по всему, здесь действовал микроорганизм. Может, это что-то вроде некротического фасцита второго типа. Не знаю…
– Тем более нам надо остаться здесь! – воскликнул Педерсен-через-Дэ, сверкая глазами. – Если этот вирус так опасен, мы не можем возвращаться на «Фрам»!
– Ты сошел с ума! – вмешался Йорген. – Хочешь лишить экспедицию пяти человек? Без нас остальным не добраться до Полюса!
Я глубоко вздохнул, печально покосился на труп и развел руками:
