Проблемы начинались потом, когда выяснялась, что лучи обманчивы, и ничего, кроме этой эфемерной субстанции Серега давать своей новой подруге не намерен.
Но Алексей был совсем не таков и хорошо осознавал это. Если он к чему и располагал, то, скорее к доверительности, к дружбе, а вовсе не к страсти. У него была тьма-тьмущая таких подружек, чужих жен и любовниц, приходивших плакаться в его жилетку и твердивших о его замечательной душе. Если дамы иногда и покушались на его тело, то, в основном, ведомые желанием отомстить своим мужьям или любовникам, — как раз из той разновидности, к которой принадлежал Серега, — и немного забыться. «Ты такой славный», — говорили они с некоторым сожалением, многозначительно беря его руку и заглядывая в глаза, но Кис слышал недосказанное: «… вот только я почему-то люблю не тебя, а моего мерзавца…»
Таких далеко заходящих утешительных акций Алексей, как правило, избегал и деликатно спроваживал подружек обратно к их мужчинам.
Была, разумеется, и другая категория — у какого холостяка ее нет! — одиноких женщин, пытавшихся устроить свою личную жизнь. Но Алексей свою личную жизнь устраивать не собирался: развод напрочь отбил охоту. Жена, как оказалось, изменяла с его лучшим другом, и при этом оба честно смотрели Алексею в глаза в течение почти года… Обида давно прошла, но с тех пор ряды его друзей сильно поубавились, а на женщин в качестве жен развилась стойкая аллергия. К тому же, он чувствовал: одинокие дамы желали приобрести мужа. Не его, Алексея Кисанова, — а просто заполнить пустующую вакансию мужа, кем бы он ни оказался.
Александра… Каким-то невероятным образом вышло так, что она, самая желанная и самая недоступная, неожиданно оказалась первой и единственной в его жизни женщиной, которая хотела именно его. О чем она ему прямо так и заявила, — Александра считала, что слово «хочу» всегда говорит правду, а слово «люблю» — всегда лжет…
Сначала он ей не поверил. Он отказался. Он слишком привык к роли палочки-выручалочки, которую ему навязывали, когда другого мужика, которого действительно хотят, почему-либо под рукой нет. Потом сдал позиции, — не потому, что поверил, а потому что любил. И вот тогда-то он понял, что она сказала правду…
То, что у них было, не могло называться словом «секс», оно было слишком ничтожно, это слово, слишком примитивно; то, что у них было, не могло называться словом «любовь» — Александра ввела цензуру на это слово, она слову не верила.
То, что у них было, не имело названия. И оттого было еще прекрасней…
… Так какого черта эта девчонка к нему пристает?
Утро встретило Киса неожиданностью: на стуле возле его кровати лежала тройка новых мужских трусов, — не так давно Александра подарила ему точно такие, они назывались «боксер». Это были трусы- шортики в обтяжку, («в обнимку», — говорила Саша) черного, серого и темно-синего цвета. Более того, под трусами оказалась еще и упаковка импортных носков.
— Это вам, — улыбнулась ему Майя, явившись отстегивать наручник.
Кис было вскинулся, — что, мол, за подарки такие интимные, он их принимать не собирается! — как Майя добавила: «Не можете же вы ходить в одном и том же белье все время!», — и его аргумент испарился сам собой. Он только буркнул: «Спасибо за предусмотрительность. Можете в таком случае и костюмчик новый купить. С ботинками.»
Наскоро позавтракав кофе с бутербродом, Алексей спустился с Веней в компьютеру.
Веня, проделав ряд неуловимых в своей быстроте манипуляций, вышел на какой-то скромный, блеклый англоязычный сайт. На Венин адрес пришло несколько писем, среди них ответ от Александры:
«Надо понимать, что тебя охраняет свирепый отряд бандитов с автоматами, — иначе ты был бы уже дома».
Кис не понял его интонацию. То есть, он, конечно, почуял упрек и сухость тона, но вот чего он не понял — так это почему. Александра всегда была столь невозмутима, она никогда ни в чем его не упрекала, это было просто не из ее арсенала…
'Сашенька, прости, не могу написать ничего конкретного, мои послания прочитываются. Поверь, никакой опасности для меня нет, но я пока не могу вернуться. Я должен разобраться в этой истории… '
Вот наказание! Слова все какие-то фальшивые… Но как объяснить Саше, что азарт захлестнул его с головой? Как объяснить ей то состояние, которое Ванька называл «Кис в сапогах», — когда семимильные сапоги сами несут его в направлении загадок, и он уже не властен над собой, он уже сладострастно вгрызается зубами в сочную плоть тайны и не сможет остановиться, пока не оглодает ее до скелета простой и ясной схемы преступления?
«…но для этого мне нужна твоя помощь в передаче информации. Думаю, что ты уже встречалась с Петровичем и можешь мне пересказать, что у него есть в загашнике. Ему скажи, что все путем, пусть не дергается. Надеюсь, что я тоже сумею принести ему кое-что в зубах. Жду, целую, скучаю…»
Алексей позвал Веню, который тут же отправил письмо. Ответ от Саши пришел невероятно быстро, как будто она сидела у компьютера и ждала его послания. Он гласил «Стокгольмский синдром»?
— Что это? — спросил Веня. — Шифр?
— Не знаю, — честно ответил Алексей.
— Если это шифр, то я перекрою вашу переписку, — сурово заявил Веня.
— Да ради бога, — раздраженно откликнулся детектив, — я вам в сыщики не набивался!
Компьютер снова пикнул, сообщая о получении письма, и на этот раз текст его гласил:
«Не обращай внимания, Алеша, я просто неудачно пошутила. За меня не волнуйся, я вовсе не беспокоюсь, ты знаешь, что я всегда с уважением отношусь к твоим делам, и раз ты находишься до сих пор вместе с этой девушкой, — значит так нужно. Вот тебе все, что к данному моменту удалось узнать…»
Далее шла информация, которую Саша получила от Сереги. Цензор и цербер Веня милостиво согласился распечатать текст, и Кис, забрав его с собой, направился к себе в комнату, чтобы перечитать и вдуматься в каждую строчку.
А Вениамин, как только детектив покинул подвальный кабинет, вышел на интернет и набрал словосочетание «Стокгольмский синдром». После чего он распечатал найденный текст и понес его Майе.
Майя, прочитав, загадочно улыбнулась.
Ее улыбке могла бы позавидовать сама Мона Лиза.
Кис был доволен: не подвела его интуиция! Соврала девчонка, соврала. Мужа ее застрелили из Макарова, который она унесла с места убийства, подобрав с ковра; однако на телевидение явилась с Вальтером. И проскочила через металлодетектор. Желающих доказать, что все это случайно, просим пройти вперед. Да только напрасный труд, все яснее ясного: акция была запланированной и продуманной. Если бы и впрямь сдуру, с истерики, — девчонка поперлась бы с Макаровым прямо в объятия умного аппарата. Ан нет, — она знала, что с Макаровым на телевидение не пройти, и явилась с другим пистолетом. Как его протащила — другой вопрос. Или не протащила, а заранее припрятала его где-то в недрах Останкина. Может, даже у той самой подруги Ситниковой, в редакторском столе…
Что ж, отлично: теперь ему есть, о чем поговорить с Майей.
Алексей позвал ее через окно: Майя паслась у грядки с клубникой, выставив хорошенький задик, обтянутый в простые джинсовые шорты (впрочем, «простые» шорты стоили явно непростых денег) — должно быть, одна из вчерашних Вениных покупок. Золотистые волосы были собраны в два пышных хвоста по бокам, легкая короткая маечка на бретельках, по размеру похожая больше на лифчик, прикрывала верх. Впрочем, шорты тоже больше напоминали трусы, чем верхнюю одежду, открывая нижние полукружья ягодиц. Услышав Алексея, она распрямилась и лучезарно улыбнулась: «Клубники хотите?»
— Хочу, — буркнул Алексей, глядя на ее измазанные красным соком губы. Интересно, она нарочно выставила попку в сторону окна? Или просто увлеклась сбором клубники?
