— Уж знаю, — фыркнула Алена, предположив про себя, что Майка, может, и впрямь размечталась, что Усачев тоже «перед красивой женщиной дрогнет» и ее в передачу пригласит. Раз уж Майка статьи в дамском журнале принялась писать, — значит, ей окончательно наскучило безделье. И самолюбие загрызло. А телевидение-то и для веселья, и для самолюбия — развлечение покруче, чем тоненькие еженедельные издания для домохозяек… Хотя она тут что-то говорила о разоблачениях на самом верху, которые она, якобы, готовит… Придумала небось, мифоманка! Впрочем, никогда не знаешь, какие мысли могут порхать в золотой стрекозиной головке.
— Майчик, мне пора, а то меня, небось, уже ищут. — Алена вознеслась на всю высоту своего роста, перекинула волосы за плечи, сумку на плечо, одернула тугой пиджак и двинулась к выходу. Майя семенила рядом, словно дитя, не поспевающее за деловитой мамой. — Приходи на следующей недельке, — говорила Алена, шагая, — я тебе пропуск закажу, скажешь, на какой день. С этой чертовой работой только в рабочее время и можно повидаться с подружками…
В холле у лифтов они распрощались. Алена поднялась на шестой этаж, Майя танцующей походкой направилась к выходу, небрежно сунув постовому подписанный пропуск, мельком с привычным удовлетворением отметив заблестевший в мужских глазах интерес…
… Вот этот-то всплывший в памяти разговор и заставил Алену вдруг похолодеть: Усачев как раз сейчас был в эфире, а ну как бедовая Майка и впрямь решила в передаче поучаствовать? Она испугалась не на шутку, — ведь потом легко выяснится, кто Дюймовочке пропуск заказывал, и, случись что, Алена будет виновата!
Алена резко вскочила в подъехавший как раз лифт, нажала кнопку второго этажа, на котором находились студии, и холодок в ее животе сгустился.
… Майя вышла на третьем, где располагались аппаратные. В коридор вела кодовая дверь, у всех сотрудников, имеющих допуск, был магнитный ключ, но Майя знала, что обычно сотрудникам лень без конца открывать эту дверь и они — о, человеческая халатность, неистребимая и вечная! — просто прикрывали ее, не защелкивая.
Она оказалась права: дверь всего лишь прикрыта. По тихому ворсистому коридору, вбирающему звуки, она двинулась к нужной аппаратной — любопытная Майя столько раз бывала здесь с Аленой, что теперь ориентировалась безошибочно.
Она потянула на себя дверь и окинула беглым взглядом человек пять, сидящих у многоцветного сияющего пульта с мониторами — режиссер, ассистент, техники. Позади был еще один пульт, отделенный стеклянной перегородкой, — Майя знала, что на нем работают звуковики. А впереди находилась огромная стеклянная стена, за которой внизу была видна студия. Она поняла, что не ошиблась дверью: на мониторах и за стеклом внизу, на ярко освещенной площадке, торчали Дмитрий Усачев, ведущий, и Алексей Кисанов, частный детектив и гость передачи.
Почти никто не повернулся в ее сторону. А те кто повернулись, тут же уставились обратно на мониторы: мало ли кто тут шастает, то ли ищет кого, то ли случайно заглянул.
Но когда Майя шагнула в аппаратную и рванула к лестнице, ведущей вниз, в студию, вслед ей закричали: «Девушка, куда вы, туда нельзя!» Но Майя не повернула и головы, она сбежала по лесенке вниз, обогнула какую-то декорацию и увидела залитую светом выгородку, окруженную камерами и осветительными приборами.
За стеклянным треугольным столом сидели на высоких, как в барах, табуретках, тоже стеклянных, Усачев и Кисанов. Это выглядело довольно странно: толстый Усачев благополучно облепил телесами прозрачный табурет, тогда как Кисанов словно парил в воздухе…
… Поза была довольно странной, неудобной. Алексей видел себя на мониторе: он словно завис в воздухе, по-дурацки поджав под себя ноги, опирающиеся на невидимую перекладину. Мелькнула мысль, что так задумано хитрым Усачевым неспроста: он намеренно вызывал у своих гостей чувство дискомфорта, чтобы было проще выбить их из привычного самоощущения и неожиданно спровоцировать. Под лучами софитов было невыносимо жарко, хотелось вытащить платок и обтереть лицо, но он стеснялся сделать это перед камерами, и оттого еще больше злился на Усачева.
Тот уже заканчивал свою «лисью песенку», и Кис только удивлялся, откуда тот информацию накопал о подробностях дел, которые Алексей расследовал. Впрочем, особо долго ломать голову не приходилось, ибо существовало только три возможных варианта: рассказать о чужих секретах известному ведущему мог либо он сам, Алексей, либо его клиенты, либо кто-то с Петровки, с которой Алексей регулярно сотрудничал, обмениваясь информацией в расследованиях. Поскольку первое и второе легко и уверенно исключалось — сам Алексей доверенные ему тайны хранил, как несгораемый сейф, а уж его клиенты тем более, — то оставалось третье: у Усачева должны быть информаторы в милицейских кругах.
Усачев, явно довольный собой, рассказывал доверительно и задушевно в объектив камеры о том, как Алексей Кисанов, настоящий герой, — «которого теперь оценит по заслугам вся страна и к которому, без сомнения, теперь толпами повалят все потенциальные клиенты», — ловко раскрывал сложнейшие дела. В то время как бесполезная и прогнившая организация под названием милиция, на содержание которой честные налогоплательщики отрывают от кровного семейного бюджета кусок, — не в состоянии обеспечить гражданам ни защиты от преступников, ни их поимки! Напротив, эта насквозь коррумпированная организация уже давно превратилось в превосходное орудие защиты бандитов — от честных граждан и от правосудия!..
Алексей легонько кивал головой, как бы соглашаясь, в такт речам ведущего. И когда Усачов, уверенный в том, что жертва схвачена надежно и уже рыпаться не будет, предоставил ему слово, Алексей проговорил с любезной улыбкой: «Вы тут меня почти задушили комплиментами… У меня для вас есть ответный: вы потрясающе осведомлены. Информация об этих делах является строго секретной, — совершенно не представляю, как вы могли ее раскопать?» — и с простодушным видом уставился на Усачева.
Ведущий расплылся.
— У меня есть свои маленькие профессиональные тайны. Предмет журналистики — это информация. Кто-то производит йогурты, кто-то — машины. Основной товар, который журналистика предлагает потребителю — это информация, и мы, журналисты, делаем все, чтобы людей этим товаром обеспечить, то есть, его добыть…
— И выгодно продать, — закончил за него Кис. — Не буду спрашивать о ваших доходах, но всем известно, что заработки телевизионных ведущих выходят за пределы воображения… Разумеется, вы можете потратить часть ваших заработков на покупку информации? Или в бюджете передачи предусмотрена специальная статья расходов? Поскольку я вам о своих расследованиях не рассказывал, а мои клиенты тем более, то следует предположить, что вы оплачиваете услуги кого-то из милицейских работников в обмен на информацию… Правильно?
— У меня там друзья, это естественно… — Усачев осторожно кивнул, не понимая, куда клонит Алексей.
— … Которым вы платите за информацию, — закончил за него Алексей. — То есть, вы по существу один из тех деятелей, которые коррумпируют милицию, — сообщил задушевно Алексей, послав улыбку в камеру для Александры.
— Что вы, вовсе нет! — спохватился Усачев. — Это вовсе не является коррупцией, это святая святых, это информация, каждый гражданин демократической страны имеет право на информацию, оно гарантировано конституцией…
— Вы приходите к человеку, — перебил его Алексей, — который получает в месяц, в лучшем случае, сумму, которую вы имеете за один день. И вы легко подкупаете его, для того, чтобы он, в нарушение всех инструкций и просто этики, выдал вам секретные сведения, — после чего вы их разглашаете на всю страну, зарабатывая популярность. Если это, по-вашему, не коррупция, если это в порядке вещей, — то будемте снисходительны и к бандитам: они тоже покупают «информацию» о ходе расследования их грязных дел, — что позволяет им опережать действия милиции и вовремя заметать следы. Это вполне вписывается в ваш подход к вопросу, верно? У бандитов тоже в милиции «друзья», — точно, как у вас. И друзья им помогают,
