— Куда это ты собралась, моя маленькая? В Москву?
Аля отступила назад.
— И что ты там будешь делать, в Москве? Куда ты пойдешь? В этот раз, небось, не успела квартирку снять, а, малышка? — слащаво сюсюкал он, но глаза его угрожали. — Побудь со мной немножко, детка, тебе все равно торопиться некуда, никто тебя не ждет, раз ты старичка своего бросила, никто тебя не ищет…
Забравшись к ней на чердак, Филипп аккуратно прикрыл дверцу люка за собой. Алина отступила к окну.
— А мы ведь с тобой четыре года не виделись, не так ли? Даже побольше будет, а?
И он вдруг резко сменил тон: «Соскучилась по мне? Ну, отвечай, соскучилась?»
Он схватил ее за руку, дернул резко на себя, и Аля с размаху прижалась к нему всем телом.
Она замерла. Знакомый запах его тела, который всегда вызывал в ней желание. Или — тело вызывало в ней желание, а запах был спутник, знак этого желания? Или — эта властная манера брать ее в свои объятия, вжимать свое тело в нее…
Нет, она его больше не любила. Нет-нет, не любила нисколько. Но сексуальная сторона их отношений, надо признать…
— Эй, ты что там, заснула, что ли? — Филипп выпустил ее из рук и заглянул, наклонившись, ей в лицо.
— Мне плохо, — жалобно сказала она. — У меня голова раскалывается!
— Пройдет. Звони и домой пойдешь.
— Мы уже обо всем договорились! Ведь нет никакого смысла звонить!
— Есть смысл. Позвонишь, как договаривались, с тем же текстом.
— Какой смысл? Я не понимаю, объясни!
Аля пыталась потянуть время, что-то придумать, чтобы уклониться от звонка — не будет же она, в самом деле, просить деньги у Алекса; а пребывание с Филиппом наедине следовало всеми средствами занять чем-то отвлекающим — иначе он примется выяснять с ней отношения, а это может далеко его завести…
Все эти соображения промелькнули в ее голове разом и она прослушала объяснения Филиппа.
Он, однако, уже замолк и теперь стоял перед ней в угрожающей позе и ждал ее ответа. Надо было что-то сказать…
— Все равно я ему сейчас звонить не буду, — сказала, позевывая, Аля.
— Это почему еще?
— Он на работе.
— Ну и что?
— А зачем панику разводить? Представь — а вдруг у него кто-то в кабинете есть? — вдохновенно сочиняла отговорки Аля. — Как только я скажу про полмиллиона долларов, так все по его лицу сразу поймут, что что-то случилось, какая-то темная история, шантаж… Жена шантажирует мужа — значит есть причины!
И скандал разгорится сам собой. С какой тогда стати он будет давать деньги?
Шантажировать надо в секрете!
— А ты спроси сначала, один ли он.
— Ну пойми же, Филипп, я ведь ему оставила письмо, что ухожу от него! И вдруг звоню и прошу денег. Да еще каких денег нешуточных! Да еще угрожаю! Поставь себя на место Алекса! Он ведь разорется так, что все сотрудники прибегут во главе с секретаршей!
Аля схитрила, очень сильно схитрила. Алекс не кричал никогда. Когда он сердился, голос его становился жестким и холодным, даже надменным, и он в таких случаях говорил внятно и раздельно, чеканя каждое слово. И, разумеется, никакие секретарши и сотрудники не могли его услышать через обитую дверь.
Хитрость же Алины состояла в том, что она призвала Филиппа поставить себя на место Алекса. Это был беспроигрышный вариант: Филипп заводился резко, с места в карьер; тогда он не только кричал — он впадал в бешенство. Он мог ударить, избить, он не просто мог, но и хотел сделать больно… А уж если представить себе его реакцию на звонок женщины, которая его только что бросила… Аля поежилась.
Зато, поставив себя на место Алекса, Филипп будет судить по себе и убедится, что звонить Алексу на работу — было бы крайне неосторожно с их стороны.
Филипп смотрел на нее, пытаясь понять, блеф это или нет. Во всем, что касалось «поставить себя на место другого», его воображение было крайне скудным, и к его услугам он прибегал весьма редко, но сейчас, после Алиных слов, вся сцена так живо нарисовалась ему, что он почувствовал, как кровь начала приливать к лицу. Он бы с такой сукой, которая его бросила да еще денег требует, он бы с ней… Убил бы! Сорвал бы злость на телефоне, на секретарше, на всех и всем, что могло подвернуться под руку; он выкрикивал бы ругательства, он бы возмущался, изрыгая проклятия!.. И, действительно, все тут же поняли бы, в чем дело. Что верно, то верно: скандалом не грозят, устраивая скандал…
Филипп сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, с трудом подавляя поднимавшееся бешенство.
Он посмотрел на Алю. Вид ее был спокоен, на лице осталось выражение ленивой рассудительности, с которым она ждала ответа от Филиппа. Что ж, с одной стороны, ее логика казалась убедительной. С другой стороны, что-то Аля слишком покладистой выглядит, об их интересах заботится.
— И когда ты ему позвонишь? — спросил он осторожно.
— Часов в восемь, домой.
— Поздно слишком.
— Он всегда так приходит!
— Банки закроются!
— Еще завтра день есть. Перевести деньги — это дело пяти минут.
Филипп явно не знал, какое решение принять. Предоставив его сомнениям, Аля подошла к окну и выглянула. День едва начал клониться к вечеру.
Крыши утопали в зелени, где-то вдалеке неслышно журчали машины по узкой ленте дороги — пейзаж мирный и ясный. Только почему она была здесь, в этом незнакомом ей дачном поселке, названия которого она даже не знала? Это было так странно, так не похоже на реальность, словно она потеряла себя в темноте кинозала, где в ослепительном сиянии и правдоподобии экрана разворачивалась и вовлекала в себя иная, выдуманная жизнь… Но в кинотеатре можно было небольшим усилием сознания разъединить себя с экраном, обнаружить себя в уютном кресле темного зала, нащупать и разглядеть свои руки и колени, своих соседей по ряду и успокоиться: вот он ты, на месте. А здесь, в этом брызжущем июньском свете, в этом реальном жарком дыхании ветра, влетавшего мимоходом в окно, в этой незнакомой комнате, среди персонажей-призраков, которых она вычеркнула из своей жизни четыре года тому назад, — разворачивалась история невыдуманная, хоть и не правдоподобная, как кино; и, как ни странно, в самом деле с ее участием, словно она переступила порог экрана и не может найти дорогу обратно, и забыла магическое заклинание…
Окно было действительно высоко. «Может, связать простыни и спуститься, как это в кино делают?» — подумала Аля. — «Бред. Я же не каскадер киношный. Ничего они мне не сделают. Не буду звонить, и все.»
— Хорошо, — сказал Филипп. — Я Марго скажу. Пусть она решает.
— Как хочешь.
— Возле умывальника есть аптечка. Может, там что-нибудь найдется от головной боли?
— Пойду посмотрю.
Голова у нее уже не болела нисколько, но все годилось, чтобы как-то занять время, чтобы минное поле не взорвалось. Поторчав некоторое время у аптечного шкафчика, она вернулась в комнату.
— Нашла?
