— Требовал.
— А ты?
— Сначала отказалась. А когда он принес утюг…
— Утюг? Он тебя пытал утюгом?!
Алине показалось, что глаза его стали совсем белыми.
Светлыми-светлыми, с сузившимися волчьими зрачками.
У нее свело колени от неясного ужаса.
— Да… — пролепетала она. — То есть, на самом деле, нет… Он сделал вид, что нагревает его. Я не знала, что утюг холодный… И согласилась.
— И ты позвонила?
— Нет.
— Почему? — требовательно произнес Филипп.
— Я не буду звонить, Филипп. Отпусти меня. Пожалуйста… — с тихой, безнадежной мольбой проговорила Алина.
— Я не о том… Почему ты не позвонила, если согласилась? — Филипп снова говорил тихо и невыразительно, но теперь Аля отчетливо услышала, как в этом белом, ватном тумане шока вздымалась волна бесконечной, всеразрушающей ярости.
— Он не дал мне телефон, — старательно пояснила она, боясь, что попадет «из огня да в полымя». Что такое ярость Филиппа, ей было хорошо известно. — Не знаю почему, но когда я сказала «согласна», он попытался меня изнасиловать…
— Понятно. Это Марго.
Алина не поняла, при чем здесь Марго, но промолчала, не смея спросить. Филипп смотрел в сторону, что-то обдумывая. Наконец, он повернулся к ней и произнес с неожиданной легкостью, пожалуй даже несколько развязной веселостью, в которой слышалось облегчение, причины которого были Алине неведомы:
— Мы с ней договорились, что это говно твой секретарь тебя припугнет как следует, ударит разок-другой… Он, вонючка, вишь ли, обижен твоим невниманием, так у него руки чешутся! Я на это согласился. Но у него в другом месте чешется, выходит… А она, значит, Маргошечка, ему карты в руки дала, чтобы он с тобой разборки на свой лад устраивал! Ладно, я это сам улажу. Поди наверх.
И закройся там на ключ. Держи.
Филипп с улыбкой — все той же легкой, почти веселой улыбкой, протянул ей ключ от чердака.
Стараясь не смотреть на труп Георгия, Алина направилась к лестнице.
Нехорошее предчувствие холодило ей спину. Заперев люк, Алина уселась в полном оцепенении, бессмысленно крутя ключ в руках…
Она слышала, как внизу Филипп размашисто мерил шагами гостиную.
Потом что-то делал, скрипя стулом. Потом снова шагал.
Спустя какое-то время раздался звонок телефона.
— Нет, это не Георгий. Да, я. Что значит — «смылся»? — говорил в трубку Филипп все с той же странной легкой веселостью. — Я просто поехал проверить, как тут дела. Мне этот секретарь доверия не внушает. Он? Да тут он, куда ж ему деться? Нет, он к телефону подходить не хочет… Ему, видишь ли, стыдно: он с поручением не справился. Не позвонила она никуда! И не будет звонить! Да, бил, у нее все лицо в кровоподтеках. И не только бил, еще и утюгом пытал. Вот так, — утюгом! Ну он же козел, зря ты его позвала!.. Да она из себя партизанку строит! Я ж тебе говорил: ты ее не знаешь, Марго. Она сильно изменилась за последнее время…
Аля, слушая Филиппа, никак не могла понять, что он затеял. Он говорил не правду, и ему это было зачем-то нужно. Только зачем?
— Что делать, что делать! Возвращайтесь сюда, и будем звонить сами, другого выхода нет. С дороги? Почему? А-а, правильно, из автомата не засекут Давайте, мы вас тут с Георгием ждем… Как ты сказала?
«Убрать»? Ну, Антон, он же у нас умный, всегда дельные вещи предлагает… Нет, я серьезно! Вы, главное, приезжайте поскорей, а что с ней делать и как, обсудим потом. Надо будет — уберем, чего нам стоит!…
За пятнадцать минут Кис выкурил три сигареты, прикуривая их одну от другой, впиваясь глазами в дверь клуба каждый раз, когда она открывалась. Ему казалось, что сейчас из нее выкинут побитого Мурашова На исходе двенадцатой минуты дверь открылась и на пороге оказался Мурашов и еще какой-то невысокий, наголо бритый, крепкий парень, с которым Алекс расцеловался почти нежно. «И еще раз спасибо!» — бархатно пророкотал он, покидая клуб.
«Уф!» — отлегло на сердце у Киса.
— Ну как? — кинулся он навстречу Александру.
Тот протянул ему листок. На листке был адрес и даже план.
— Он бывал на даче родителей Гены. Но при всем при том он не постоянный дружок Гены, обошлось без сцен ревности.
— Слава Богу, считайте повезло.
— Пришлось пожертвовать моим номером телефона.
— Да? Легко отделались.
— Особенно если учесть, что я ему не свой номер дал.
Кис улыбнулся.
— У вас разнообразные таланты, скажу я вам. Спасибо.
— Не за что. Я для себя сделал. Моя жена ведь.
— Зато моя работа. Но я бы не смог. У меня нет таких бархатных глаз, как у вас, и такого бархатного голоса — тоже нет.
— Да что ты, Лешенька, я тебе нравлюсь, да?
Оба засмеялись.
— Поехал я, — сказал Кис.
— Я с вами.
— Нет.
— Я что по-вашему, только на роль геев гожусь? — искоса глянул на него Мурашов.
— Дело не в этом. Я не имею права рисковать вами. Для меня это работа, профессия, у меня на риск лицензия есть. А у вас — нет.
— Кончайте, Кисанов, я еду за вами на своей машине. Только подождите минуту, Георгия предупрежу.
Глядя на спину Мурашова, колдующего над своим сотовым, Кис колебался. Он мог уехать сейчас, пока Мурашов звонил, и таким образом оторваться от него… Кис взялся за дверцу своей машины.
Все, однако, решилось само собой. Мурашов, прижав трубку ухом к плечу, удивленно произнес:
— Странно… Георгий не подходит.
«Черт его знает, какие темные делишки творит эта темная личность в отсутствие хозяина! — подумал Кис. — Держу пари, что в один прекрасный день он преподнесет сюрприз Мурашову!»
— Спит? — сказал он вслух.
— Видимо… Где ж ему еще быть? Погодите, прослушаю свой автоответчик.
Снова Алекс сосредоточился над телефоном. Внезапно он уцепился за рукав детектива и заговорил:
— Послушайте, послушайте! Мне оставили запись на автоответчике!
Мужчина! Незнакомый! Сказал, что перезвонит через полчаса! У него есть информация о моей жене! Это, наверное, от них, от похитителей!
Кис выхватил телефон у Алекса и вслушался в глуховатый и простоватый мужской голос с хохляцким говорком.
